- Нет больше бизнесменов… - выдохнул Дядюшка Джим, словно бы исторгая кусочек души. - Владельцы магазинов… Тьфу! Они живут как придется. Они даже не задумываются над тем, что можно получить прибыль. Оки слишком ленивы, чтобы расширить дело и увеличить товарооборот.
- Интересно, почему вы не построили социализм? - Покрасневшие глаза Миллера внимательно изучали все вокруг, как будто выискивая следы замаскировавшегося врага. - Каждая семья сама за себя. Где ваша солидарность?
- Мы живем очень дружно, Свободнорожденный, - ответил Мэр. - Для урегулирования любых споров у нас есть судьи.
- Но разве не хотите вы двигаться по пути прогресса? Улучшать свою жизнь, чтобы…
- У нас есть все, что нужно, - объявил Мэр и похлопал себя по животу. - Я не могу съесть больше, чем сюда помещается.
- Но ты можешь разнообразней одеваться! - возразил Дядюшка Джим. Бедный свихнувшийся старик! Он так разнервничался, что на виду у всех начал пританцовывать на ступеньках Таунхолла, дергаясь, как кукла из бродячего балаганчика. - Ты мог бы иметь собственную машину, каждый божий год - новую модель с хромированным бампером, а еще… устройство для освещения твоего рабочего места, а еще…
- Будешь покупать весь этот хлам - измотаешь себя тяжким трудом и состаришься, отдав свою единственную жизнь капиталистам, - подхватил Миллер. - Люди должны работать, но не только для себя, а и для других.
Энди и Мэр переглянулись.
- Послушай, Джим, - мягко произнес Энди. - Мне кажется, ты не уловил сути. Нам не нужны новые машины и приспособления. У нас их предостаточно. Бессмысленно производить вещи сверх потребности. У нас есть девушки, которых мы любим весной, и олени, на которых мы охотимся осенью. А уж если мы беремся за работу, так работаем для самих себя, а не для кого-то другого, как бы вы этого другого ни называли - Капиталист или Человек. И… закончим на этом, перед ужином неплохо бы отдохнуть.
Вклинившись меж ног Соплеменников, я услышал, как Си Йоханссон прошептал Джозефу Аракельяну:
- Никак не врублюсь - на хрена нам эти механизмы? Ежели у меня в мастерской поставить механизмы, будь они прокляты, что тогда я стану делать со своими руками?
Джозеф только пожал плечами.
Вдруг Рэд толкнул меня локтем.
- А ведь, наверное, совсем неплохо, - сказал он, - иметь такую машину, как в журналах у Дядюшки Джима.
- А куда бы ты в ней отправился? - спросил Боб.
- Откуда я знаю! Может, в Канаду. Нет, ерунда! Ведь я могу отправиться в Канаду в любой момент, достаточно уговорить отца взять перелетку.
- Точно, - кивнул Боб. - А если ты собираешься не дальше ста миль, можно взять лошадь. Кому охота возиться со старой машиной?
Я протолкался сквозь толпу на площадь. Женщины накрывали раскладные столы для банкета. Гостя окружала плотная толпа, пробраться поближе не получалось, но, недолго думая, мы со Стинки взобрались на главное Дерево Площади - массивный серый дуб, и проползли по здоровенному суку, пока не оказались у Миллера над самой головой. Голова - лысая, покрытая темно-красными пятнами - раскачивалась на тонкой, как нитка, шее, и даже удивительно было, что он не боялся вертеть ею во все стороны, отвечая на вопросы резким, пронзительным голосом.
Энди и Мэр сидели рядом, покуривая трубки. Тут же, по соседству, расположился и Дядюшка Джим. Народ разрешил ему участвовать в беседе, но с условием, что наблюдать за фейерверком остроумия он будет молча. Наверное, это было жестоко, ведь Д.Д. всегда был спокойным и миролюбивым. Но впервые в нашем городе сошлись сразу двое чокнутых.
- Я был еще молод, - рассказывал товарищ Миллер, - да, я был еще совсем мальчик, но я помню, как рыдала моя мать, когда по телевизору сообщили, что Советский Союз развалился. В ту ночь она взяла с меня клятву пронести нашу веру через всю жизнь, и я поклялся, и пронес, и сейчас я собираюсь поведать вам всю правду. Правду, а не гнусную империалистическую ложь.
- А что произошло в России? - удивился Эд Маллиган, Психиатр Города. - Я читал про коммунистов, но у меня даже мысли не возникало, что они дадут своему народу свободу.
- Коммунистов предали! - гневно воскликнул Миллер. - Мерзкая буржуазная ложь и деньги победили их…
- Ничего подобного, - вдруг встрял Дядюшка Джим. - Они сами себя победили, погрязнув в лени и разврате. Такова участь любого тирана. Они оказались не в состоянии заглянуть вперед и увидеть, какие перемены влечет за собой технический прогресс. Они с радостью ему поклонялись, а он тем временем подтачивал железный занавес, который и рухнул им на головы. И никому они тогда стали не нужны…
- Совершенно точно, Джим, - сказал Энди. Он заметил меня среди ветвей и подмигнул. - Но не все так просто, как ты думаешь. Дело не в Коммунистах. Ты не понимаешь: то же самое случилось и в США.
