Содержание:
Глава 1 1
Глава 2 2
Глава 3 3
Глава 4 5
Глава 5 6
Глава 6 7
Глава 7 8
Глава 8 9
Глава 9 10
Глава 10 12
Глава 11 13
Глава 12 14
Глава 13 15
Глава 14 17
Глава 15 18
Глава 16 19
Глава 17 20
Глава 18 21
Глава 19 22
Глава 20 24
Глава 21 24
Глава 22 25
Глава 23 27
Примечания 28
Филип Кинред Дик
Человек, который высмеивал
Глава 1
В семь часов утра Ален Парсел, молодой прогрессивный директор недавно созданного процветающего информационного агентства, лишился спальни. Зато на ее месте появилась кухня. Процесс осуществлялся автоматически под контролем вмонтированного в стену электронного устройства. Ален не управлял им, но превращение одобрил; он уже проснулся и был готов вставать.
Позевывая и жмурясь от яркого света, Аден нащупал ручку, приводившую в действие кухонную плиту.
Как обычно, плита наполовину скрывалась в стене.
Однако стоило приложить небольшое усилие - и она с глухим протяжным звуком выдвинулась в комнату.
Ален ощущал себя полным хозяином своих владений: однокомнатной квартиры с видом на шпиль Священного Морака. Она досталась ему в наследство от родителей; арендная плата была внесена более чем на сорок лет вперед. Тонкие стены из оштукатуренных досок заключали в себе бесценное сокровище: пустое пространство, стоившее целого состояния.
Из плиты, в свою очередь, выдвинулись стол, раковина и кухонный шкаф, снизу появились два стула.
Большая часть комнаты оказалась занятой, однако оставалось еще достаточно места, чтобы одеться.
Его жена Дженет с трудом надела лифчик. Теперь она, нахмурившись, держала в руках свою юбку и тревожно озиралась. В квартире еще не включили центральное отопление, и Дженет ежилась от холода. Она уже три года была женой Алена, но так и не привыкла к постоянным перестройкам комнаты. Каждый раз, просыпаясь холодным осенним утром, она долго не могла прийти в себя.
- В чем дело? - спросил Ален, сбрасывая пижаму.
Для него такое утро было лишь освежающим. Он сделал глубокий вдох.
- Я переведу механизм часов на одиннадцать. - Она продолжала одеваться, медленно и совершая много лишних движений.
- Убери свои вещи, - напомнил он, открывая для нее дверцу шкафчика. Как всегда.
Агентство должно было открываться ровно в восемь, и потому приходилось вставать достаточно рано, полчаса уходило на путь по многолюдным улицам. С нижней площадки и из соседних квартир уже доносились голоса и прочие звуки, свидетельствовавшие о пробуждении дома. В коридоре послышались шаркающие шаги; выстраивалась очередь к общественной ванной.
- Иди первая, - сказал Ален жене; ему хотелось, чтобы она успела одеться и привести себя в порядок. - Не забудь полотенце, - добавил он.
Она послушно собрала свои вещи: косметичку, мыло с зубной щеткой, полотенце - и вышла. Соседи, собравшиеся в коридоре, приветствовали ее.
- Доброе утро, миссис Парсел.
- Доброе утро, миссис О'Нейл, - ответил сонный голос Дженет, и дверь закрылась.
Когда жена ушла, Ален достал из аптечки две капсулы кортотиамина. У Дженет было множество всевозможных пилюль и микстур; в детстве она страдала от бруцеллеза, одного из недугов, распространившихся на колонизованных планетах после первых попыток создания естественных ферм. Потребность в кортотиамине возникла у Алена потому, что вчера вечером он выпил три стакана вина, да еще на пустой желудок.
Посещение района Хоккайдо Ален считал необходимым риском. Он просидел вчера в Агентстве долго, часов до десяти. Ощущая усталость, но все еще не угомонившись, он запер все двери и выкатил из ангара небольшой одноместный слайвер, который принадлежал Агентству и использовался для передачи экстренных сообщений в Т-М. На этой машине Ален поспешно покинул пределы Ньюер-Йорка, полетал немного над окрестностями и наконец повернул на восток, к Гэйтсу и Шугерману. Но пробыл у них недолго, и в одиннадцать уже возвращался обратно. Во всяком случае, Ален считал свою поездку необходимой. Дело касалось важной информации.
