- О да… Канаяна. Это… это больше, чем имя, по-моему. Это что-то вроде его магической формулы - некое описание, и весьма точное, самой его волшебной сущности… той силы, что заключена в нем.
- А существует ли какая-нибудь легенда, в которой объяснялось бы, почему лишь я один могу держать в руках этот клинок? - спросил я ее.
- Таких легенд довольно много, - сказала она.
- Какая же нравится тебе больше других? - я улыбнулся.
И тут, впервые за все утро, она посмотрела прямо на меня и, понизив голос, сказала:
- Больше других мне нравится та, в которой говорится, что ты избранный сын Великого Доброго Бога, что меч твой - это меч Богов, и что ты один можешь управляться с ним, потому что ты и сам один из Богов - ты Бессмертный.
Я рассмеялся:
- Неужели ты этому веришь?
Она опустила глаза.
- Если ты скажешь мне, что это неправда, я, конечно же, должна буду поверить тебе, - сказала она. - Да, конечно.
- Признаю, что чувствую в себе значительную силу, - сказал я ей. - Но в этом смысле до Бога мне далеко! Кроме того, как мне кажется, если бы я был Богом, то знал бы это. И, конечно же, знал бы других Богов. И жил бы там, где обитают все остальные Боги. А среди моих знакомых были бы, разумеется, и Богини… - я прикусил язык. Она, похоже, была огорчена.
Я протянул руку, легонько коснулся ее плеча и примирительным тоном сказал:
- Но ты, возможно, все-таки права. Возможно, я действительно некий Бог, хотя бы уже потому, что безусловно удостоен чести быть знакомым с Богиней.
Она только плечами пожала:
- Ты все время смеешься надо мной, господин мой.
- Нет, клянусь, я и не думал смеяться!
Она вскочила:
- Я, должно быть, кажусь просто дурочкой столь великому человеку, как ты. Прости меня, господин мой, я слишком утомила тебя своей болтовней.
- Нисколько ты меня не утомила, - возразил я. - Наоборот, ты мне очень помогла.
Рот у нее удивленно раскрылся:
- Помогла?
- Да. Ты помогла заполнить одну из пустующих страниц моей собственной памяти, которая обладает весьма странными свойствами. Я по-прежнему не помню, что было у Эрекозе в прошлом, но теперь, по крайней мере, я знаю о его прошлом примерно столько же, сколько любой человек здесь. Это уже не так мало!
- Может быть, долгие столетия непрерывных снов стерли все в твоей памяти? - сказала она.
- Может быть, - согласился я. - А может быть, сны эти навевали слишком много иных воспоминаний - об иных деяниях, иных жизнях…
- Что ты хочешь этим сказать?
- Видишь ли, мне кажется, что я был не только Джоном Дэйкером или Эрекозе. Другие мои имена всплывают в памяти - странные, из каких-то неведомых языков… И я чувствую неясную - и, возможно, нелепую - уверенность, что, пока Эрекозе спал в своей гробнице, душа его - моя душа! - жила в иных людях, носивших те, неведомые мне имена. Может быть, душа моя вообще не способна спать и должна постоянно действовать?.. - Я помолчал. Что-то я чересчур ударился в метафизику, а в ней я всегда был слабоват. Вообще-то я всегда считал себя чистейшей воды прагматиком. Вера в переселение душ, в возрождение в ином обличье всегда раньше вызывала у меня усмешку - я и теперь продолжал презрительно улыбаться, хотя улыбаться было нечему: именно это-то со мной и произошло.
Тут Иолинда стала слезно просить меня продолжать те рассуждения, которые я сам считал полнейшей бессмыслицей.
- Пожалуйста, - молила она, - пожалуйста, лорд Эрекозе, продолжай свою речь!
И я, хотя бы только потому, что мне хотелось подольше удержать возле себя эту очаровательную девушку, продолжил свои рассуждения:
- Знаешь, пока ты и твой отец звали меня к себе, я, по-моему, вспоминал совсем другие жизни - то не были жизни Эрекозе или Джона Дэйкера. Я вспоминал, хотя и весьма туманно, иные цивилизации, хотя не мог бы, наверное, сказать тебе, были ли то цивилизации прошлого или будущего. Дело в том, что теперь само понятие "будущее" представляется мне бессмысленным. Я, например, совершенно не представляю, где, с точки зрения Джона Дэйкера, находится ваша цивилизация - в прошлом или в будущем? Она - в настоящем. И сам я - в настоящем. И в настоящем передо мной поставлены совершенно определенные задачи. Я должен их решить. Вот и все.
- Но эти твои другие воплощения?.. - проговорила она. - Что, собственно, ты знаешь о них?
