- Ледедже, выходи! - раздался громкий голос Вепперса. - Я изо всех сил пытаюсь быть терпеливым! Ведь правда, Джаскен? - Она услышала, как Джаскен пробормотал что-то в ответ, потом снова загремел голос Вепперса: - И в самом деле! Послушай, даже Джаскен считает, что я проявляю ангельское терпение, а уж он придумывал для тебя столько извинений, что он практически на твоей стороне. Чего еще тебе нужно? Так что теперь твой черед. Это твой последний шанс. Покажись, девушка. Я уже начинаю терять терпение. Это больше не смешно. Ты меня слышишь?
"О да, очень хорошо слышу", - подумала она. Как ему нравился звук собственного голоса. Джойлер Вепперс никогда не принадлежал к тому разряду людей, которые скрывают от мира свои соображения по тому или иному поводу, и благодаря его богатству, влиятельности и обширным медиавладениям, у мира - больше того: у системы, всего Энаблемента - никогда и не было особого выбора: только слушать.
- Я серьезно, Ледедже. Это не игрушки. Или ты прекращаешь это сейчас сама по своему собственному выбору, или это делаю я. И можешь мне поверить, расписная деточка, если это сделаю я, тебе это не понравится.
Еще один осторожный шажок, снова скрип у нее под ногами. Ну что ж, по крайней мере его голос, может быть, заглушает все производимые ею шумы.
- Считаю до пяти, Ледедже, - прокричал он. - И тогда тебе не поздоровится. - Ее ноги медленно скользили по узенькой доске. - Ну, как знаешь, - сказал Вепперс. Она услышала злость в его голосе, и несмотря на свою ненависть, бесконечное презрение к нему, что-то в его голосе все же заставило ее содрогнуться от страха. Вдруг раздался звук, похожий на шлепок, и на мгновение ей показалось, что он отвесил Джаскену пощечину, но потом она поняла, что это был только хлопок ладоней. - Раз! - прокричал он. Пауза - потом еще один хлопок. - Два!
Она вытянула как можно дальше правую руку в тугой перчатке, нащупала тонкую деревянную накладку, образовывавшую кромку декорации. Дальше должна находиться стенка, лестница, ступеньки, переходные мостки; да хотя бы канаты - что угодно, что позволило бы ей уйти. Еще один, теперь даже более громкий, хлопок взорвался в темноте, в невидимых пространствах карусельного подъема.
- Три!
Она попыталась вспомнить размеры сцены. Она много раз бывала здесь с Вепперсом и всей его многочисленной свитой, ее приводили как трофей, ходячую медаль - свидетельство его коммерческих побед; нет, она непременно должна вспомнить. Но вспоминалась ей только та горечь, с которой она восприняла масштаб того, что увидела: яркость, глубина и сложность сценического оборудования, возможности, обеспечиваемые всевозможными потайными ходами, невидимыми тросами, генераторами дыма. Да чего только стоил один шум, который могли производить невидимый оркестр и важные, разодетые актеры с их крошечными микрофонами!
Это было все равно что разглядывать очень правдоподобное изображение на громадном голографическом экране, смешным образом ограниченном только этой конкретной шириной, глубиной и высотой, и к тому же неспособным к неожиданному монтажу, мгновенным изменениям сцены и масштабированию, возможным на экране. Здесь были скрытые камеры, следившие за главными исполнителями, и боковые экраны на краю сцены, на которые выводились крупные планы актеров в трехмерном изображении. Но все это, тем не менее, выглядело (возможно, из-за явно несоразмерного количества затраченных усилий, времени и денег) глуповато. Словно сказочное богатство и влиятельность исключали для тебя возможность получать удовольствие от простого фильма (или, по крайней мере, признать, что получаешь удовольствие), но при этом ты пытался воссоздавать фильмы на сцене. Она не видела в этом смысла. А Вепперсу это нравилось.
- Четыре!
И только потом (когда она пообтесалась, привыкла быть на публике, общаться, быть объектом внимания) поняла она, что это было всего лишь предлогом, а сама опера - отвлекающим маневром; истинный вечерний спектакль всегда разыгрывался не на сцене, а в помпезном фойе, на сверкающих лестницах, на дугообразных пространствах ослепительно ярких коридоров с высокими потолками, под громадными люстрами в великолепных приемных, вокруг сказочно сервированных столов в шикарных салонах, в до нелепости роскошных туалетах и ложах, первых рядах и избранных местах партера. Сверхбогатые и супервлиятельные считали себя истинными звездами, и их входы и уходы, разговоры, намеки, авансы, предложения, инициативы и рекомендации в публичных пространствах этого громадного здания и представляли собой главное событие вечера.
- Ну хватит этих глупостей, девочка! - прокричал Вепперс.
