- Да! - с вызовом сказал штурман. - И, как штурман, я рекомендовал бы вам ещё раз прочитать инструкцию о порядке разгрузки.
- Вы думаете, это необходимо?
- Несомненно. Вы совершенно напрасно ввели ваш грузовик в двадцатиметровую зону…
- А знаете, друзья, - раздался весёлый молодой голос, - у этого штурмана фантазия победнее, чем у первых двух.
- Что вы хотите этим сказать? - оскорблённо спросил лжештурман. В лице его было что–то от лже–Нерона.
- Понимаете, - проникновенно сказала девушка в косынке. - Вон там, на пустых ящиках, уже сидят два штурмана и один капитан. А пустые ящики - это упаковка ульмотронов, которые увёз бортинженер - скромная такая молодая женщина. За нею сейчас гонится уполномоченный Совета…
- Как вам это нравится, Валентин Петрович? - вскричал лжештурман. - Самозванцы, а?
- У меня такое ощущение, - задумчиво сказал Горбовский, - что мне не попасть на собственный корабль.
- Верное рассуждение, - сказала девушка в косынке. - И уже не новое.
Штурман решительно было двинулся вперёд, но тут "биндюг" справа немного передвинулся влево, чёрно–жёлтый "дилижанс" слева чуть–чуть подался вправо, а прямо на пути к заветному люку вдруг злобно заворочались, отбрасывая комья земли, оскаленные зубья "крота".
- Валентин Петрович! - с негодованием воскликнул лжештурман. - В таких условиях я не гарантирую готовности звездолёта!
- Старо! - грустно сказал водитель "дилижанса".
Звонкий весёлый голос проговорил:
- Какой это штурман! Скука зевотная. Вот помните второго штурмана - этот действительно развлёк! Как он задирал на себе майку и показывал следы метеоритных ударов!
- Нет, первый был лучше, - сказал, обернувшись, водитель "крота".
- Да, он был хорош, - согласилась девушка в косынке. - Как это он шёл среди машин, держа перед глазами фотографию, и жалобно так приговаривал: "Галю моя, Галю! Галю дорогая! Далеко ты, Галю, от ридного краю!"
Лжештурман, подавленно опустив голову, сковыривал комья земли с блестящих зубьев "крота".
- Ну, а вы что скажете? - обратился водитель "дилижанса" к Горбовскому. - Что же вы всё молчите? Надо что–нибудь говорить… Что–нибудь убедительное.
Все с любопытством ждали.
- Вообще я мог бы войти через пассажирский люк, - задумчиво сказал Горбовский.
Лжештурман с надеждой вскинул голову и посмотрел на него.
- Не могли бы, - покачал головой водитель. - Он заперт изнутри.
В наступившей паузе был отчётливо слышен голос Канэко:
- Не могу я вам дать десять комплектов, поймите, товарищ Прозоровский!
- А вы поймите меня, товарищ Канэко! У нас заявка на десять комплектов. Как я вернусь с шестью?
Кто–то вмешался:
- Берите, Прозоровский, берите… Берите пока шесть. У нас четыре комплекта освободятся через неделю, и я вам пришлю.
- Вы обещаете?
Девушка в косынке сказала:
- Прозоровского просто жалко. У них шестнадцать схем на ульмотронах!
- Да, нищета, - вздохнул водитель "дилижанса".
- А у нас пять, - горестно сказал лжештурман. - Пять схем и всего один ульмотрон. Что, казалось бы, им стоило привезти штук двести.
- Мы могли бы привести и двести и триста, - сказал Горбовский. - Но ульмотроны нужны сейчас всем. На Земле заложили шесть новых У–конвейеров…
- У–конвейер! - сказала девушка в косынке. - Легко сказать!… Вы представляете себе технологию ульмотрона?
- В самых общих чертах.
- Шестьдесят килограммов ультрамикроэлементов… Ручное управление сборкой, полумикронные допуски… А какой уважающий себя человек пойдёт в сборщики? Вот вы бы пошли?
- Набирают добровольцев, - сказал Горбовский.
- А!… - с отвращением сказал водитель "крота". - Неделя помощи физикам!…
- Ну что ж, Валентин Петрович, - сказал лжештурман, стыдливо улыбаясь. - Так нас, по–видимому, и не пустят…
- Меня зовут Леонид Андреевич, - сказал Горбовский.
- А меня Ганс, - уныло признался лжештурман. - Пошли посидим на ящиках. Вдруг что–нибудь случится…
Девушка в косынке помахала им рукой. Они выбрались из толпы машин и присели на ящиках рядом с другими лжезвездолетчиками. Их встретили сочувственно–насмешливым молчанием.
Горбовский ощупал ящик. Пластмасса была грубая и жёсткая. На солнцепёке было жарко. Делать Горбовскому здесь было совершенно нечего, но, как всегда, ему страшно хотелось познакомиться с этими людьми, узнать, кто они и как дошли до жизни такой, и вообще как идут дела. Он составил вместе несколько ящиков, спросил: "Можно я лягу?", лёг, вытянувшись во всю длину, и с помощью струбцинки укрепил возле головы микрокондиционер. Потом он включил проигрыватель.
