- Тамару?.. - Лена не сразу поняла.
- Женщину с коляской, - хмуро пояснил Вик, глядя в пол.
8. Из мемуаров черного мага
Почему мы с Ольгой так никогда и не были вместе?.. Не знаю. Сложно сказать. Вероятно, виноват был я, ибо не приложил достаточно усилий. С другой стороны, мне казалось, что сделать что-то - будет ниже моего достоинства. Они никогда не выглядела по-настоящему заинтересованной во мне.
Наш последний разговор я отчетливо помню.
…Шестнадцатилетний юноша звонит в дверь. Неуютный подъезд типовой девятиэтажки, железная дверь отгораживает тамбур на две квартиры. За дверью горит свет - уже поздно, больше десяти вечера. "Порядочные люди, - говорила мама, - в такое время в гости не ходят…"
Сергею давно уже плевать на то, что говорила мама. Она не обладала мудростью. Она не имела доступа в бесчисленные миры, что открывались его взору. Она не шла Вратами Семи Сфер, она не призывала проклятья ночи на головы неверных… могла ли такая женщина считаться его матерью?.. Могла ли вообще вся эта жизнь, столь пресная и обыкновенная, считаться его жизнью, в то время как он прикоснулся к иным, гораздо более впечатляющим областям?..
Он знал, что он сделает сейчас. Он последний раз поговорит с Ольгой, и он гордо откажется от нее… Ибо в этот день он отказывается от всей своей предыдущей жизни. Сегодня в полночь будет шабаш, где его посветят. А потом он уедет… он сам не знал, куда. Не заходя домой. Не оставляя по себе вестей. Одинокий и гордый в этом мире обожравшихся посредственностей.
Но Ольга… Он не мог уйти, не увидев ее еще раз.
Она открыла дверь и остановилась на пороге. Слегка встрепанная - должно быть, валялась на диване, читая книгу, - в домашних шортах с пятнами известки, линялой футболке и накинутой на плечи шали. Лицо, как всегда, непроницаемо и ничего не выражает.
- Сегодня я ухожу, - он старается, чтобы его тон был скучающим. - Помнишь, я говорил тебе.
- Помню, - Ольга зевает. - Все?.. Ты пришел попрощаться?..
Сергей неловко кивает.
- Прощай, - она пожимает плечами и разворачивается, чтобы уходить.
И тут его гордость дает трещину.
- Постой! Мы же… мы же с пятого класса дружим! Разве это для тебя…
- По-моему, - она смотрит на меня с саркастическим прищуром, - ты ждал, что я скажу это последнюю строчку. Не дождешься.
- Мы больше не встретимся, - говорит мальчик, и голос в последний момент дает "петуха".
- О нет, - качает головой Ольга. - Ты не хуже меня знаешь, что встретимся. По крайней мере, в снах я тебя не отпущу.
И она уходит, захлопывая железную дверь, а Сергей остается стоять перед нею, чувствуя себя потерянным, ненужным и слабым, и слышит еще, как скучающий Ольгин голос отвечает на какой-то вопрос в квартире: "Да так, приятель по музыкальной школе…"
Я хотел бы забыть то унижение. Но… Это воспоминание - последнее. И Ольга прекрасно знала, что делала, поступая со мной тогда именно таким образом. Это навсегда осталось у меня, одна из тех вещей, которые постоянно теребят сердце, не дают ему покоя, не позволяют замкнуться в драгоценной хрустальной скорлупе моего тщательно взлелеянного одиночества.
Она действительно не оставляла меня в снах, никогда не являясь в них лично. Что снилось мне?.. Какие-то пустяки. Ромашки на лужайке. Солнце, садящееся в море. Березки, склонившиеся над рекой. В общем, открытки. Эти видения, похожие на старые почтовые открытки, странным образом отравляли волю и ум. Порой я хотел, чтобы вместо них явилась богиня Ламмашта и попыталась бы задушить меня во сне.
Но в этих сиропных видениях была Ольга, и, посему, я не мог от них отказаться. Я бродил солнечными лугами, и все думал, что однажды, где-то, у пенька на краю опушки, на поваленном бревне, на крыльце старинного резного дома будет сидеть она и улыбаться мне, встряхивая легкими кудрями. Но ни разу не было в снах ни ее лица, ни ее фигуры.
Я отпустил Ольгу - и платил за это своим покоем, самой своей личностью.
Я не желал отпускать Лену.
Я пришел к Председателю и сказал ему: "Я хочу вернуть свою женщину, которая ушла к мертвецам". Он только выгнул бровь…
…Представительный мужчина в сером костюме изгибает высокую густую бровь, на лице его появляется усмешка опытного администратора.
- Ты знаешь, что это будет тебе стоить? - спрашивает он черноглазого молодого человека, который стоит напротив его стола в офисе с непроницаемым выражением лица.
- Представляю.
- О нет, вряд ли, юноша. Дар ясновидения дает вам многое, но и ставит в таких делах в особое положение, более уязвимое… вы ведь валялись уже, пронзенные Копьем Истины, вам так охота повторить опыт?
