- Нет, он моложе меня на семь лет. Погиб во время осады Севастополя, в пятьдесят четвертом. У нас тут очень много… с войн. Вот, например, Артем был в Афганистане.
Мозги Лены совершили кульбит, перескакивая с девятнадцатого века на двадцатый.
- Погоди… Выходит, тебе больше двухсот лет?
- Двести семь, если быть точным.
Двести семь… одурительно, невероятно большой срок! Лена слукавила бы перед собой, если бы сказала, что могла бы представить его, а тем более - поверить. Вик, милый мальчик Вик с красивыми глазами… Неужели он действительно такой старый? Но ведь зрелость должна приносить и опыт, а кроме того… черт возьми, ведь люди девятнадцатого века действительно были другими! Они же по-другому себя вели! Иная ментальность, иное образование… даже разговаривали они по-иному! Неужели можно так легко, так совершенно приспособиться?
Впрочем, что она знает о приспособлении? Что она вообще о чем знает? Как выяснилось, она толком не понимала ни себя, ни человека, которого любила больше всего на свете.
Лена смогла только и спросить:
- Тогда почему же ты так ведешь себя, как маленький?
Вик вздохнул.
- Нет никакого смысла быть взрослым, если можешь быть ребенком. Я долго этого не понимал… посмотрела бы ты на меня тогда! - он усмехнулся. - Потом понял. Когда у тебя уже нет жизни, всякие глупости вроде возраста ничего не значат. Ну и… ты не тушуйся! На самом деле мне не двести семь лет. Мне уже сто девяносто два года - пятнадцать. Понимаешь, в чем разница?..
Лена устроилась поудобнее в его объятьях и всхлипнула.
- А я… а я просто по-глупому умерла от страха. И Сергею не успела сказать, что люблю его… И даже… представляешь, мне восемнадцать лет… было… а я даже ни разу не целовалась. И вообще…
- Ты тоже погибла на войне, - покачал головой Вик. - Мы все равно все умираем на войне. На войне с самим с собой, единственной и непрерывной.
Лена только и могла, что кивнуть.
- Сергей Петрович сказал, что нашел в тебе единомышленника - ты тоже любишь Гумилева. Почему? Это нетипично для молоденьких девушек.
- Мой папа всегда его цитирует… К месту и не к месту.
- А вот я его как-то… не того… Вот Пушкин - другое дело. Но все-таки… Знаешь, у Гумилева, среди прочих, есть такие слова…
Вик сделал секундную паузу и произнес без особого выражения, так, как если бы просто продолжил реплику собственными словами:
- А когда придет их последний час,
Ровный красный туман застелет взоры,
Я научу их сразу припомнить
Всю жестокую, милую жизнь,
Всю родную, странную землю
И, представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами,
Ждать спокойно Его Суда.
Последние слова повисли в воздухе. Лена не могла бы сказать, что что-то поняла. Ей было сейчас слишком плохо, чтобы еще и стихи воспринимать. Но, так или иначе, ритм успокоил ее. Кажется, Вик имел удивительную силу влиять на окружающих. Это от природы или с возрастом пришло?
- Радуйся, Лена, - мягко произнес он тем временем. - Твой приговор уже произнесен. Ты больше не слабая и не беспомощная. У тебя есть все, чтобы стать сильной. Возьмешь ты эту силу?
"Я только хочу быть с Сергеем… - хотела сказать Лена. - Не нужно мне ничего, ни магии, ни… в общем, ничего не нужно! Только мою любовь у меня не забирайте!"
Пять лет… Она пять лет наблюдала за ним издалека, не осмеливаясь подойти, а он всегда был такой… странный. Спокойный, неуловимый… Их балконы были напротив, и она часто сидела там, с книгой, делая вид, что читает, а на самом деле наблюдая за тем, как он пишет что-то за столом у окна… Его челка всегда падала на левый глаз, а если он ухмылялся, то только левым уголком рта.
"Всю жестокую, милую жизнь… Всю родную, странную землю…"
Только теперь Лена начинала понимать, что это такое - работать душой. Работать душой - это когда все привычное (старый двор, университет, подруги, родня) исчезает, и ты оказываешься один на один с новыми людьми. А люди - это всегда только то, что ты сама вкладываешь в них. А вера - это всегда только то, на что ты сама способна.
В конце концов, хоть Вик и поддерживает ее, хоть и помогает ей, он предлагает ей жить самостоятельно отныне и впредь, полагаясь только на себя. Он предлагает ей будущее - тяжелое будущее, от которого, все же, совершенно невозможно отказаться. И значит, этот шанс она должна принять, потому что ничего другого никогда больше не будет.
А любовь… что любовь? Любовь - это еще не все. И даже не главное.
Из-за любви могут оживить себя… а могут и похоронить. И чаще - хоронят.
- Я очень постараюсь, Вик.
- Тогда попытайся еще раз. Ну… колдовать, или как это назвать еще… Я попробую помочь тебе.
