Орест эту фразу помнил. Он догадывался, что Андрей и его жена Майя будут, скорее всего, против, но сам тогда вздохнул с облегчением. Нике нечего делать на Каджеро, пока она не встанет на ноги и не поймет, чего хочет на самом деле. Как это в своё время сделал он сам. Правда, он решился покинуть насиженное место далеко не сразу. Только тогда, когда понял, что дальше "партнёра по бизнесу" он никогда не продвинется, оставаясь в тени Ревнёва даже в их общем деле, в "Артемиде". А вот когда уехал, добился, чего хотел - и немного того, чего никогда не хотел, - тогда и стало возможным вернуться, на равных. Почти на равных.
Ника тоже должна уехать. В первую очередь, ради себя.
- И чего ей не хватает? Вот скажи, чего тут может не хватать моей дочери? - Андрей подался вперёд, встретил укоряющий взгляд Ореста и опустился обратно в своё кресло. - Тьфу. Нашёл, кого спросить. Хотя нет, ты мне всё-таки скажи - вот ты уехал, всё бросил, оторвался от дома, вот чего ты добился? Зачем было всё рвать и сжигать, чтобы потом возвращаться?
Орест перевёл взгляд на зелёную, не по-земному яркую листву за окном.
Конечно, трудно понять, зачем оставлять то, что держало тебя, как паутина, затянуло, как болото - если для тебя это не болото и не паутина. Для Ревнёва эта планета и эта семейная туристическая компания были своим собственным бизнесом и одновременно домом. Говорят, нельзя превращать работу в дом и особенно наоборот, но Андрею это удалось в обе стороны. Он решил, что эта планета станет для него и тем, и другим двадцать лет назад, когда впервые ступил на её поверхность, и у него получилось.
Это было хорошее время. Тогда казалось, что на Каджеро, заросшей джунглями планете, под чужим солнцем, начинается новая жизнь. Так и вышло. У Андрея были деньги, у его отца - связи, которые позволили довольно быстро оформить планету в собственность. Собственность Андрея, конечно. Но зато "Артемида", компания, которую они с Орестом создали на Каджеро, была детищем обоих. Сеть сафари, охота на диких зверей неземных джунглей - трудно было заставить эту махину работать с нуля, но они это сделали. И неизвестно, кто сюда вложил больше сил и идей. Сейчас как-то мелко считаться, да и зачем? Это уже не имеет значения.
Орест начал чувствовать себя неуютно, когда "Артемида" набрала обороты, вырвалась за пределы Каджеро, когда сеть их сафари раскинулась на соседние планеты… когда у Андрея и Майи родилась дочь. Если женитьба Ревнёва принесла Оресту только мелкое неудобство в лице дополнительного человека рядом, то рождение Ники почти лишило его друга. Когда он поймал себя на "комплексе старшего ребенка", ему стало смешно и грустно одновременно. Взрослый двадцатипятилетний бизнесмен чувствует ревность к плачущему комочку на руках друга… Забавность ситуации неожиданно примирила его с Никой. А грусть от того, что он стал ощущать свою чужеродность в этом особняке, заставила всерьёз думать об альтернативе.
Орест не уехал прямо тогда по двум причинам. "Артемида" всё ещё стремительно развивалась, и у него оставалась надежда на то, что успех компании волной вынесет его туда, куда он стремился. А кроме этого, неожиданно появился человек, который вернул ему чувство дома.
Комочек по имени Ника за какую-то пару-тройку лет превратился в маленькую личность с характером, своими желаниями и мыслями. Орест никогда не любил детей. Однако дочь друга перевернула все его представления о "цветах жизни". С ней никогда не было скучно. Орест раньше не думал, что ребёнок может не только брать, но и отдавать. А теперь маленькая девочка отдавала ему часть своей жизнерадостности, своего любопытства, своего интереса к миру. А ещё Ника любила его так же искренне и беспричинно, как и родителей. И однажды он с удивлением понял, что она стала ему ближе, чем Андрей. Ника смогла найти ключ к его душе. Орест нередко - отчасти в шутку, отчасти всерьёз - благодарил природу, создавшую генетическую наследственность, из-за которой у него появилось на одного близкого больше.
Конечно, Андрей замечал все изменения, происходящие с другом, только не знал, как исправить положение. Но очень хотел, чтобы всё вернулось на круги своя, чтобы Орест перестал отдаляться. И когда Ника совершила это маленькое чудо, он, казалось, был откровенно счастлив.
Однако идиллия длилась недолго. Через несколько лет Орест понял, что всё-таки увязает в рутине. Жизнь превращалась в пахоту, совершенно остановившись в развитии. Они с Андреем получили то, к чему стремились - собственное дело, в котором они были лучшие, постоянно растущий доход, известность, положение… Но если Андрею всего этого хватало, то Оресту становилось тесно. Всё чаще вспоминалась поговорка про то, что двум медведям в одной берлоге не жить, и даже общество Ники уже не так радовало. Оресту начинало казаться, что он иссяк, выдохся, что ему больше нечего ей дать, что он стал старым и скучным… А ведь ему было всего тридцать три. Настало время что-то менять.
