"СТРУГАЦКИЕ, Аркадий Натанович (р. 28.VIII.1925, Батуми) и Борис Натанович (р. 15.IV.1933, Ленинград) - рус. сов. писатели. Братья." - так начинается статья в седьмом томе Краткой литературной энциклопедии , вышедшем в 1972 году. В статье есть фотография, сделанная, по-видимому, лет па пять раньше: братья стоят у дощатого книжного стеллажа в ленинградской квартире Бориса Натановича. Молодые, очень серьезные, но с едва уловимым выражением - веселья? иронии?
Старшего к тому времени жизнь уже покрутила. Была работа - с шестнадцати лет, учеба в артиллерийском училище и Военном институте иностранных языков (японский и английский языки, специальность - переводчик- референт). Была армейская служба на Дальнем Востоке - дивизионный переводчик, преподаватель в военной школе.
Демобилизовался в 1955 году, поселился в Москве, работал редактором, начал пробовать силы в литературе.
Жизнь младшего сложилась много проще: школа - Ленинградский университет - в двадцать два года, то есть все в том же 1955, стал звездным астрономом и попал на работу в знаменитую Пулковскую обсерваторию, что под Ленинградом.
Чуть позже Аркадий и Борис начали писать вместе, и в январе 1958 года была опубликована их первая повесть - "Извне".
Аркадий Натанович не увидел первого тома первого собрания сочинений братьев Стругацких. Он умер 12 октября 1991 года.
Содержание:
Игра по собственным правилам 1
Извне - повесть в трех рассказах 4
Путь - на Амальтею - повесть 16
Стажеры - повесть 31
Рассказы 74
Публикации 91
Примечания 92
Аркадий СТРУГАЦКИЙ
Борис СТРУГАЦКИЙ
Собрание сочинений
ТОМ 1
Игра по собственным правилам
Писатели и издатели
Я глубоко убежден, что о жизни писателя ничего сообщать не нужно: вся необходимая информация содержится в его творчестве. Может быть, читателю следует знать лишь о переломах жизни писателя - тех поворотах, которые отбрасывают тень на все созданные произведения.
В жизни братьев Стругацких таким переломом была война, и особо - гитлеровско-сталинское злодеяние, которое принято называть ленинградской блокадой. Война и блокада - вот что их сформировало. Сейчас в это нелегко поверить, минуло полвека, наша трусливая память отторгла правду, которую и в воображении трудно вынести, и нам кажется, что другие тоже забыли - прошло, загладилось...
Они были мальчишками: Аркадию не хватало двух месяцев до шестнадцатилетия, Борису только исполнилось восемь. Росли спокойно, ровно, в тихой интеллигентной семье: мать - учительница, отец - искусствовед. В воскресный полдень 22 июня жизнь рухнула. Аркадия послали рыть окопы под Ленинградом, и его, вместе с другими старшеклассниками, накрыла волна немецкого наступления. Он ушел - с боем, отстреливаясь... Домой вернулся взрослым человеком.
Потом была блокада. Братья ее вынесли, спаслись, но ужас пережитого был так велик, что они молчали о блокаде, ничего не переносили на бумагу, молчали тридцать лет - до очередного перелома жизни.
Как раз в 1972 году, когда вышел седьмой том энциклопедии, настало очень трудное для них время, и братья писали "Град обреченный", не рассчитывая на публикацию, "в стол", для себя. Там есть полторы страницы о блокаде: "Вот в Ленинграде никакой ряби не было, был холод, жуткий, свирепый, и замерзающие кричали в обледенелых подъездах - все тише и тише, по многу часов..."
Сжатый, тесный, словно не хватает воздуха, рассказ, с постоянным рефреном: "умирал... тоже умирал... тоже умирал..." - повествование идет как бы от лица младшего из братьев. "Я бы там обязательно сошел с ума. Меня спасло то, что я был маленький. Маленькие просто умирали..." И еще он вспоминает: "Вот уже брат с отцом снесли по обледенелой лестнице и сложили в штабель трупов во дворе тело бабушки". Потом умер отец, а мать и дети непонятно как выжили...
Таким вот способом жизнь готовила их к литературной работе. И потом, словно взяв за правило, все время вела братьев по краю - давала выжить, выскочить, но как бы чудом. Не было, конечно же, никаких чудес, было родительское наследство: здоровье, и невероятная работоспособность, и талант.
