Вскоре ребята оказались на шоссе, которое вело в Старый Карантин. Здесь, если бы кто-нибудь из фашистов и заметил их, это уже не было опасно.
Двигаться мальчикам было не так-то легко: с восходом солнца у них нестерпимо разболелись глаза, отвыкшие от дневного света. Ребята старались щурить их, прикрывали ладонями. И все же белизна снега слепила, вызывала болезненную резь и непрерывное слезотечение.
Володя вспомнил первую разведку:
— Вот еще незадача, Ваня… В тот раз реветь надо было, чтобы немцы думали, будто я это из-за Лыски, — так хоть плачь, а слез не было. А сейчас, когда не нужно, сами текут.
Пришлось посидеть на дне попавшегося по дороге овражка и подождать, пока глаза немного освоятся с дневным светом. Потом мальчики встали и двинулись в путь. Им хотелось узнать, что делается в Керчи. Они забрались на холм, откуда открывался далекий вид на море и город. И вот в дымке ноябрьского дня, в черном дыхании пожаров завиделся вдали Митридат. Керчь горела. Даже сейчас, днем, дымное небо над ней было багровым. Справа, полузакрытый туманом, тянулся пролив. Все было там мертво, ни одно суденышко не показывалось на море. Куда девались все пароходы, катера, танкеры, шаланды, которые обычно бороздили здесь поверхность пролива, оглашая простор гудками, сиренами, черпая ветер широкими белыми ковшами парусов…
Сейчас только тяжелое бухание немецких пушек, от которого словно передергивало всю округу, доносилось оттуда.
Но там, в тумане, по ту сторону пролива, прорисовывались контуры Таманского берега. Там были свои. Там была Красная Армия.
Шоссе казалось пустынным. Изредка в сторону Керчи по укатанному снегу проносилась одинокая немецкая машина — низкая, неуклюжая, запятнанная маскировочной окраской.
Мальчики свернули с шоссе на тропинку, чтобы быстрее пройти в Старый Карантин. В это время со стороны Керчи послышался нарастающий гул моторов. Гул постепенно заполнял все небо. Пионеры увидели, как внезапно, завизжав тормозами, остановилась на шоссе мчавшаяся грузовая машина. С обоих бортов ее из-под тента посыпались немецкие солдаты. Они бежали в разные стороны от шоссе, бросались ничком в ложбинки, плюхались в ямы. А из-за холмов, оглушая всю округу ревом разъяренных моторов, пронеслись штурмовые самолеты. Они оставляли внизу, позади себя, дым, пламя, ад кромешный, меча короткие частые молнии из-под крыльев, на которых мальчики с восторгом разглядели красные пятиконечные звезды. С грохотом, покрывшим все звуки на свете, пронеслись и исчезли в небе краснозвездные машины.
На шоссе догорали обломки взорванного грузовика.
В той стороне, куда унеслись штурмовики, высоко к небу поднялись лохматые черные исполины — головой под облака. Они встали, зашатались, исторгая грохочущий стон, и, разметав огненные лохмотья и космы дыма, медленно рухнули, совсем как вставшие из гроба мертвецы в «Страшной мести» у Гоголя.
— Вот дают им наши! — приговаривал Володя, стоя во весь рост на холме, забыв совсем о том, как должен вести себя разведчик. — Ох дают!
В эту минуту Володе казалось, что сам он неуязвим, самолеты с красными звездами прикрывают его путь сверху, он даже и не думал о том, что любой случайный осколок близко упавшей бомбы мог бы смести его с лица земли.
Вскоре мальчики вышли к восточной окраине поселка. По дороге они успели заметить, что примерно в четверти километра от поселка, недалеко от шоссе, в одной из глубоких выемок немцы устроили походную ремонтную мастерскую. Там, скрытые тенью выемки, незаметные для авиации, притаились машины с зенитными установками. Возле них копошились ремонтники в комбинезонах, перебирали моторы. Слышался лязг металла.
— Эге, — шепнул Ваня, — примечай!
— Ты головой не верти в ту сторону. Иди себе прямо.