Умрад погнал на фронт всех, от мала до велика, в бой пошли даже маги первых годов обучения. Всем старшекурсникам, некогда отправленным в поход на Кандур вместе с Тринадцатым легионом, авансом выдали звания магистров (а для этого нужно было пройти ещё пару лет обучения) и наградили очередными знаками отличия. Как грустно заметил здоровяк Джо, таких осталось не больше десятка. В том числе и Харгул.
Последний от злости разорвал свою грамоту, а медали схоронил в войсковом отстойнике, недалеко от защитного вала. После увиденного на Восточной войне, он с едва переносимым отвращением носил на груди символику Республики. Он бы давно бежал прочь от этой мерзоты, да только куда податься?
С Гипериона приходили вести одна мрачнее другой. Все известные города, кроме одного, пали, с Севера валила неизвестная тьма. По материку бушевала синянка, лютовали дикие, а люди в панике огромным Караваном бежали на Запад, в Санпул. Хотя нет, не в панике. А в организованной панике: кажется, общей массой руководил кто-то из героев того материка, а также прославленный маг. Долетели вести, что Караван достиг предместий Санпула. К удивлению многих, лавине беженцев без сопротивления разрешили проход к городу. Интересно, о чём думали в Совете? Неужели не понимали, что толпа сожрёт запасы за считанные недели, принесёт болезни, и врагов на хвосте?
С другой стороны, что делать? Преградить дорогу пиками, устроить резню, смотреть со стороны, как орды диких и безумных синеглазых разорвут на куски детей с женщинами? Ради полных погребов и чистого воздуха? Скажи, Харг, стальное твоё сердце, покрывшееся ржавчиной, смог бы ты стоять в стороне? Почему такие мысли возникли в твоей голове? Неужели ты так измельчал, так низко опустился твой дух, что даже возможность таких действий допускается?
Всему виной усталость. Молодой старик чувствовал пустоту и невероятную усталость: их не устранить, не заглушить. И хотя в мышцах играла сила, бойкой кровью разливаясь по телу, душа высохла, утратив былые порывы.
Формально Харгула назначили помощником сотника Лероя, однако тот из-за полученных травм и ранений свалился в лазарет и не выходил третью неделю. Посему все тяготы командования полнотой мыслимой ответственности легли на плечи молодого старика, осложнив ему жизнь ещё больше. Конечно, Харгула всегда тянуло к кипучей деятельности, он любил организовывать, не боялся ответа за свои действия, но никогда не думал, что будет так переживать, за своих. Но с каждым убитым умирало что-то внутри, высушивая его ещё сильнее.
А потери были каждый день. Отступивший со всех исторических позиций и укреплённых районов Умрад теперь отгородился валом и ощетинился частоколом кольев вокруг раскинувшегося под стенами города посада, а также торгового порта к западу, в пяти километрах от города. Интересно, что рыбацкую и военную гавань бросили сразу же. По правде сказать, они были наименее развитые: особого морского соперничества Республика нигде не встречала, а рыбные порты гурьбой теснились у юго-восточных побережий Республики, ныне потерянных.
Харгулу же и его сотне вместе с ещё тысячей счастливцев повезло сражаться за торговый порт. Бои тут были наиболее жаркие. Синеглазые перле, как сумасшедшие, никакая магия их не останавливала, что уж готовить о честной стали, пускай и зачарованной. Врагов было слишком много.
Ни единожды Харгулу приходилось отступать от вала и встречать врага на территории порта. Каждый раз ситуацию спасало чудо. Либо неожиданное подкрепление, либо иссякший напор врага. Заместитель сотника никак не мог понять, почему Сенат зацепился за этот клочок земли. Куда надёжнее укрепить кольцо вокруг Умрада, соединив силы, а не распылять их. Однако от командования приходили исключительные директивы: удержать любой ценой. А цена была высокой. За три недели более четырёх сотен бойцов сложили головы за порт. И с каждым днём в глазах выживших, обращённых к командирам, всё отчётливее читался вопрос: зачем?
Ситуация осложнялась проблемой коммуникаций. Вал вокруг посада и самой горы Умрад не соединялся с валом вокруг порта, стоявшего в пяти километрах от города. В начале обороны там проложили траншеи, выставили башни, но дикие смели разреженную оборону в одночасье. Осталось несколько дозорных вышек с горящими кострами. Их едва удерживали несколько десятков смертников. И дорога, по которой с грехом пополам доставлялись припасы защитникам порта.
Её прозвали путём смерти. Редко когда до порта доходило больше четверти фуража. Чаще конвой вместе с телегами оставался на дороге. По словам тех, кому удавалось прорваться, все пять километров были усеяны трупами, разбитыми телегами, мешками с провизией, ящиками с оружием и садками с арбалетными болтами. Зачастую много времени уходило на банальную расчистку дороги. А враг в это время подбирался и с яростью набрасывался.
Поэтому голод для защитников порта был обычной проблемой. Да что там! Стрелять во врагов порой было нечем. Немногочисленные маги без алхимических порошков превращались в бестолковых болванчиков с палками в руках. При таких обстоятельствах никто не сомневался, что последний час близок.