Его Агентство оставалось в тени четверки гигантов, задававших тон в индустрии новостей. Фирма Ален Парсел Инкорпорейтед не располагала ни крупными средствами, ни солидной идеологической базой. Выпуски составлялись от случая к случаю. Сотрудники Агентства - художники, историк, консультант по вопросам морали, литератор, драматург - постоянно выискивали новые направления, вместо того чтобы следовать уже проверенным образцам. Подобный подход имел как определенные преимущества, так и существенные недостатки. Большая четверка не отличалась творческой плодовитостью. Они просто из года в год совершенствовали свои стандартные программы, основанные на старой надежной формуле, которой до революции пользовался сам Майор Штрайтер. В те дни пропаганда Морального Обновления велась бродячими труппами, состоявшими из актеров и лекторов, и майор был гениальным пропагандистом. Конечно, основная формула не утратила своего значения, однако Ален считал, что необходимы свежие веяния. Таким веянием стал в свое время сам майор. Достигнув сначала высокого положения в Бурской Империи - воссозданном государстве Трансвааль, - он сумел пробудить моральные силы, дремавшие в сердцах современников.
- Твоя очередь, - сказала Дженет, вернувшись из ванной. - Я тебе оставила мыло с полотенцем. - Когда он шагнул к выходу, она склонилась над плитой, доставая готовый завтрак.
Прием пищи занял, как всегда, одиннадцать минут.
Ален ел с аппетитом. Благодаря кортотиамину ощущение тошноты прошло. Дженет, не доев, отодвинула тарелку и начала причесываться. При нажатии на определенную кнопку окно превращалось в зеркало - еще одно остроумное приспособление для экономии пространства, разработанное Жилищной Комиссией Комитета.
- Ты поздно пришел? - вдруг спросила Дженет. - Я имею в виду - вчера вечером. - Она взглянула на него. - Да?
Ее вопрос удивил Алена. Насколько он знал, Дженет никогда не пыталась за ним следить. Поглощенная своими тревожными мыслями, она едва ли могла думать о чем-либо еще. Нет, конечно, Дженет не следила.
Скорее всего, пока он не вернулся, она не сомкнула глаз, с беспокойством думая о нем. Когда он разделся и лег рядом, она ничего не сказала, только поцеловала его и тут же заснула.
- Ты летал на Хоккайдо? - продолжала расспрашивать Дженет.
- Ненадолго. Шугерман подбрасывает мне кое-какие идеи… С ним полезно поговорить. Помнишь наш выпуск о Гете? Про шлифовку линз? Я никогда не слышал ничего подобного, пока Шугерман не рассказал.
Такой подход есть пример хорошего Морака, - Гете и его настоящая работа. Сначала призмы, потом поэзия.
- Но ведь… - Она сделала характерный нервный жест. - Шугерман яйцеголовый.
- Меня никто не видел. - В этом Ален почти не сомневался. В десять вечера в воскресенье большинство людей уже в постели. Он выпил три стакана вина с Шугерманом, полчаса послушал чикагский джаз по фонографу Тома Гэйтса - только и всего. Ален бывал у них не раз без каких-либо неприятных последствий.
Нагнувшись, он поднял свои оксфордские ботинки.
Они были забрызганы грязью. Кроме того, каждый из них пересекала цепочка пятен засохшей красной краски.
- Это из художественного отдела, - сказала Дженет. В первый год существования Агентства она работала секретаршей Алена и хорошо знала офис. - Что ты делал с красной краской?
Он не ответил, продолжая разглядывать свои ботинки.
- И грязь. - Дженет оторвала присохшую к подошве травинку. - Где ты нашел на Хоккайдо траву? Ведь там только руины, и ничего не растет… Все заражено, да?
- Да. - Разумеется, так оно и было. Во время войны остров подвергся массированной бомбардировке и до сих пор оставался насыщенным всевозможной дрянью. Моральное Обновление не могло тут помочь - требовалось грубое физическое восстановление. Хоккайдо был мертв и бесплоден, так же как в 1972 году, когда кончилась война.
- Это здешняя трава, можешь мне поверить, - заметила жена, осторожно ощупывая травинку. Большую часть жизни Дженет провела на колонизованных планетах. - Такая мягкая. Ее не могли ниоткуда привезти… Она растет только здесь, на Земле.
- Где на Земле? - спросил он с раздражением.
- В Парке. Трава только там и растет - в других местах одни дома и офисы. Значит, вчера вечером ты был в Парке.
За окном в лучах утреннего солнца сиял шпиль Священного Морака. Внизу виднелся Парк. Шпиль и Парк окружали сердце Морака, его Омфал.
Среди газонов, цветочных клумб и кустов стояла статуя Майора Штрайтера. Это была официальная статуя, отлитая еще при жизни майора. Она находилась там уже сто двадцать четыре года.
- Да, я гулял в Парке, - признался Ален. Он забыл про еду; его "яичница" остыла на тарелке.