- Я знаю, государь, но далеко не все потеряно.
- Сейчас от тебя требуется больше, чем от Таксила с Тиссаферном. Собирай Псов. Свора разбрелась и волки разыгрались. Мы балансируем на острие меча. В чем-то это даже хорошо. Опасность разгоняет кровь, застоявшуюся в праздности. Меня не страшит смерть. Пленение - возможно. Но думать об этом я не стану, ты знаешь меня, Киаксар. Я буду думать о будущем. А будущее в любом случае туманно. Сулла рассеял войска Архелая. Теперь этот Фимбрия... Мы упустили поводья, Киаксар.
- Мы упустили их еще четыре года назад, отказав в помощи быку. А бык не смог поднять на рога волчицу в одиночку.
- Не напоминай мне! Да, тогда все казалось иным! И как легко все начиналось.
- Мой царь, я все же осмелюсь напомнить тебе, что из любой ситуации есть два выхода. И это количество я, по мере моих скромных сил, всегда стремлюсь умножить.
- Те возможности уже потеряны?
- Не знаю, мой царь.
- Ты? - удивленно поднял бровь Митридат, - не знаешь?
- Да, не знаю, хоть ты и редко слышишь от меня подобные слова. Но скоро буду знать, - уверенно сказал Киаксар.
- За это я всегда ценил тебя, мой друг. Ты заражал меня своей уверенностью.
- Сейчас все сложно, государь. И дело даже не в нашем положении. Я отправил вестников, едва римляне подошли к стенам Пергама. Свора соберется, а мы прорвемся. Я уверен. Но в Италии теперь будет действовать сложнее. Пока не понятно, с кем разговаривать. Муцил мертв, как и большинство его соратников. Нужно искать новых. Нужно искать, кто еще там остался из желающих услышать волчий вой над Капитолием. И тех, у кого достанет разума не вспоминать наш прошлый отказ.
- Мой отказ... Ты, как всегда деликатен, и как всегда, беспощаден, старый друг. Ищи, Киаксар. Из этой западни мы выберемся. Или не выберемся. Но тогда нам будет все равно. А если выберемся, то нужно возобновить связи с Италией.
- Я ищу, государь.
* * *
Чадят светильники, сражаются с всепроникающей тьмой, но их успехи ничтожны, чернильная пустота не спешит делиться властью над огромным залом. Здесь нет ни души, лишь один человек, облаченный в дорогие доспехи, восседает на резном, золоченом троне. Он неподвижен, словно статуя, немигающим взором глядит в никуда. Он неподвижен целую вечность, прежде чем что-то меняется. На широком подлокотнике трона стоит золотой кубок. Человек простирает над ним раскрытую ладонь, во второй его руке появляется узкий стилет. Лезвие мягко скользит по ладони, оставляя за собой тонкий ручеек. Темные капли падают в чашу, смешиваясь с красным вином. Легкие всплески, водяные часы отсчитывают мгновения. Кап. Кап. Кап...
Остывающая капля крови на острие клинка. Маленький рубиновый шарик срывается в пропасть и летит, бесконечно долго...
Подрагивающее пламя светильников порождает причудливую игру теней.
"Пора"...
- Умри, тварь!
Широкоплечий человек в кожаном фартуке, липком от крови, обрушил громадный мясницкий топор на кромку легионерского щита, расколов его до умбона. Топор, заклинивший в трещине, вновь взлетел вверх, вырвав щит из рук легионера, который ничего не смог противопоставить удару такой силы. Солдат отшатнулся, но сзади напирали, и уклоняться некуда. Нижний край щита ударил легионера в колено, сломав сустав. Солдат упал, на него тут же наступили. Мясник отвлекся на мгновение, срывая с лезвия топора разбитый вражеский щит, но заминка стала роковой. Новый легионер, протолкавшийся в переднюю линию, поднырнул под своим щитом и вонзил меч в незащищенное бедро мясника. Солдат с проворотом выдернул клинок из раны и, шагнув вперед, сбил пергамца с ног. Порядок был восстановлен.
