- У него бритва электрическая какая-то необыкновенная, внук подарил. Бритва, и правда, хороша. Он меня раз заставил мою "Агидель" принести для сравнения. Моя грохочет, словно в руке трактор держишь, а его только шипит и бреет - чудо. Да еще с аккумулятором, месяц можно бриться без подзарядки.
- Неужели месяц?
- Месяц, - с гордостью сказал Ефим Львович. - Вы не представляете, как Владимир Григорьевич ее бережет. И волосики все щеточкой аккуратно вычистит, и продует, и оботрет. А, вспомнил, фирма "Норелко".
- Не слышал.
- Есть такая. Внук его все время на заграничных рейсах плавает. Штурман он дальнего плавания. Сейчас он где-то в Тихом океане. - Ефим Львович сказал это с гордостью, будто был это не Володин, а его внук. У него самого внуков не было, а две внучки благополучно стали на брачный якорь и в дальние плавания не собирались. - Так я к чему? Если бы Владимир Григорьевич собирался уехать на несколько дней, он бы бритву свою не оставил, это уж вы мне поверьте.
- А он ее не взял?
- В том-то и дело, что не взял. Я зашел, будто спросить что-то у соседа его Константин Михайловича, а сам глянул в тумбочку, где всегда бритва лежит. На месте.
- Вы наблюдательный человек.
- Глаз художника, - скромно сказал Ефим Львович.
- Вы меня простите, конечно, - улыбнулся Кравченко, - но зря вы не стали следователем.
- Я иногда и сам так думаю, - беззвучно засмеялся художник.
- А внук…
- Данилюк Александр Семенович, корабль "Константин Паустовский".
- Ну, вы просто… Хаммурапи настоящий.
- Простите?
- Это я так… Вас не затруднит попросить ко мне лечащего врача? А то я и в лицо его не знаю.
- Он не лечащий. У нас ведь не больница, а Дом ветеранов. Но это я так, для вашего сведения. Сейчас позову. Его зовут Юрий Анатольевич Моисеев, но мы зовем его между собой Юрочкой. Такой человек… Иной раз думаю, может, заболеть для разнообразия, и тут же себе говорю: ты что, Юрочку огорчить хочешь? Это я шучу, конечно.
- Понимаю, - вежливо кивнул старший лейтенант. Было ему как-то покойно здесь, в прохладной библиотеке, разговаривать со старым… как он сказал… бригадмильцем… было приятно. И само исчезновение было какое-то… благородное, что ли, как в заграничном детективе каком-нибудь. Все так чинно, благородно, инсульт, пижама вельветовая, бритва заграничная, внук, корабль… Тихий океан, штурман. Неплохо бы, конечно, попросить майора направить его для опроса этого штурмана.
"Товарищ майор, - сказать, - мне тут по поводу пропавшего из Дома ветеранов командировочку выписать надо".
"На сколько?" - не поднимая головы, спросит майор.
"Дней на десять".
"Чего так долго, ты в своем уме? Куда это?" "Да на Тихий океан".
Да, вот тебе и мушкенум. Черт-те что за чепуха в голову лезет, уснешь здесь, пожалуй, в библиотеке.
Должно быть, устал старший лейтенант, совсем сбился с ног от постоянной спешки, и вправду задремал ненароком, потому что вдруг увидел перед собой молодого человека в халате и понял, что это врач.
- Здравствуйте, - сказал он и вовремя спохватился, что чуть было не сказал "Юрочка", - Юрий Анатольевич?
- Да, Юрий Анатольевич Моисеев.
- Кравченко Виктор Иванович. Прислали меня помочь…
- Я понимаю.
- Я уже немножко в курсе дела. Вам, строго говоря, угрозыск и не нужен.
- В каком смысле?
- У вас свой сыщик есть, художник Ефим Львович.
- А… - улыбнулся врач. - Это верно. Вездесущ и всезнающ. И добрейшая при этом душа.
- Приятный человек. Он какой художник?
- Театральный. Знаете, декорации, костюмы…
Старший лейтенант вдруг сообразил, что не был в театре, наверное, год, а может, и два. Когда ехал после демобилизации поступать в Московскую школу милиции, голова кружилась от счастья: столица, Третьяковка, Большой, Художественный, Театр на Таганке… Да вот как-то замотался с пропавшими без вести, хорошо еще, если выкроишь время подремать перед телевизором. Плохо это, неправильно. Система нужна. Майор Шкляр им все время твердит: в милиции, как в футболе, порядок бьет класс. Мол, если ты и не такого высокого класса сыщик, но порядок знаешь и блюдешь, всегда своего добьешься.
- Вы ведь лечите пропавшего… Харина?
- Да.
- Скажите, Юрий Анатольевич, действительно ли у него замечалось сильное улучшение? Я так понял со слов Ефим Львовича…
- Улучшение - не то слово. Владимир Григорьевич Харин - очень больной человек. Пять лет назад он перенес обширный инфаркт задней стенки… впрочем, это уже детали. Полгода назад - инсульт. Опять же, не входя в детали, скажу, что левая рука и левая нога очень ослабли в результате инсульта, стойкая гипертония, ишемическая болезнь - словом, целый букет, неприятный букет, поверьте, особенно в таком возрасте…
- Ему семьдесят восемь лет?
