На мгновение он задержал на пей свой взгляд, а затем снова поманил, сделав знак бледным, как кость, пальцем. Стоило ей войти, он поднес свечу прямо к ее лицу и принялся смотреть на нее глазами, которые если и не говорили о сумасшествии, то в свидетели нормальности своего хозяина не годились вовсе. Казалось, он разглядывает ее, хрюкая и кивая время от времени.
- Сюда.
Больше он не произнес ни слова.
Она отправилась вслед за ним по длинному коридору. Пламя свечи отбрасывало на них обоих причудливые тени, в этом свете все плясало и прыгало: и напольные часы, и кресла на тонких ножках, и резной стол. Старик нащупал связку ключей и отпер дверь в стене под лестницей. Из темноты повеяло плесенью, грязью и запустением.
- Куда мы направляемся?
Он кивнул, словно не понял вопроса, а затем сказал:
- Кое-кто и есть тот, кто он есть. А кое-кто вовсе не тот, кем кажется. Хорошенько запомни мои слова, дочь Губерта Ирншоу. Ты меня понимаешь?
Амелия покачала головой. Старик, не оглядываясь, стал спускаться по лестнице. Она последовала за ним.
III
В другом, несравненно более далеком месте юноша швырнул перо на манускрипт, отчего бумага и стол покрылись чернильными пятнами.
- Ничего хорошего, - произнес он уныло и ткнул в чернильное пятно своим тонким указательным пальцем, размазал по столу и вдруг ненароком потер переносицу, замарав лицо остатками чернил.
- Ничего, сэр? - Дворецкий вошел совсем бесшумно.
- Опять началось, Тумбс, юмор находит себе выход. Пародия так и шепчет из каждого угла. Как будто я пытаюсь глумиться над литературой и высмеиваю не только себя, но и сам смысл писательства.
Дворецкий уставился на хозяина, не моргнув и глазом:
- Мне кажется, юмор в большом почете в определенных кругах, сэр.
Юноша обхватил голову руками, в задумчивости принялся потирать себе лоб и вздохнул:
- Не в том дело, Тумбс. Я пытаюсь отобразить срез жизни, представить мир таким, какой он есть, во всех подробностях, показать человеческие слабости. А вместо этого я пишу, потакая своему желанию школярски высмеивать недостатки своих собратьев. У меня ведь не так много шуток. - Он размазал чернила по всему лицу. - Совсем немного.
Из запретной комнаты на самом верху раздался зловещий завывающий крик, который разнесся эхом по всему дому. Молодой человек вздохнул:
- Ты бы покормил тетушку Агату, Тумбс.
- Так и сделаю, сэр.
Юноша взял перо и почесал его острым концом у себя за ухом.
Перед ним в полумраке висел портрет его прапрадедушки. Нарисованные глаза были вырезаны с особой аккуратностью еще в стародавние времена. И вот сейчас из глазниц картины прямо на писателя смотрели настоящие зрачки. В этих зрачках полыхала золотая искра. Если бы юноша обернулся и заметил происходящее, наверное, ему бы показалось, будто огромная кошка или хищная птица уставилась на него прямо из картины. Главное, такие глаза не могли принадлежать человеку. Юноша и не попытался сделать над собой усилие. Напротив, он, как и следовало ожидать, достал чистый лист бумаги, окунул перо в стеклянную чернильницу и принялся писать.
IV
- Так… - произнес старик, поставив черную сальную свечу на крышку фисгармонии. - Он - наш повелитель, а мы - его невольники, хотя сами-то мы и притворяемся, что это вовсе не так. Но приходит положенное время, он требует, он жаждет, и мы обязаны, нам приходится приносить ему то, что нужно… - Старик содрогнулся, сделал глубокий вдох и закончил: - Что ему нужно.
Распростертые, словно крылья летучей мыши, занавеси затрепетали в пустом оконном проеме - буря подошла совсем близко. Амелия прижала к груди кружевной платок с вышитой монограммой ее отца.
- А врата? - спросила она шепотом.
- Они были заперты еще во времена твоего предка, и перед тем, как исчезнуть, он заповедал, чтобы так было всегда. Но есть подземные ходы, по которым, говорят, можно выбраться из старого подземелья на кладбище.
- А первая жена сэра Фредерика?.. Он с сожалением покачал головой:
- Безнадежна. Сошла с ума. И на клавесине играет так себе. Он изобразил дело так, будто она умерла. Некоторые даже поверили.
Она повторила про себя последние три слова. Потом подняла голову и посмотрела на него с новой надеждой.
- А что же я? Теперь мне известно, почему я оказалась здесь, - и что вы прикажете мне делать?
Он огляделся, обвел взором пустую комнату.
- Бегите отсюда, мисс Ирншоу. Бегите, пока еще есть время, спасайте свою жизнь, свою бессмертную… а-а-ах…
- Что…
Но слова еще не слетели с ее губ, как старик свалился на пол. Из его затылка торчала серебряная стрела, выпущенная из самострела.
- Мертв, - потрясенно промолвила она.