Он решился вскоре после того, как Ника пошла учиться. Учёба отнимала много времени, стали появляться подружки-приятели, Ника часто появлялась дома только к вечеру, и как-то вдруг оказалось, что кроме неё Ореста давно ничего не держало на Каджеро. Ему теперь было жизненно необходимо всё бросить. Точно такая же потребность в своё время привела его вслед за Андреем в эти джунгли, точно те же амбиции заставили совершить труднейшее восхождение от двадцатитрёхлетнего студента без связей и финансовой поддержки к одному из самых обеспеченных и удачливых бизнесменов Содружества. И ещё Орест надеялся, что его не покинула и третья составляющая - удача, которая свела его с Ревнёвым, которая до сих пор позволяла ему осуществлять самые отчаянные планы.
Он поставил Андрея перед фактом, когда уже подготовился к отлёту. Сказать, что тот был расстроен - ничего не сказать. Сказать, что он рассердился - тоже не то слово. Но Орест был готов и к этому. Он сумел улететь, оставив позади дом, куда можно было вернуться, и друга, который собирался ждать его возвращения. И Нику, которая чуть было снова не заставила его остаться. При прощании она так вцепилась в его куртку, что оторвать было невозможно - да он и не хотел её отрывать. Так бы и увез с собой.
Однако улетел он один. Так было нужно, так было правильно. Он должен был стряхнуть с себя одомашненность. Он не комнатная собачка. Ему была нужна свобода и право выбора…
Орест встряхнулся, прерывая воспоминания, когда дверь в кабинет Ревнёва снова широко распахнулась. Как будто человек, собравшийся войти, не прошёл бы в полуоткрытую.
- Легка на помине, - буркнул Андрей.
Орест поднялся, собираясь выйти, но Андрей остановил его:
- Стой, у меня от тебя тайн нет.
- А у Ники?
- У меня тоже, - тряхнула головой вошедшая девушка, отбрасывая за спину заплетённые в длинную косу волосы. Она решительно села на второе кресло напротив отца, положила на колени сцепленные руки. Глубоко вдохнула, коротко глянула на Ореста и снова перевела взгляд на Андрея.
- Папа! Неужели ты не понимаешь - это моя жизнь, и я хочу сама решать, что мне нужно!
Ревнёв тоже вздохнул и положил руки на стол. Орест невольно отметил в очередной раз, до чего Ника - папина дочка. Не столько внешнее сходство, хотя и это присутствовало - русый цвет волос, взгляд зелёных глаз, одинаковые брови вразлёт и одинаковая манера сидеть на мягкой мебели - даже руки были сложены одинаково. У неё - на коленях, левая рука в ладони правой, а большие пальцы нервно вертятся друг вокруг друга, у него - то же самое, но на поверхности стола. Но главным было не это.
- Ника, я всё равно не понимаю, зачем тебе улетать на Землю. Все, что тебе нужно, будет здесь. - Ревнёв повысил голос: - В конце концов, для тебя слово отца хоть что-нибудь значит?!
Девушка упрямо наклонила голову, как бычок.
- А для тебя, получается, моё слово совсем ничего не значит? Я уже объясняла, зачем! Затем, что тут я заперта в четырёх стенах, ничего и никого не вижу!
- Привет! А Карина?
- Привет! - передразнила она. - Это ты можешь всю жизнь с одним Орестом общаться. И то - у тебя мама есть!
- Та-а-ак, - протянул он. - Вот, значит, в чём дело. И это у нас учёбой называется?! И, между прочим, у меня уже есть кандидаты для тебя на "общение". - Последнее слово было произнесено чуть язвительней.
- Да ну? И кто же? Маменькины сыночки, наследники больших капиталов твоих друзей? - Тон девушки в точности повторил её отца.
Ревнёв побагровел.
- А ты о ком мечтаешь?! О каких глупостях думаешь?
Можно было подумать, что напротив него сидит отражение, реагирующее с небольшим опозданием. Ника тоже покраснела и повысила голос:
- А ты? Я что, по-твоему, за приключениями еду? Я учиться хочу! В нормальном институте! А не на дому, как инвалид какой, чёрт знает с кем! - Ревнёв попытался привстать и открыл рот, чтобы что-то сказать, но Ника не позволила себя перебить. - И да, я хочу на нормальных людей посмотреть, на других, на новых, а не на эти наизусть выученные лица!
Она остановилась на секунду перевести дыхание.
- Да, ты права, - вздохнул отец, воспользовавшись паузой.
- Я, в конце концов, нормальная девушка и не понимаю… Прости, что?
- Я сказал, что ты права, - грустно повторил он. - Просто я надеялся, что это не настолько серьёзно.
Нику словно выключили. Она откинулась на спинку кресла и молчала, во все глаза глядя на отца.
- Хорошо, ты летишь. Только жить будешь не в общежитии, а в квартире, которую я для тебя сниму. И оплачивать её буду я!
Девушка вскинула голову.
- И не возражай! - он снова повысил голос. - Или так, или никак!
Она вздохнула.