Интересно, до каких пор можно было что–то изменить?.. Он вспомнил себя студентом. Гордым студентом, который не желал иметь с транспортной корпорацией ничего общего. Литератором хотел быть, даже стихи публиковал… Старец и не думал возражать. Просто иронически посматривал на внука полуоткрытым своим оком, как у игуаны. Сколько я его тогда не видел? - подумал Кирилл. - Года три, наверное… А потом у меня все–таки вышел авторский сборник, и состоялась встреча со Штейнгеймом. И все решилось за полчаса. Штейнгейма можно понять - он прямо сказал, что защищает литературу от таких, как я; потому и был так резок. Но после этого разговора - писать дальше стало невозможно. Перо в руку не ложилось, и планшет не открывался. Я это пережил, подумал Кирилл. Разве что кто–то из богов знает, как я это пережил. А ведь история с Еленой тогда только начиналась…
Кирилл вжался в кресло, пытаясь унять свое сердце. Все хорошо. Ему теперь двадцать девять лет, у него огромный доход и титул консула. Он - третий человек в Департаменте. Левая рука деда, графа Александра Негропонти, всемогущего Старца.
Раскрылась дверь, впуская в комнату прямоугольник света. Елена. Никто другой без стука бы не вошел.
- Новости? - спросила она мягко, шествуя к окну.
Кирилл встал.
- Новости. Да. Так себе новости. Хризодракон встречался с Мильтиадом. Понимаешь, что это значит?
Елена усмехнулась. Кирилл молча ее рассматривал. Когда они впервые встретились - о господи, уже шесть лет назад! - он подумал, что она похожа на персонажей Данте Габриэля Россетти. Крупные черты, тяжеловесность и изящество. Легкий оттенок инферно. Кажется, он даже сказал что–то подобное в своем объяснении в любви - том самом, неудачном… Через месяц после разговора со Штейнгеймом это было. Неудивительно. Но на этот раз он не сдался. Он добивался эту женщину пять лет, совершенно целеустремленно, жертвуя всем лишним. И - добился.
- …Понимаю, - отозвалась она. - Теперь в игру против нас вступят кавалергарды. Если уже не вступили.
Кирилл кивнул.
- Идиоты, - сказал он. - Помилуй боги, ведь Мильтиад же не дурак. Он… идиот. Как он может не понимать, на каком вулкане мы сидим? Он вообще был когда–нибудь хоть в одном промышленном городе? Я ездил в Гермиону две недели назад, по делам… ты помнишь… (Елена кивнула.) Я там… ну, хотел однажды пройтись до нужного адреса пешком, карта у меня была… а подошел трамвай. Знаешь, что такое трамвай? Вот я в него и сел… И знаешь, что меня там больше всего поразило? Газета. Там, в трамвае, одна женщина читала газету. Местную. Я заглянул… и увидел, что ничего не узнаю. Там рядом с городской хроникой шли как бы новости культуры… назывались какие–то музыкальные исполнители, фильмы, какие–то книги даже… ничего. Я вообще не мог понять, о чем там речь. Ничего знакомого. Другой мир. Другая цивилизация, чтоб ее… И это здесь - а как тогда на Карфагене? Где целые мегаполисы с такими жителями, целые страны? Сегрегация сословий… Ни у Бюро, ни тем более у нас нет информации о том, что там на самом деле происходит. Ты же знаешь, что восстание в Мегалополе было для всех неожиданностью? (Елена опять кивнула.) Насытить сорокамиллионную массу чужих людей агентурой так, чтобы происходящие в ней процессы стали прозрачны… это задача не для тайной полиции, а я вообще не знаю, для чего. Никому это не по силам. - Он ударил кулаком о ладонь. - Никому. Мы построили чудовищно уродливое государство… Не мы. Ты сама все лучше меня знаешь. Мы его получили в наследство… - он посмотрел на Елену с надеждой.
Она сделала шаг и присела на подоконник. Кирилл ждал. Она раскрыла портсигар, зажгла тонкую сигарету.
- …Тебе звонил Лакатос? Сейчас?
- Да, - Кирилл пошевелился. - Это важно?
Елена очень изящно пожала плечами.
- Не знаю. Все равно что–то решать будешь не ты… и не я, и не Лакатос, и даже не Вишневецкий. Решения будет принимать только твой дед.
- Ты его не любишь, - сказал Кирилл.
Елена передернулась.
- Ты уверен, что правильно употребляешь это слово?.. Я ничего не хочу сказать плохого о твоем деде, но… Он ведь уже не совсем человек.
Кирилл промолчал. Перед его глазами, как живой, возник граф Александр Негропонти - прозрачная мумия, намертво подключенная к устройствам искусственного жизнеобеспечения. Не совсем человек… Зато он будет жить до двухсот лет, и, скорее всего, даже дольше. Не покидая своего замка. Дорогая плата за долгую жизнь. И за разум.
- Дед - сторонник радикальных мер, - сказал Кирилл.
- Тебя это пугает?