- В данном случае я считаю риск оправданным, - в словах юноши - только усталость и холодная рациональность, расчет.
- Ну что ж… кто я такой, чтобы отговаривать вас делать глупости… Ладно, я поставлю вопрос на рассмотрение. Возможно, в следующем месяце мы сумеем выделать вам некоторые ресурсы. Это же симарглы, в конец концов.
Если мы не будем время от времени щипать их, мы не сможем двигаться вперед.
- Да, господин.
- Врете, юноша, плевать вам на симарглов и на все проблемы Ордена… Вы еще недостаточно преуспели в преодолении эмоций. Помните, чему вас учили?.. Жажда обладания - допустима, привязанность - нет.
- Я отлично помню это.
- Ну и хорошо. Хорошо… - он нажал кнопку селектора. - Ниночка, проводите гостя….
О, я отлично знал, чем мне придется заплатить! Ресурсы Ордена не выделяются просто так… работа на износ, головные боли, ужасающие кошмары, мир, вывернутый наизнанку… Но что стоило это по сравнению с тем моментом, когда Лена будет принадлежать мне?..
Ровным счетом ничего.
…Тогда я подумал: почему, когда я говорю "принадлежать", у меня в памяти всплывает одна из тех, передаваемых Ольгой, картин, - золотистый закатный луг, подсвеченный солнцем, и солнце плещется в глазах Лены. Почему она представляется мне рядом со мной - счастливой? Разве к такому счастью человек должен стремиться?..
И даже после того, как она ушла с этого шабаша… когда мы заманили ее, когда я смог ее коснуться, когда я смог оставить на ней метку… почему я не чувствую злости, что она снова, второй раз выскользнула у меня из рук?.. Почему в моей душе только страх?.. Только растерянность?.. Только глубокая печаль?..
9.
Иные вечера отличаются от дней не только светом или воздухом, а еще и тем, что несут внутри себя характер некой престранной неотвратимости, больше всего похожей на крылья бабочки, что бьется на холодном ветру. В такие вечера перестаешь быть собой, потому что весь мир, кажется, сходит с ума и теряет свои привычные очертания. Оставаться прежним не просто невозможно, это противно самой человеческой природе.
Вику, однако, было не привыкать. Не потому, что любая малость могла заставить его чувствовать себя не в своей тарелке (его характер отличался редкостной уравновешенностью, пусть по виду и не скажешь), а просто потому, что именно в такие вечера и начиналась его работа. Работа, которую он не выбирал и не любил, но необходимость которой понимал и свыкся с ней больше, чем со второй кожей… Удали работу, и ничего от Вика не останется. Даже фотографию его никто не сохранит, потому что ни у кого - ни у кого! - нет фотографий Вика.
Так вот, вечер был определенно рабочий, а от того казался еще хуже. Умирающий сентябрь поднатужился и выдал напоследок порцию мерзейшего снега пополам с дождем. Спору нет, снег в свете редких желтых фонарей мерцал этакой сказочной глазурью, оправданием на обгрызенном с краев пироге будней, но сколько же неудобств он доставлял спешащим домой с работы прохожим, одевавшимся поутру из расчета на золотую осень!
"Теперь непогода затянется надолго, - подумал Вик. - Дней на десять".
В погоде он был экспертом, пусть здесь, в городе, на его предсказания и влияло множество самых разных, отнюдь не природных факторов.
- Ты чувствуешь? - спросил Стас, закуривая сигару. Что за удовольствие можно получать от этого занятия при этакой комбинации ветра и влажности, Вик никогда не понимал, но уже смирился с многочисленными Стасовыми причудами. В основном, потому, что смирение было обоюдным.
- Что именно? - рассеянно поинтересовался Вик. Он был слишком занят, вглядываясь в плывущие очертания стволов, заполонивших двор. Что за странные, противоестественные эти городские деревья! Длинные голые палки с метелками на макушке, затканные трехмерной, изменяющейся, как в компьютерных играх, сетью ветвей. Сколько лет… а все равно не легче, чем в начале шестидесятых.
- Пахнет серой, - Стас усмехнулся. - Черти вылазят.
- Поживу чуют, - согласился Вик. - И хорошо, если сами…
Стас кивнул. Черти кружат у самой земли постоянно, как сухие листья или коты на охоте. Гораздо серьезнее, если на этот раз кто-то на самом деле что-то подсказывает им.
Разговор завяз. Не потому, что не о чем было говорить, а потому что каждый точно знал реплику другого. Сейчас Стас разгладит седоватые усы и скажет: "Я же говорил мальчику обождать". А Вик возразит ему как можно мягче, хотя сам на взводе: "Он уже слишком далеко зашел в любом случае… К тому же не забывай о…"
И Стас кивнет, и нахохлится, и задумается, и будет сидеть ссутулившись, как обычный какой-то старик, застигнутый дождем. Пусть он еще даже и не старик и никогда уже не будет.