Если их было всего трое - Вепперс, Джаскен и Сульбазгхи - и если они так и останутся втроем, тогда, возможно, у нее и есть шанс. Она поставила Вепперса в неловкое положение, и ему не хотелось, чтобы об этом знал кто-то, кроме тех, кто так или иначе должен был знать. Джаскен и доктор С. в счет не шли - на них он мог положиться, они будут держать язык за зубами. А вот другие вряд ли. Если в это дело будут втянуты посторонние, то им наверняка станет известно, что она не подчинилась ему и перехитрила его, пусть и на какое-то время. Он будет испытывать смущение, усиленное его непомерным тщеславием. Именно это непомерное самомнение, эта его неспособность выносить даже одну только мысль о позоре, может быть, и позволит ей уйти.
- Пять!
Она помедлила, автоматически проглотила слюну, когда последний хлопок гулким эхом разнесся в темноте.
- Итак, значит, ты этого хочешь? - прокричал Вепперс. И опять она услышала злость в его голосе. - Я тебе предоставил шанс, Ледедже. Теперь мы…
- Сударь! - выкрикнула, хотя и не очень громко, она, продолжая смотреть не на него, а в ту сторону, в которую осторожно продвигалась.
- Что?
- Это была она?
- Лед? - крикнул Джаскен.
- Сударь! - завопила она, но не в полный голос, стараясь произвести впечатление, будто она вкладывает в него все свои силы. - Я здесь! Я больше не буду. Мои извинения, сударь. Я приму любое наказание, какое вы назначите.
- Куда ты денешься, - услышала она бормотание Вепперса. Потом он повысил голос: - Где это - "здесь"? - выкрикнул он. - Где ты?
Она подняла голову так, чтобы голос ее уходил в огромное темное пространство наверху, где были видны гигантские декорации, стоящие, как колода игральных карт.
- Я на колосниках, сударь. Кажется, у самой вершины.
- Она что - там? - проговорил Джаскен недоумевающим голосом.
- Ты ее видишь?
- Нет, господин Вепперс.
- Ты можешь показаться, маленькая Ледедже? - прокричал Вепперс. - Мы хотим увидеть, где ты. У тебя есть фонарик?
- Мм… одну минуту, сударь, - проговорила она полукриком, по-прежнему задирая голову.
Теперь она двигалась по доске чуточку быстрее. Она воображала себе размеры сцены, ширмы и задники, которые спускались вниз, образуя декорации во время спектакля. Они были громадные, необыкновенно широкие. Она, вероятно, не прошла еще и половины.
- Я… - начала она, и тут же словно проглотила язык. Может, это позволит ей выиграть немного времени, успокоит Вепперса, который уже стал беситься.
- Главный управляющий сейчас с доктором Сульбазгхи, - услышала она голос Джаскена.
- Неужели? - раздраженно переспросил Вепперс.
- Главный управляющий очень расстроен, господин Вепперс. Он явно желает узнать, что происходит в его оперном театре.
- Пошел он в жопу - это мой театр! - громко сказал Вепперс. - Ладно, скажи ему, что мы ищем беглеца. И пусть Сульбазгхи включит свет. Теперь это уже не имеет значения. - Последовала пауза, потом он брюзгливо сказал: - Да, конечно, весь свет!
- Черт! - выдохнула Ледедже. Она попыталась двигаться быстрее, чувствуя, как гуляет под ней деревянная доска.
- Ледедже, - прокричал Вепперс, - ты меня слышишь? - Она не ответила. - Ледедже, оставайся на месте - не двигайся, это опасно. Мы сейчас включим свет.
Загорелся свет. Он оказался не таким ярким, как она ожидала, - сумеречный свет вокруг нее, а не ослепительное сияние. Да, конечно, большая часть прожекторов была направлена на сцену внизу, а не на декорации внутри карусели. И все же теперь света хватало, чтобы получить более ясное представление о том, где она находится. Она видела серые, синие, черные и белые краски на заднике, к которому прижималась, - хотя она так и не могла понять, что на нем изображено, - видела десятки висящих над ней массивных завес, некоторые из них трехмерные, в метр толщиной, изображающие то порт, то городскую площадь, то деревню, то горные хребты, то заросли леса. Будучи поднятыми, они размещались в громадном пространстве карусели, как страницы громадной иллюстрированной книги. Она преодолела половину пути по заднику и теперь находилась ровно в середине сцены. Оставалось пройти еще метров пятьдесят. Слишком много. Ей никогда не преодолеть это расстояние. Она теперь видела и то, что внизу. Ярко освещенная сцена более чем в двадцати метрах. Она оторвала взгляд от пола. Поскрипывание под ее отчаянно перебирающими доску ногами теперь приобрело некоторую ритмичность. Что она могла сделать? Какой еще был у нее выход? Она вспомнила про ножи.
- Я все равно ее не… - проговорил Вепперс.
- Господин Вепперс! Вот эта декорация - она колышется. Смотрите.
- Черт, черт, черт! - выдыхала она, пытаясь двигаться быстрее.
- Ледедже, ты…
Потом она услышала шаги.
- Господин Вепперс! Вон она! Я ее вижу!