- Да, совершенно верно. Нельзя сказать, чтобы он совсем не оправился после инсульта, но все шло так медленно… И вдруг в один прекрасный день я застаю его другим человеком. Встал без палочки, даже приседание сделал, представляете? Давление, как у космонавта. Глазам и ушам своим не доверял… Хоть начинай верить после этого в чудеса. Нам, медикам, полагается быть скептиками, во всяких там целителей, знахарей и хилеров мы не верим. А тут хоть осеняй себя крестным знамением.
- Это… когда это случилось?
- Да совсем недавно.
- Такая быстрая поправка… она…
- Я был поражен, повторяю, глазам своим не верил.
- И как вы это объясняете? То есть я хочу сказать…
- В том-то и дело, что никак не могу объяснить. Накануне еле ползал, а назавтра принимает гостей и после этого…
- Да нет, никакой тут связи, конечно, быть не может. Просто так уж совпало…
- А вы этих гостей не видели?
- Нет.
- А у него часто бывали посетители?
- Да нет, насколько я знаю, ни родных у него, ни близких, один внук…
- Как вы считаете, Юрий Анатольевич, если бы вдруг Харин решил уйти, уехать куда-то, он мог бы сделать это? Я имею в виду его физическое состояние.
- В последние дни - да. Но насколько я знаю, ему и ехать не к кому, да он и чувствовал себя здесь как дома.
- Гм… Скажите, Юрий Анатольевич, по вашему мнению, мог Харин уехать куда-нибудь, ну, допустим, к внуку, никого не предупредив?
- Нет. Он на редкость деликатный человек. Знаете, из таких, что даже умирая, обязательно извинятся за причиняемые хлопоты.
- А… голова у него… Знаете, я в прошлом году разыскивал пожилую женщину, ее муж прибежал к нам, взволнованный, на секундочку, говорит, ее оставил около булочной. А она, оказывается, села в троллейбус, а где живет, не помнит.
- Возрастная дементность.
- Да, да, муж еще какую-то болезнь поминал…
- Болезнь Альцгеймера, наверное.
- Правильно, точно. Представляете, она села на троллейбус у Белорусского вокзала, а нашли мы ее только вечером в Северном порту… Внизу, у причалов. Седенькая такая старушка, спокойная. Мне уж потом муж рассказал, что до пенсии она секретарем парткома какого-то министерства была. Когда я ее вез, спрашиваю:
"А как вы сюда попали?"
А она так спокойно на меня посмотрела, даже как бы укоризненно. И спрашивает:
"А куда я попала?"
- Вот так. Да-а… Значит, у вас никаких идей в отношении Харина Владимира Григорьевича нет?
- Нет. Я уж и так и сяк и эдак прикидывал, примеривал - ни одной ниточки, ни одного хвоста.
- Вы сказали, что у него нет ни родных, ни близких. Почему вы так уверенно говорите?
- Видите ли, может, в больнице, где как бы больничный конвейер, врач не имеет возможности так близко познакомиться с больным. Тем более… привязаться к нему. А здесь… - Юрий Анатольевич пожал плечами. - Здесь как дом. Как семья. И ссоришься, и миришься, и хоронишь…
- Я понимаю, - сказал старший лейтенант. Странный парень, подумал он, но подумал уважительно. Находиться постоянно среди стариков… Нет уж, искать их - это дело другое. - Я понимаю, - еще раз повторил он. - Как вы думаете, стоит мне поговорить с его соседом по палате?
- С Лузгиным? Вряд ли он знает больше, чем я вам рассказал. К тому же как раз он страдает болезнью Альцгеймера. В начальной, к счастью, стадии, но тем не менее иногда у него случаются провалы в памяти.
- Спасибо, доктор. Вы действительно проверяли, ушел ли он в пижаме?
- Да. Вся одежда на месте.
- Гм… Спасибо еще раз.
Доктор вышел, и старший лейтенант подумал, что года два-три назад он уже впадал бы в панику - старичок-колобок выкатился так ловко, что и следов нет. Но по невеликому своему еще опыту он знал, что раньше или позже в гладком с виду клубке обязательно отслаиваются какие-то ниточки. Дергаешь за концы - не то, не то, не то, а потом, глядишь, что-нибудь обязательно и распутывается. Конечно, в детективных фильмах все интереснее бывает, но то ж искусство. В жизни главное - терпение.
Что за чертовщина, откуда берется этот бригадмилец, он же не спал, глаза не закрывал. Ефим Львович подмигнул заговорщицки и сказал:
- Виктор Иваныч, я тут дуэт привел, они за дверью.
- Дуэт? - старший лейтенант посмотрел на художника и наморщил лоб.
- Простите старого дурака, - легко засмеялся Ефим Львович, - привыкаешь и забываешь, что для других это может быть китайской грамотой. Есть у нас две дамы, две Маргариты, Маргарита Давыдовна и Маргарита Степановна, они всегда вместе, играли всю жизнь в одном театре, вот их и прозвали дуэтом.
- А почему…
- Вчера утром, когда я увидел, что приятели внука Владимира Григорича идут к нему, я заметил во дворе дуэт. Причем сидели обе Риты на скамеечке у проходной.