Миллер помотал головой и сказал:
- А Маркс доказал, что технические достижения неизбежны на пути к социализму.
- Ты попал в самую точку, - кивнул Энди. - Я могу объяснить, что произошло, если хочешь.
- Давай, давай - Миллер ехидно усмехнулся.
- Значит, я изучил тот период. Технология дала возможность небольшому числу людей на небольшом участке земли прокормить всю страну. Миллионы акров земли оказались незанятыми, и вы могли купить их за пригоршню арахиса. Однако подавляющая часть людей почему-то предпочитала жить в городах, платя чрезмерные налоги и удушая себя собственным транспортом. И тут некто изобретает компактную батарею для преобразования солнечной энергии и мощный аккумулятор. Каждый может теперь удовлетворить любую свою потребность, а это гораздо приятней, чем работать на износ или чахнуть на службе. Никто больше не хотел платить вздутые цены, обусловленные экономической системой, в которой каждый отдельно взятый бизнес субсидировал и защищал себя за счет расходов налогоплательщиков. В результате, выбрав новый вариант развития общества, люди сократили свои доходы до уровня, когда налога практически платить не надо. Как следствие, резко возрос жизненный уровень, при одновременном сокращении рабочего времени. Все больше и больше народу стремилось улизнуть из города и поселиться в небольшой коммуне на лоне природы. Товаров производилось меньше, в экономике наступила величайшая депрессия, сорвавшая еще большее количество людей с насиженных мест. Большой бизнес и Организованный Общественный Труд поняли наконец, что произошло, и постарались ввести законы, направленные против, как они назвали, антиамериканской деятельности, но было уже поздно, никто ни в чем не был заинтересован. Это происходило исподволь, постепенно, вы понимаете… но наконец произошло, и я считаю, что сейчас мы счастливее, чем раньше.
- Нелепо! Смехотворно! - воскликнул Миллер, - Капитализм обанкротился, как предвидел Маркс, еще двести лет назад. Но его тлетворное влияние виновато в том, что вместо продвижения вперед по пути коллективизма вы отступили назад и стали мелкими крестьянами.
- Пожалуйста, - протянул Мэр. Было видно, что он расстроен, и я подумал, что "крестьяне" - не Свободнорожденные. - Давайте немного споем, это гораздо приятнее.
Приличия требовали, чтобы Миллер - как гость - пел первым. Он поднялся и дрожащим голосом выдал нечто о каком-то парне по имени Джо Хилл. Мелодия привлекала, но даже мне, девятилетнему мальчишке, было ясно, что стихи весьма слабые. Детская А-Б-В-Г-схема, ни единой мужской рифмы или двойной метафоры. К тому же, кого может тронуть происшедшее с каким-то мелким бродягой, когда есть прекрасные охотничьи песни и эпосы о межпланетных путешествиях? Я вздохнул с облегчением, когда следом поднялся Энди и показал всем, что такое настоящее пение и хорошо поставленный мужской голос.
Позвали к ужину. Я соскользнул с Дерева и нашел поблизости свободное место. Товарищ Миллер и Дядюшка Джим сердито смотрели друг на друга через стол, но ни словом не обменялись во время трапезы. А у людей, когда они поняли, что Миллер провел почти всю свою жизнь в мертвом городе, интерес к нему почти исчез. Все ждали, когда начнутся танцы и игры.
Энди сидел рядом с Миллером, но не потому, что он очень того хотел, а потому, что пришедший был его гостем.
Коммунист вздохнул и поднялся.
- Вы все мне очень понравились, - сказал он.
- А я думал, что мы все - капиталистические выродки, - усмехнулся Дядюшка Джим.
- Человек, вот кто интересует меня! Где бы и в каких условиях он ни жил! - ответил Миллер.
Голос Дядюшки Джима стал громче, трость взмыла вверх.
- Человек! Ты претендуешь на заботу о человеке, ты, который только и делал, что убивал и повергал в рабство?!
- Ох, да прекрати, Джим, - сказал Энди. - Все это происходило в стародавние времена. Кого это трогает сейчас, спустя столько лет?
- Меня! - Дядюшка Джим перешел на крик. Он посмотрел на Миллера и подошел к нему на негнущихся ногах, расставив руки-клешни. - Они убили моего отца! Люди умирали десятками тысяч ради воображаемого идеала. А ты говоришь, что вас это не трогает! Целая проклятая страна перестала существовать!..
Я стоял под Деревом, удобно опершись рукой о холодную шершавую кору. Я был немного испуган, потому как не понимал многого. В конце концов, что это такое, чего мы должны так страстно желать?
- Вот как! И это говоришь ты, подхалим, холуй толстобрюхий! - выкрикнул Миллер. - Это ты заставлял людей надрываться, ты спускал с них по три шкуры! Это ты убивал рабочий люд, а их сыновей загонял в ваши чертовы профсоюзы! И… и… что ты можешь сказать о мексиканских пеонах?