Почему я начал эти заметки с выхода энциклопедии: в 1972 году уже могло бы выйти собрание произведений Стругацких, уже восемнадцать крупных вещей были написаны, да еще переводы, сценарии... Уже была громкая слава, книги пошли по всему миру. Только-только вышла статья канадского литературоведа Дарко Сувина, где он назвал Стругацких "несомненными первопроходцами в советской научной фантастике". Но тут-то их и "закрыли" - было такое выражение. Разумеется, не в одночасье закрыли, им лет семь-восемь дали порезвиться, а потом начали крутить рукоять пресса, выжимая из редакционных планов лучшие вещи Стругацких. В конце шестидесятых попали под запрет "Улитка на склоне" и "Гадкие лебеди", примерно в 1971 - полный "стоп", замок щелкнул. Кто-то дал команду: Стругацких не печатать! И тогда случилось чудо: не все взяли под козырек. Два журнала - "Аврора" в Ленинграде и "Знание - сила" в Москве - как-то пробились, что-то кому-то доказали и продолжали Стругацких публиковать. Честь и хвала редакторам, они серьезно рисковали, но задумаемся: почему они пошли на риск? Обаяние таланта? Разумеется. Для любимых писателей можно совершить многое... Но не только. Именно в начале семидесятых годов популярность Стругацких достигла высшей точки. Нет, не так: высшего уровня, на котором и держится до сих пор. Начали создаваться клубы любителей Стругацких, вовсю заработал самиздат - книги ксерокопировались, перепечатывались на пишущих машинках и принтерах компьютеров, переписывались от руки - да-да, переписывались, я сам такие книги видел... Читатели требовали Стругацких, и имя этим читателям было легион: школьники, студенты, инженерная и научная молодежь и вообще научные работники, притом не гуманитарии, которых власть от веку презирала, а люди для власти важные, изобретавшие ядерное оружие и вычислявшие траектории ракет и спутников. И зона молчания не замкнулась вокруг писателей - с огромной неохотой, с оттяжками и оговорками, люди из начальственных кабинетов пропускали их вещи в печать.
Это было трудное десятилетие: книги не выходят, а жить на что-то нужно. Аркадий Натанович взялся за переводы, Борис Натанович подрабатывал в Пулкове. И, конечно, они продолжали писать.
Очень трудно рассказывать о Стругацких: слишком сложное они явление в нашей культуре. Не выходит связного рассказа. Вот, например, часто спрашивают, как они пишут вдвоем. Бытует даже легенда, что братья съезжаются на полупути между Москвой и Ленинградом, на станции Бологое. На деле же у них отработана довольно жесткая технология, которая почти никогда не нарушается. Сначала вещь задумывается - в самом общем виде, - и начинается процесс созревания, который может длиться годы. Разумеется, братья думают врозь, каждый у себя дома. В некий момент они съезжаются и делают полный конспект будущего произведения: общая идея, сюжет, персонажи, разбивка на главы, иногда даже ключевые фразы. Работают, где удобней: то в первопрестольной, то в Питере, то в писательских домах творчества. Затем, как правило, разъезжаются и шлифуют конспект поодиночке. На следующем этапе уже отписываются - это журналистский термин. Пишут на машинке, под копирку. Один из братьев печатает, второй диктует - попеременно. Пишут практически начисто и очень быстро, по многу часов. Когда они работали в каком-нибудь из домов творчества, коллеги-писатели подкрадывались к их двери и удивленно крутили головами: машинка тарахтит с утра до ночи безостановочно, как пулемет. Отписавшись, забирают каждый по экземпляру и потом правят дома. Обычно правка минимальна, но все равно приходится опять съезжаться, чтобы ее согласовать.
Они невероятно скромные люди. Умение свое писать начисто и по многу страниц в день категорически отказываются признавать даром Божьим и объясняют хорошей ремесленной выучкой.
...Миновали черные для Стругацких семидесятые годы, и невидимая колючая проволока, которой их окружили, начала рваться - открылись двери редакций, а в 1984 году писатели удостоились первой книги-сборника в издательстве "Советский писатель", по категории "Избранное". Это надо объяснить. В казарменной системе советского литературного мира была (надеюсь, ее уже нет) твердая табель о рангах и привилегиях. Выход "Избранного" в "Советском писателе" - знак признания, вроде медали, - и гонорар полагается повышенный, и вообще... Погоны старшего офицера. Помню смешанное чувство радости и горечи, с которым я взял в руки этот томик. Радость была от того, что в сборник вошел - практически без купюр! - феноменальный "Пикник на обочине", написанный еще в 1971 году.
Потом я уже понял, что этот сборник - он называется "За миллиард лет до конца света" - был знаком и приближающейся оттепели; резкий спад в период стагнации; постепенная реабилитация в преддверии перестройки и мгновенный взлет в ее разгаре. В 1989 году общий тираж книг Стругацких, кажется, перевалил за миллион экземпляров.