- Именно, - подтвердил жестокий голос из дальнего угла комнаты. - Но он умер задолго до сегодняшнего дня, девушка. На мой взгляд, он пробыл мертвым уже чудовищно долгое время.
Прямо у нее на глазах тело начало разлагаться. Плоть превратилась в слизь, стала гнить и сочиться, оседать и расползаться, обнажая кости, немедленно распадающиеся в пыль. Наконец на месте старика образовалась большая вонючая лужа. Амелия подошла поближе окунула палец в ядовитую гадость, поднесла его ко рту и облизала, скорчив гримасу.
- Сэр, кто бы вы ни были, но, на мой взгляд, в данном случае вы абсолютно правы. Он пробыл мертвым не менее сотни лет.
V
- Я изо всех сил стараюсь, - делился юноша с горничной, - написать роман, в котором жизнь будет представлена как она есть, отражена до мельчайших деталей. И что же на деле - мое перо производит на свет жалкую, ничтожную насмешку. Как мне быть? А, Этель? Что же мне делать?
- Где уж мне знать, сэр, - ответила горничная, юная и миловидная, оказавшаяся в этом большом доме всего несколько недель назад, причем при весьма загадочных обстоятельствах.
Она принялась раздувать меха, отчего пламя вспыхнуло белым светом.
- Это все?
- Да. Нет. Да. Ты можешь идти, Этель.
Девушка подхватила пустую корзину из-под угля и медленным шагом отправилась в другой угол гостиной. Юноша не торопился возвращаться за письменный стол. Вместо этого он в размышлении стоял у огня, рассматривая человеческий череп на каминной полке и два скрещенных меча, что висели на стене - прямо над ним. В камине развалился надвое большой кусок угля, огонь затрещал и зашипел.
Позади послышались шаги. Юноша обернулся:
- Ты?
В подошедшего можно было смотреться, как в зеркало. Белая прядь в золотисто-каштановых волосах выдавала их кровное родство, если еще нужны были подтверждения. В глазах незваного гостя царила хищная тьма, вздорный рот скривила усмешка.
- Да, я! Я, твой старший брат, которого ты считал умершим на протяжении многих лет. Но я не мертв - или, скорее, я больше не мертв; я должен был вернуться - да, вернуться с дорог, которые лучше не выбирать; вернуться, дабы потребовать то, что мое по праву.
Юноша поднял брови.
- Понятно. Нет сомнений, все здесь твое - если только ты докажешь, что ты и есть тот, кто ты есть.
- Доказать? Мне не нужны доказательства. Я требую то, что принадлежит мне по праву рождения, по праву крови - по праву смерти! - С этими словами он снял мечи, висевшие над камином, и протянул один из них, рукоятью вперед, своему брату.
- Защищайся, брат мой, - пусть победит сильнейший! Клинки мерцали в отблесках пламени, ударялись друг о друга, целовались, сталкивались и расходились снова в сложном и запутанном танце выпадов и защит. Порою казалось, что братья исполняют изысканный менуэт или какой-то сложный и весьма запутанный ритуал, хотя порой их сватку наполняли дикость и ярость, а удары наносились в мгновение ока. Круг за кругом они передвигались по комнате, потом поднялись в мезонин по ступеням лестницы, потом спустились по ступеням в главный зал. Они едва успевали уклоняться от падающих ковров и канделябров. То взбирались на стол, то снова спускались на пол. Вне всяких сомнений, старший был опытнее, наверное, он даже искуснее владел мечом, но младший был в лучшей форме, он дрался как одержимый, принуждая своего противника отступать все ближе и ближе к открытому пламени. Старший вытянул левую руку, схватил кочергу и запустил ею. Младший быстро наклонился и одним изящным движением проткнул брата насквозь.
- Со мной все кончено: вот теперь я - мертвец. Младший кивнул - его лицо все еще было перепачкано чернилами.
- Может, и к лучшему. По правде говоря, мне не нужны были ни дом, ни земли. Все, чего я желал, это мира и покоя.
По зеленым каменным плитам пола струилась кровь…
- Брат? Возьми меня за руку.
Младший присел и взял руку, которая, как ему показалась, уже была холодной.
- Перед тем как уйти в ночь, куда никто не сможет последовать за мной, я должен рассказать тебе одну вещь. Прежде всего, с моей смертью проклятие снято с нашего рода. Затем… - Его дыхание превратилось в хрип, брат с трудом мог говорить. - Затем… в пучине есть нечто… берегись подвалов… крысы… оно преследует!
Его голова опустилась на каменный пол, глаза закатились, чтобы никогда и ничего больше не видеть.
Снаружи дома трижды прокричал ворон. Внутри из глубины подземелья донеслась странная музыка: значит, для кого-то поминки уже начались.
Младший и теперь уже бесспорный, как ему самому показалось, обладатель титула позвонил в колокольчик. Дворецкий Тумбс тут же возник на пороге.
- Уберите это, но обращайтесь с ним хорошо. Смерть стала искуплением для него. А может, для нас обоих.
Тумбс не произнес ни слова, но кивнул - и это означало полное понимание.