- Меня зовут Горбовский, - представился он. - Леонид. Я был капитаном этого звездолёта.
- Я тоже был капитаном этого звездолёта, - мрачно сообщил грузный темнолицый человек, сидевший справа. - Меня зовут Альпа.
- А меня зовут Банин, - заявил голый до пояса худощавый юноша в белой панаме. Я был и остаюсь штурманом. Во всяком случае, пока не получу ульмотрон.
- Ганс, - коротко сказал лже–Валькенштейн, усевшись на траву поближе к микрокондиционеру.
Третий лжештурман, видимо, не слышал их. Он сидел к ним спиной и что–то писал, положив блокнот на колени.
Из толпы выехал длинный "гепард". Дверца приоткрылась, оттуда вылетели пустые коробки из–под ульмотронов, и "гепард" умчался в степь.
- Прозоровский, - сказал Банин с завистью.
- Да, - сказал Альпа горько. - Прозоровскому не приходится врать. Правая рука Ламондуа. - Он глубоко вздохнул. - Никогда не врал. Терпеть не могу врать. И теперь очень нехорошо на душе.
Банин сказал глубокомысленно:
- Если человек начинает врать помимо всякого желания, значит где–то что–то разладилось. Сложное последствие.
- Всё дело в системе, - сказал Ганс. - Всё дело в этой исходной установке: больше получает тот, у кого лучше выходит.
- А вы предложите другую установку, - сказал Горбовский. - Не получается у тебя ничего - на тебе ульмотрон. Получается - посиди на ящиках…
- Да, - сказал Альпа. - Какой–то страшный срыв. Кто когда–либо слыхал об очередях за оборудованием? Или за энергией? Ты давал заявку, и тебя обеспечивали… Тебя никогда даже не интересовало, откуда это берётся. То есть интуитивно было ясно, что существует масса людей, с удовольствием работающих в сфере материального обеспечения науки. Между прочим, это действительно очень интересная работа. Помню, я сам после школы с большим увлечением занимался рационализацией сборки нейтринных схем. Сейчас о них уже не помнят, но когда–то это был очень популярный метод - нейтринный анализ. - Он достал из кармана почерневшую трубку и медленными уверенными движениями набил её. Все с любопытством следили за ним. - Хорошо известно, что относительная численность потребителей оборудования и производителей оборудования с тех пор существенно не изменилась. Но, видимо, произошёл какой–то чудовищный скачок в потребностях. Судя по всему - я просто смотрю вокруг, - среднему исследователю требуется сейчас раз в двадцать больше энергии и оборудования, чем в моё время. - Он глубоко затянулся, и трубка засипела и захрипела. - Такое положение объяснимо. Испокон веков считается, что наибольшего внимания заслуживает та проблема, которая даёт максимальный ливень новых идей. Это естественно, иначе нельзя. Но если первичная проблема лежит на субэлектронном уровне и требует, скажем, единицы оборудования, то каждая из десяти дочерних проблем опускается в материю по крайней мере на этаж глубже и требует уже десяти единиц. Ливень проблем, вызывает ливень потребностей. И я уже не говорю о том, что интересы производителей оборудования далеко не всегда совпадают с интересами потребителей.
- Заколдованный круг, - сказал Банин. - Прозевали наши экономисты.
- Экономисты тоже исследователи, - возразил Альпа. - Они тоже имеют дело с ливнями проблем. И раз уж мы заговорили об этом, то вот любопытный парадокс, который очень интересует меня последнее время. Возьмите нуль–Т. Молодая, плодотворная и очень перспективная проблема. Поскольку она плодотворная, Ламондуа по праву получает огромное материальное и энергетическое обеспечение. Чтобы сохранить за собой это материальное обеспечение, Ламондуа вынужден непрерывно гнать вперёд - быстрее, глубже и… уже. А чем быстрее и глубже он забирается, тем больше ему нужно и тем сильнее он ощущает нехватку, пока, наконец, не начинает тормозить сам себя. Взгляните на эту очередь. Сорок человек ждут и тратят драгоценное время. Треть всех исследователей Радуги тратит время, нервную энергию и темп мысли! А остальные две трети сидят сложа руки по лабораториям и могут думать сейчас только об одном: привезут или не привезут? Это ли не самоторможение? Стремление сохранить приток материальных ресурсов порождает гонку, гонка вызывает непропорциональный рост потребностей, и в результате возникает самоторможение.
Альпа замолчал и стал выколачивать трубку. Из толпы машин, расталкивая их направо и налево, выбрался "крот". В окне нелепо высокой кабины торчала крышка новенького ульмотрона. Проезжая мимо, водитель помахал лже–звездолётчикам.
- Хотел бы я знать, зачем Следопытам ульмотрон, - пробормотал Ганс.
Никто не ответил. Все провожали взглядом "крота", на задней стенке которого красовался опознавательный знак Следопытов - чёрный семиугольник на красном щитке.
- По–моему, всё–таки, - сказал Банин, - виноваты экономисты. Надо было предвидеть. Надо было двадцать лет назад повернуть школы так, чтобы сейчас хватало кадров для обеспечения науки.