Но воины не сдавались, не бросали оружия, не дезертировали. Арбалетчики ухитрялись мастерить боеприпасы из подручных средств, пара кузнецов творили чудеса при починке ломаного оружия и доспехов. Гвардия держалась, и Харгул не имел права сдаваться.
К тому же вчера командование исхитрилось с новым способом доставки провианта на дрессированных драконах! Представить только! Драконы! О них ходили слухи, что-то писали в газетах. Но теперь это была всамделишная реальность: старый проект, который годами выхаживали влюблённые в своё дело дрессировщики, дал плоды и спас многих ребят от истощения и голодной смерти.
Так что сражаться было можно. Осталось понять: зачем.
На вале, рядом с Харгулом, обосновался Дожо. В отличие от большинства бойцов, он терпеть не мог сидеть в страхе и ждать очередного нападения. Он вообще на всё реагировал спокойно. Особенно когда был сытым. За время бесконечных боёв здоровяк прилично скинул, и теперь при любой возможности старался набить урчащее брюхо.
Вот и сейчас он лежал на подстилке и с удовольствием грыз кусок вяленого мяса. Всё бы хорошо, только запивать эту сухомятку было нечем. Однако это беспокоило Дожо в последнюю очередь.
– Точно не хочешь, командир? – в очередной раз справился у Харгула Дожо.
Заместитель сотника покачал головой.
– Жаль, а то выглядишь, как ходячий, – пробурчал здоровяк.
"Мертвец", – добавил про себя Харгул.
– Спать хочу, – бесстрастно ответил маг и прикрыл глаза. Затем снова открыл, бросил взгляд вдаль, на северо-восток. Там горели огни Умрада. Тёплые, родные.
По возвращении в Умрад, в котором Харгул провёл всего один день, вчерашний студент, зелёный юнец, а ныне командир и ветеран в первую очередь бросился на поиски родного дома. И не нашёл его на месте. Только сгоревшие остовы.
Сначала молодого человека охватило отчаяние. Однако потом он додумался спросить у соседей о судьбе родных. Соседи, хвала богам, были дома, и рассказали, что отец с матерью живы, находятся в приюте для лишившихся жилища – бывших детских яслях. О сестре Харгула они умолчали. Отнекивались, мол, не видели, что и как.
Харгул разыскал маму, старика. Плакал с ними, как дитя. Его-то родные похоронили, наслушавшись ужасов про Восточную войну и последовавшие события. А ещё они рассказали о сестре.
Милая и добрая хохотушка Фро влюбилась в одного повесу, который стал одним из главарей восставших. Девушка была так влюблена в него, что не отходила ни на шаг, даже когда тёмные ангелы ворвались в родительский дом, в котором укрылся горе-романтик. Ей-то и закрылся от вражеского гнева бунтарь, воспользовавшись замешкой и слезами Фро, молившей мстителей о пощаде. Пока её мучили и убивали, гад смылся. Впрочем, ненадолго. Потом его нашли и прилюдно насадили на кол.
Отец с матерью узнали о гибели Фро спустя несколько дней. Они вернулись с плантаций на пепелище.
Харгула передёрнуло. И за кого он воюет? За убийц его сестры? Или её погубила любовь, а возмездие пособникам справедливо?!
Заместитель сотника ощутил, как волны гнева пробежали по его телу. Он не мог более лежать. Вскочил, посмотрел на вал, но не видел его. В голове бушевал ураган эмоций.
Вдруг его кто-то толкнул. Жёстко, бесцеремонно. Пробегавший мимо человек не остановился – продолжил путь вдоль вала. Затем появился ещё один, затем ещё.
– Кто это? – всполошился Харг. Он не отдавал приказа уходить с позиций. – Это люди Двальского, что ли?
Дожо немедленно поднялся. Даже в тусклом свете факелов Харгул разглядел, как побледнело его лицо.
– Это не люди. Это мертвецы!
И не успели слова сорваться с губ здоровяка, как на Харгула с рычанием налетело нечто и сбило с ног. Заместитель сотника так растерялся, что зомби вмиг добрался до его горла цепкими лапами, сдавив с невероятной силой.
Харгул увидел безумные глаза, налитые кровью, оскал, текущие слюни, а в следующий миг лицо мертвяка превратилось в кашу – Дожо молодецким ударом своего молота размозжил голову твари.
Харгул отбросил от себя тело, вскочил, выхватывая из ножен меч. Да, он не забыл, что он маг, но последние события и вечный дефицит припасов научили недурно владеть клинком.
Бойцы вала приготовились к бою. Но как враг пробрался за вал?
Мертвецы валили с западной стороны. Часть из них была одеты в форму солдат Республики. Были среди них и синеглазые. Может, вся сотня Двальского сошла с ума?
– Надо остановить этот поток на время перегруппировки, – предложил возникший за спиной Харга Стимп.
– Отличная мысль, – бросил Харгул, вкладывая меч в ножны.