Я пожал плечами:
- Ничего. Я всего лишь пытаюсь описать тебе некое неясное чувство, а не вполне определенное впечатление. Это всего лишь несколько имен, которые я теперь успел позабыть. Несколько знакомых лиц, которые почти исчезли из моей памяти подобно тому, как исчезают, тают наши сны. И, вполне возможно, все это всего лишь и было просто снами. Может быть, и жизнь моя в обличье Джона Дэйкера, которая, в свою очередь, тоже начинает растворяться в забвении, - только сон. Разумеется, я ничего не знаю о тех сверхъестественных существах, о которых упоминали твой отец и Каторн. Я понятия не имею об этом Азмобаане, как и о Великом Добром Боге. Я совершенно незнаком ни с демонами, ни тем более с ангелами. Я знаю лишь то, что я человек и я существую.
Лицо ее совсем помрачнело.
- Это правда. Ты человек. Ты существуешь. Я сама видела, как ты предстал перед нами во плоти.
- Но откуда я явился?
- Из других стран, - сказала она. - Из такого места, куда уходят все великие воины, когда умирают. А их жены следуют за ними туда, чтобы там жить весело и счастливо.
И снова я улыбнулся, но постарался скрыть улыбку, чтобы не обидеть Иолинду в ее искренней вере. Что-то я такого места не помнил.
- Я помню только вечные бои. Если я и был где-то не здесь, то уж, во всяком случае, не в стране вечного счастья, а был я во многих странах, и везде шла война.
Внезапно я почувствовал себя усталым и опустошенным.
- Везде шла война. Вечная война, - повторил я и вздохнул.
Теперь во взгляде ее ясно читалось сострадание.
- Не думаешь ли ты, что это твоя судьба - вечно вести войну против врагов Человечества?
Я нахмурился:
- Не совсем так, потому что я, кажется, помню времена, когда вовсе не был человеком. Во всяком случае, в том смысле, как ты это понимаешь. Если душа моя вообще способна селиться в самых различных телах, то она определенно порой селилась в таких существах, которые… сильно отличались… - Я отбросил эту мысль. Все это было слишком трудно воспринять сразу. И слишком мучительно.
Мои слова встревожили Иолинду. Она встала, непонимающе на меня глядя.
- Но это были не… не…
Я улыбнулся:
- Не элдрены? Не знаю. Но не думаю, чтобы это было так, потому что само это слово кажется мне совсем незнакомым.
Она явно почувствовала облегчение.
- Во все это так трудно поверить… - печально пробормотала она.
- Поверить? Моим словам?
- Поверить всему тому, что ты говоришь, тому, что с тобой произошло. Когда-то я считала, что довольно хорошо разбираюсь в жизни. Наверное, я была тогда слишком молода. Сейчас я не могу разобраться ни в чем. Я не знаю даже, буду ли я жива на будущий год.
- По-моему, страхи эти свойственны всем нам, смертным, - мягко сказал я.
- Нам, смертным? - Улыбка ее стала ледяной. - Но ты не смертный, Эрекозе!
До сих пор, откровенно говоря, такое мне и в голову не приходило. Но, в конце концов, разве меня не вызвали в этот мир с помощью заклинания? Я рассмеялся.
- Скоро у нас будет возможность выяснить это - когда начнется великая битва с элдренами! - сказал я.
С ее губ сорвался слабый стон.
- Ах! - воскликнула она. - Разве это имеет какое-либо значение? - Она сделала несколько шагов по направлению к двери. - Ты действительно бессмертен, Эрекозе! Ты неуязвим! Ты вечен! Ты - единственное, в чем я могу быть уверена. Единственный человек, которому я могу верить! Не шути так. Умоляю тебя, не шути так со мной!
Я был поражен этим взрывом эмоций. Мне очень хотелось вскочить, обнять ее и как-то успокоить, но я был совершенно наг. Разумеется, она уже видела меня совершенно нагим, когда я явился перед ними во плоти в гробнице Эрекозе, но я еще недостаточно хорошо знал нравы и обычаи этого народа, чтобы догадаться, какое моя нагота произведет на нее впечатление теперь.
- Прости меня, Иолинда, - сказал я. - Я и не предполагал…
Чего я не предполагал? Того, насколько бедная девочка напугана? А может, какого-то иного, более глубокого чувства в ней?
- Не уходи, - попросил я.
Она остановилась на пороге, обернулась, и я заметил, что ее огромные растерянные глаза полны слез.
- Ты вечен, Эрекозе. Ты бессмертен. Ты не можешь умереть!
Ответить я не мог.
Тем более что понимал, что в первом же бою с этими элдренами погибну.
Внезапно мне стало ясно, какая ответственность лежит на мне. Ответственность не только перед этой прекрасной юной женщиной, но и перед всем человечеством. Я с трудом поглотил застрявший в горле комок и устало рухнул на подушки, а Иолинда опрометью выбежала из комнаты.
Возможно ли, чтобы я оказался способен выдержать такое бремя?
Неужели я действительно хотел, чтобы это бремя возложили на мои плечи?