Римляне медленно, шаг за шагом, продвигались вперед в жуткой тесноте улиц. Крепостная стена рухнула перед закатом. Воодушевленные успехом легионеры быстро заняли всю осыпь, перебив защитников, и сейчас бои уже шли в городских кварталах. Стояла глубокая ночь, но сражение не стихало, разгораясь все жарче, вместе с пламенем пожаров, которые охватили всю южную часть города. Светила полная луна, но Фимбрия посчитал это недостаточным и приказал поджечь Пергам. Сейчас он не думал, что штурмует римский город, который нужен Республике не в виде дымящегося пепелища. Легат не думал ни чем, кроме одного: пленить Митридата.
Заняв Южную башню, легионеры убрали подпорки, поддерживавшие наскоро сложенную кирпичную стену, замуровывавшую ворота, и частично разрушили ее, добираясь до засовов. Когда изуродованные створки распахнулись, таран доломал остатки кладки. Пришлось повозиться, но к полуночи путь для прорыва конницы расчистили и Фимбрия ворвался в город. Гай Флавий не походил на многих современных ему полководцев, наблюдающих за битвой с высокого холма. Скорее его следовало поставить в один ряд с древними царями, сражавшимися в первых рядах своих войск. Север держался рядом с ним. Свежим силам, не измотанным осадными работами и штурмами, удалось быстро подняться по центральной улице вверх, до Нижней Агоры. Но там коннице пришлось остановиться: Таксил перегородил все свободное пространство баррикадами из перевернутых телег, бочек и мешков с песком.
- Север! - Фимбрия рычал от досады, - прорывайся здесь, я буду искать обходные пути!
Легат оставил префекту одно из двух "крыльев" конницы. От трехсот человек изначального состава "крыла" в строю оставалось чуть больше половины.
- Всадникам спешиться! - скомандовал префект и первым спрыгнул с коня, - вперед!
Прикрываясь щитом от ударов сверху, префект, вложив меч в ножны, в первых рядах расшатывал и растаскивал наспех сооруженную баррикаду. Кавалеристы, не слишком привычные к такому бою, держались молодцом, вторая линия тоже работала копьями, прикрывая первую, однако результата почти не видно.
За спиной послышалась приближающаяся отборная латинская брань, еще более цветистая, чем та, что удваивала сейчас силы кавалеристов. Квинту до смерти хотелось оглянуться, но велик риск угодить под меч.
- Север, держись!
Квинт узнал голос Сервия Аттиона, командира третьей центурии первой когорты. Вот так гораздо лучше.
Главная городская улица позволяла создать поперек себя стену из десяти щитов, и центурия могла построиться в почти правильный квадрат. Легионеры действовали гораздо успешнее людей Севера, вот что значит выучка и опыт. В суматохе боя префект оказался внутри квадрата, а когда с одного из краев баррикада была разрушена, протолкался в первую линию.
Солдаты уронили одну из перевернутых набок телег, и Квинт, взобравшись по колесу, дрался, как простой легионер, прикрывая ноги своим небольшим овальным щитом и разя сверху вниз. Наверху задержался ненадолго, спрыгнул вниз, чувствуя, слева и справа, щиты товарищей, один за другим преодолевающих баррикаду, пошел вперед, тесня защитников.
Противостояли римлянам обычные горожане, плохо вооруженные, совсем не обученные, но яростно защищающие каждую пядь своего дома. Однако это не слишком задерживало продвижение легионеров, опытных в смертоубийстве, жадных до добычи, и отдохнувших во время осады, в ходе которой все работы выполняли не они, а союзники.
Первую баррикаду взяли быстро, затем пришла очередь второй. Север прорвался на рыночную площадь. Все торговые ряды на ней убрали загодя. Оказавшись на площади в первых рядах, префект увидел стену окованных бронзой щитов, ощенившуюся частоколом копейных наконечников, блестевших в лунном свете. Север впервые видел фалангу. Ей было далеко до знаменитой македонской, с ее копьями, достигавшими длины в двенадцать локтей. Да и "монолит", спартанский эпитет фаланги, трудно применить к этому отряду зажиточных горожан, в недешевом гоплитском снаряжении.
- Развернуть строй! - прозвучала команда Сервия Аттиона.