- Электроды? Фару? А что с ним случилось?
- Возбуждение нефункционирующего центра импульсами из здорового. Как в ваших опытах.
- Но Фар…
- Не спорь с ним, Рон. Мы уже спорили. Установи ему электроды.
Фар кивнул головой.
- Установи, - подтвердил он.
- Как хочешь, но ты ведь знаешь…
- Знаю. Я уже все обдумал.
Рон снова взглянул на Ин.
- Хорошо, - согласился он. - Выходи в операционную, Фар. Больно не будет, - добавил он, словно говоря с больным.
Кабина была маленькая. "Никогда не думал, глядя извне, что она действительно такая тесная", - подумал Фар. Операционный стол, прямоугольный, белый, как тот, на котором лежит юноша, большая, яркая лампа и ровно столько места, чтобы можно было улечься на стол.
Он улегся, автомат слегка прижал ему голову.
"Это анестезирующий электрод", - успел он еще подумать, а потом наступило короткое беспамятство.
Короткое только для него, так как фактически прошли минуты, пока операция была выполнена.
Он вышел из кабины и подошел к пультам управления.
- Может быть, я сделаю это? - предложил Рон.
- Нет! - Фар сел перед экраном и смотрел прямо перед собой.
- Фар, что с тобой? - Ин положила ему руку на плечо. - Ничего. Иди к гомотрону и перейди на контроль. Сейчас начнем.
Она отошла к автомеду.
"А потом она улетит на Марс, - подумал Фар. - Я буду получать открытки на Новый год, открытки с красной марсианской пустыней, когда. у нас будет холодно и будет падать снег. А потом уже ничего не буду получать, потому что открытки посылаются не вечно…"
- Есть контроль, - произнесла Ин.
Фар выключил искусственное легкое и теперь думал только о серых тканях на экране, раздвигаемых концами электродов…
- Шевельнулись… мышцы шевельнулись, - сказала Ин.
"Значит, попал. Его центр реагирует, и мышцы двигаются, - подумал Фар. - Теперь маленькая поправка".
Он передвинул электрод на долю миллиметра.
- Лучше… теперь лучше. - Ин встала и подошла к нему. - Как ты себя чувствуешь?
- Вернись к пультам, - коротко сказал он.
Да, мышцы двигались, явственно увеличивая объем грудной клетки юноши.
- Посмотри на экране распределение напряжений…
- Были какие-то проблески, но погоди… - Она наклонилась к экрану. - Какой-то перепад уже есть!
Фар разомкнул контур, и импульсы из его мозга больше не шли по проводам.
- Дышит, - произнес он.
- Дышит, вправду дышит! - повторила Ин, вглядывалась в экран, словно впервые видела такой процесс. - Он будет жить, Фар!
- Поздравляю. Удалось! - сказал Рон. - Теперь нужно передать его новые параметры гомотрону, а ты, Фар, возвращайся в операционную.
И снова Фар лежал в маленькой кабине на белом столе, под огромной лампой.
Выйдя оттуда, он снова взглянул на Ин и Рона, склонившихся над пультами.
По каменным ступеням он спустился на гелиодром. Дождь перестал, и на площадке блестели лужи. "Это была трудная для нашей группы операция, - подумал он. - Жаль, что последняя".
Он повернулся к зданию и увидел Ин.
Перепрыгивая через лужи, она бежала к нему по серой площадке гелиодрома.
А.ДНЕПРОВ (СССР)
ПОДВИГ (Национальная премия)
I
Все началось неожиданно. Олла пришла взволнованная, с фототелеграммой в руках.
- Я немедленно возвращаюсь в Москву. Магнитоплан отправляется через сорок минут. Через час мне нужно встретиться с Корио.
Я удивился. Наш отпуск только начался, а что касается Корио, то он сам должен был прибыть на берег моря со дня на день.
- Что такое стряслось? - спросил я сестру.
- А вот послушай. "Олла, мне нужно с тобой повидаться. В моем распоряжении только сутки. Сегодня в двадцать два часа решается моя судьба. Корио".
- Это звучит, как в старых приключенческих романах, - сказал я.
Я знаю Корио много лет как очень умного и уравновешенного человека. Его работы по микроструктуре энергетических полей сделали его имя известным среди ученых всей планеты. Год назад Корио получил Почетную грамоту Народов Земли второй степени и звание Ученого первого класса.
В скупых строках фототелеграммы я уловил скрытую тревогу. Олла чувствовала тревогу любимого человека значительно острее, чем я. Она торопливо начала складывать свои вещи.
- Корио не пошлет такую телеграмму без всяких оснований. Если с ним все благополучно, я сегодня же вернусь, - сказала Олла. - Если же нет…
- Ну что ты! - воскликнул я, беря сестру за руки. - Что может с ним случиться? Болезнь? Опасность? Ну что еще там? Я себе просто не представляю, что в наше время может случиться с человеком. Был бы он космонавтом или летчиком-испытателем… Он ведь физик-теоретик.