И Лена снова почувствовала то тепло… ту чистоту… ту ясность…
Она будто плыла в белом молочном тумане, который поддерживал ее тысячей дружеских рук. Шепот сотен голосов, отблески тысячи солнц, которые восходили в этом мире, голос тысячи рек, смех тысячи ручьев, звон тысячи сосулек…
И все это становилось одним-единственным голосом.
"Я слишком боюсь тебя потерять…"
Лена прикрыла глаза и представила себе город - злую и нелепую игрушку, раскинувшуюся под ней. Город, который отнял у нее жизнь и все, ради чего стоило жить, но город, в котором она выросла и который должна была защищать. Под косыми лучами восходящего солнца… в серых облачных сумерках… залитый оранжевым вечерним светом… в жаркий полуденный зной… в белом сиянии снежной зимы… город. Извращение мироздания.
Ее душа тоже была извращена - перекручена, загажена… Лена знала, что пока цела, но еще напряги - порвется… Ей легко было чувствовать город.
В недрах города назревала дрожь, и Лена знала, где она пройдет.
"Сюда".
Девушка потянулась куда-то вдаль. Ее душа и душа Вика, сейчас слитые, изогнулись в едином порыве, вытянулись струной и поймали дракона за хвост.
- Иу-уха! - Лена широко раскрыла глаза и покрепче вцепилась в прозрачную чешую крылатого змея.
Кричала не она - из глаз ее по-прежнему текли слезы. Радостный вопль принадлежал Вику, который сидел позади нее, схватив девушку за пояс. Мощной гибкой стрелой Дракон Хаоса несся в небесах, вперед и вперед, свивая и развивая мощное тело.
Это было здорово. Только что она плакала - а теперь летела вперед и вдаль! Действительно, оказалось достаточно лишь принять в себя силу. Она не горевала о любви, которой не суждено сбыться, она стала действовать так, как должно - и вот результат.
- Вау, Ленка, здорово, ну ты даешь! - орал Вик, и совершенно не верилось, что когда-то он мог быть галантным корнетом девятнадцатого века. Обыкновенный восторженный мальчишка. - Вот это круто!
Прозрачная ясность. Да, прозрачная ясность - вот как она могла бы это описать. Ярость, боль и страх по-прежнему клокотали внутри нее, но это уже ничего не значило. Она была… кем? Просто сущностью. Без цели и без судьбы.
Это длилось долю секунды, а потом Лена охнула и пришла в себя. Сильный, резкий ветер бил в лицо, город крутился под нею, а в руках у нее было послушное тело змея хаоса, и Лена знала, что может сделать с ним, все, что угодно, но это знание вселяло страх.
Еще секунда - и змей круто рванулся вниз, и вот они с Виком уже стоят посреди пустынного по весне пляжа, и видят, как ветер несет по реке последние льдины. Змей превращается в хлыст, который Лена держит в одной руке, и со всего размаху обрушивается на воду. Серо-коричневые волны вздымаются двумя крыльями, разрезанные до дна… Вода встает мутным вихрем, высоким водоворотом из земли в небо…
- Круто! - заорал Вик, захлебываясь брызгами. - Молодец, Ленка, у тебя здорово получается!
- Стойте!
Лена машинально разжала пальцы, отпустила змея. Хаос ринулся во все стороны, забиваясь в самые уголки причинно-следственных связей, вода опала на землю коротким дождем. Голиаф мягко, всеми четырьмя лапами одновременно, приземлился на песок, и тут же брезгливо поджал одну - песок был грязный, с окурками, осколками стекла и еще более неаппетитным мусором. Девушка схватилась за грудь, тяжело дыша - сердце неимоверно билось, в горле стоял горячий ком, как после долгого бега. Оказывается, эта чертова магия вытягивает чертову уйму сил.
Станислав Ольгердтович спрыгнул со спины симорга, потрепал того по холке, и, укоризненно покачивая головой, направился к молодым людям.
- Лена, я очень рад, что вы делаете такие успехи, но все же, право слово, вам стоит быть поосмотрительней! А от вас, корнет, я вообще не ожидал подобного пренебрежения правилами!
Вик хмыкнул.
- Наша государыня эти правила меняет по три раза в день. А на твоем месте я ограничился бы только первой половиной фразы. Ты можешь подорвать уверенность в своих силах у нашей юной подруги.
Напарники мрачно уставились друг на друга, словно бы играя в гляделки. Станислав Ольгердтович сдался первым.
- Ладно, Викентий, ваша взяла, - и он неожиданно тепло улыбнулся Лене. - Примите мои поздравления: вы так многому научились за такой короткий срок. Кажется, скоро понадобятся все ваши способности.
- Ты что-то почувствовал? - напрягся Вик.
- Да, я пытался почувствовать нашего ненаглядного медиума. И кое-что понял… Кажется, он скоро снова будет вызывать душу… - Станислав Ольгердтович втянул носом воздух, - …да нет, уже вызывает. Мне понадобится ваша помощь. Лена, не могли бы вы…
Лена с тихим стоном осела на землю. Никогда она не чувствовала себя так плохо. Словно не змей был хаосом, а она сама… растворяется, оседает, вот-вот уйдет в песок.
- Лена! - Вик кинулся к ней, обхватил за плечи, приподнял. - Лен, что с тобой?