- Меня пугает не это, а неизвестность. - Кирилл поежился. - У деда мозг работает, как квантовый ординатор. Нам такое и не снилось. И при этом - он далеко не всем делится. И вот от этого мне страшно. Я не знаю, какие у него мысли в запасе, какие резервы… и когда он собирается перейти к активным действиям. Дать волю жрецам Урана…
Елена глубоко, не по–женски, затянулась своей сигаретой.
- Но ты же уверен, что он прав. Да?
Кирилл вздохнул.
- Да. Империя на грани развала… причем совершенно чудовищного развала. Взрывного. С такими результатами, каких лучше даже не воображать. Вспомни Вилену, вспомни Мегалополь… По сравнению с тем, что нам грозит… Создание теократического государства - не самая дорогая плата за то, чтобы этого избежать. Честное слово.
Елена молчала.
- Ты ведь знаешь историю… Такое уже было в жизни той Византии, древней… Там пришли христиане - и это спасло империю. Все–таки спасло. Здесь придут ураниты. С теми же последствиями. Но мы выстоим.
Елена молчала. Кирилл поймал направление ее взгляда, посмотрел вниз: между башнями, во тьме, текла многослойная золотая река. Люди…
Стало страшно.
- Старец не допустит взрыва, - сказал Кирилл. - Он же умный. Это же его цель - сделать все без крови. Ну, будем мы все молиться одному богу, ну и что? Может, для культуры так и лучше… А уж для управления - лучше точно. Не мы это открыли.
Елена с сожалением покачала головой.
- Ты не знаешь, какие цели у Старца, - сказала она мягко. - И я не знаю. Мне ничего не остается, как понадеяться, что ты прав… Потому что ни у меня, ни у тебя выбора все равно нет.
Никто из вовлеченных в события людей Бюро и Департамента - ни в Оксиринхе, ни в Тиане, ни в самой Аполлонии - не думал сейчас о событиях в Пространстве.
Или почти никто.
Впрочем, со стороны расположенных в Пространстве вооруженных сил это отношение было симметричным. Группы флотов "Центр" и "Юг" готовились к бою. В постах числового управления, в башнях орудийных установок, в трюмах транспортных кораблей, в кубриках крейсеров и линкоров ни один человек не думал о внутренней политике.
А зря…
- Ложись спать, - сказал Георгий Навпактос.
Андроник Вардан отмахнулся.
- Кофеин пока действует… - он покосился на упаковку таблеток. - Старое средство, почти что библейское… а вот же - помогает. Ты говорил с крейсерами?
Георгий покачал головой.
- Ты меня уже спрашивал про это десять минут назад. На крейсерах все нормально, они висят в готовности номер два, ждут приказа. И линейные крейсера - тоже. А линкорами, я полагаю, ты займешься сам… Поспи.
Андроник тряхнул головой.
- Лучше уж поспать во время боя. Сейчас у меня все время чувство, будто я что–то не доделал…
Георгий усмехнулся.
В чем–то Андроник был прав. Главный парадокс линейных боев в космосе: стратег почти не может повлиять на ход сражения после того, как оно началось. Полноценный космический линкор - это металлическая громадина длиной около километра. Он почти не способен маневрировать в бою: инерция слишком велика, и повороты слишком медленны. Едва ли не единственный вид маневра, доступный такому кораблю во время сражения - увеличение или уменьшение прямолинейного ускорения. Почти вся работа командования происходит до боя: эскадру нужно правильно "нацелить". А потом можно и поспать, в общем–то.
Только вот придется ли группе флотов "Центр" в этой операции вести линейные бои?
Георгий надеялся, что нет. Очень надеялся.
- У нас есть шанс закончить войну, - сказал он.
Андроник вскинулся. Посмотрел с интересом.
- Ты что это вдруг?..
Георгий смутился.
- Не знаю… От недосыпа, наверное. Само выскочило.
- Но ты действительно так думаешь?
Георгий надолго замолчал.
Андроник не мешал ему.
Нельзя было думать о таком перед сражением. Нельзя. Никогда нельзя "начинать дело с конца". Делай, что говорит приказ, и пусть боги решат, каким будет результат…
Но… Черт. С Андроника даже сон слетел от этой мысли. Даже в голове прояснилось.
Закончить войну!.. Ох, да неужели это вообще возможно?..
Закончить войну…
- Если ты прав - это будет моя последняя операция, - сказал он, еле ворочая языком.
- Не хочешь больше служить? Серьезно? - Георгий, кажется, удивился.
Андроник помотал головой.
- Георгий, ты когда последний раз был на командной должности? Как это… страшно. Когда не получается… а кто знает, получится или не получится?.. Как будто сломанные кости мироздания… торчат через кожу. Очень больно. Я сломался, ты скажешь?.. Да, я сломался. После Варуны. Кто–то может вынести. Я нет. Маленький домик на фундаменте из скалы, жить там с Никой… и чтобы карпы в пруду. Как поросята. Термодинамическое равновесие. Ты понимаешь меня?..
- Лучше, чем ты думаешь, - сказал Георгий сухо.
Андроник поджал губы.