- Корио не пошлет такую телеграмму без всяких оснований, - повторила Олла упорно. - До свидания, Авро!
Она подошла ко мне и поцеловала меня в лоб.
- До свидания. От меня пожми руку Корио. И еще, позвони мне вечером. Было бы хорошо, если бы у видеотелефона с тобой был и Корио.
Олла улыбнулась и вышла из комнаты. Я помахал ей рукой с террасы. Через несколько минут от Южной станции, прямо через горы умчался монорельсовый электровоз. В нем Олла отправилась на аэродром.
После обеда я спустился на набережную посмотреть на море. Набережная была пустынной, только несколько любителей морского прибоя сидели с полузакрытыми глазами и слушали, как о бетонные стены разбиваются волны. Над морем висела сероватая дымка, сквозь которую солнце казалось оранжевым. Было очень жарко и влажно. У гранитного спуска к воде я посмотрел на гигантские термометр и гигрометр. Двадцать девять по Цельсию и восемьдесят процентов влажности: как в теплой ванне.
Я долго стоял у двух колонн из стекла, которые одновременно являлись измерительными приборами и украшением лестницы, ведущей к морю. Архитектору, создавшему этот ансамбль, удалось слить воедино целесообразность и красоту.
- Если так будет продолжаться, я отсюда уеду, - услышал я голос сзади.
- А, старый ворчун Онкс! Что же тебе здесь не нравится?
Это был мой друг, Онкс Фелитов. Ему никогда ничего не нравится. Его специальность - ворчать и во всем выискивать недостатки. Недаром он член критического Совета Центрального промышленного управления.
- Мне не нравится вот это, - он показал пальцем на измерительные приборы.
- А по-моему, недурно. Архитектор, безусловно, малый с фантазией.
- Я о другом. Мне не нравятся показания приборов. Не знаю, как ты, а я жару переношу неважно. Особенно когда воздух больше, чем наполовину, состоит из водяных паров.
Я рассмеялся.
- Ну, тогда тебе нужно ехать отдыхать на север, например в Гренландию.
Онкс поморщился. Не говоря ни слова, он протянул мне бюллетень Института погоды.
- Вот читай про Гренландию…
Я прочитал:
"Пятое января. Восточное побережье Гренландии +10…" - Чудесно! Скоро там зацветут магнолии!
- Не знаю, зацветут ли. Только на памяти человечества такого еще не бывало.
Продолжая что-то бормотать, Онкс побрел вдоль набережной, то и дело вытирая платком потную шею.
К шести часам я вернулся в свою комнату и уселся у видеотелефона. Олла должна была вот-вот появиться на матовом экране прибора.
Так я просидел до ужина. Вызова из Москвы не последовало. Я пошел в столовую.
Олла позвонила мне только в двадцать три часа, когда я начал дремать, почувствовав облегчение от жары после трех часов работы регулятора микроклимата.
- Что случилось? - воскликнул я, всматриваясь в лицо сестры. Оно было каким-то странным и чужим. - Что случилось, Олла? Где Корио?
Олла жалко улыбнулась. Я видел, как дрожали ее губы.
- Ты плачешь, милая? Ты плачешь?! - закричал я.
Я никогда не видел свою сестру плачущей. Никогда. Только в те времена, когда она была совсем-совсем маленькой. Я вообще никогда не видел плачущих людей!
Олла отрицательно покачала головой, пытаясь что-то мне сказать.
- Нет, ты плачешь! Немедленно говори, что случилось!
Она посмотрела мне прямо в глаза, и я видел, что они блестят от слез. Мое сердце разрывалось на части. Люди плачут только тогда, когда на них обрушивается большое несчастье или когда они испытывают страшную боль.
- Только что я почти попрощалась с Корио, - наконец сказала Олла шепотом.
- Он?..
- Нет, он жив и чувствует себя прекрасно. Но мы с ним на всякий случай попрощались…
- Он тебя не любит? Он тебя больше не любит?
Олла опустила голову и странно улыбнулась.
- Не знаю… Это все так непонятно… Я ничего не понимаю в том, что произошло…
У меня перехватило дыхание. Если бы Олла была рядом со мной, я бы добился от нее ответа. Но она была далеко - на расстоянии полутора тысяч километров, и я мог лишь беспомощно наблюдать, как она страдала.
- Милая моя, расскажи все по порядку. Я должен тебе помочь. Тебе все должны помочь.
- Мне никто не сможет помочь. Никто.
Олла отбросила прядь волос со лба и, сжав зубы, процедила:
- Скоро не будет Корио…
Я ухватился за металлическую раму экрана.
- Ведь ты же сказала, что он жив и чувствует себя хорошо…
- Да… Но…