- Да? Оригинальный подарок, ничего не скажешь! Но ведь знания нельзя купить и так далее. Ты изучал в университете радио и электронику…
- И, кроме того, охотно посещал в качестве вольнослушателя лекции по медицине, это меня всегда интересовало. Даже ассистировал при операциях.
- Верно, припоминаю. Зато твоя Анита и обижалась, что ты вечно занят и не находишь времени для нее. Да, Анита… Теперь можно признаться, она мне здорово нравилась. Но мне кажется, она по-настоящему любила тебя. Почему вы расстались, Гарри? Ведь вы никогда не ссорились, разве что из-за танцев, которых ты не любил.
- Оставь в покое прошлое, Джо. Если уж тебе так хочется, когда-нибудь мы устроим вечер воспоминаний, - доктор постарался улыбнуться как можно беспечнее, но от Слейна не ускользнула грусть, промелькнувшая в глазах друга. - Не знаю, пригодились ли бы мне танцы, а вот медицина выручила в трудные дни. Если у тебя приключится лихорадка или аппендицит, можешь быть спокоен, окажу помощь.
- Не хочу аппендицита. И лихорадки не будет! Твое заведение похоже скорее на санаторий, чем на больницу. Честное слово, вы, русские, - способная, даже талантливая нация. Но практичности ни на цент. Американец из Штатов построил бы здесь курорт для богатых туристов и, будь уверен, не остался бы в накладе. Тропа через перевал, ущелья, настоящие индейцы, обрядовые пляски племен, весь антураж приключенческих романов прошлого века! Джек Лондон, плюс Фенимор Купер, плюс доктор Эдвард Беллингем вкупе с журналистом Джозефом Слейном! Да ведь это золотое дно, Гарри!
- Курорт мне ни к чему, Джо. Считаю, что моей практичности достаточно, чтобы помочь здешним беднякам, и пока меня это устраивает. Ведь в наследство от предшественников мне достался только хилый барак.
- Как же тебе удалось выманить от правительства деньги на постройку всего, что есть сейчас?
- Очень просто. Написал прошение о денежной помощи для постройки больницы…
- Ну и что?
- Прошение и по сей день лежит где-то в комитете по индейским делам. Если не выбросили. Я написал, а сам принялся за стройку на те небольшие средства, которые у меня к тому времени оказались. Здесь не вложено ни сентаво государственных денег. Ведь я просил на больницу для индейцев, а не на новое оружие.
- И все-таки ты сумасшедший, Гарри! - сказал Слейн, восторженно глядя на друга.
- У меня своя цель, - жестко сказал доктор. - Хорошо, что попутно могу помочь местному населению. Но хотелось бы, чтобы эта помощь оказалась более решительной… Ты не собираешься в поселок, Джо? Зашел бы в факторию. Ее агент ездил за перевал, и он должен привезти лампы к моему приемнику.
- Ну разумеется, я рад хоть чем-нибудь тебе помочь. Иду!
- Хочешь верхом?
- Да избавит меня святая дева от такого несчастья! До сих пор не могу вспомнить без содрогания тряску в седле. Мне полезны пешие прогулки.
Слейн несколько раз ходил в Кхассаро и соседние селения потолковать с индейцами, познакомиться с бытом горцев. С другом сеньора доктора вступали в разговор охотно, оказывали знаки внимания и расположения, хотя со стороны "белой" администрации чувствовалась некоторая настороженность. Власти считали доктора Беллингема чудаковатым самодуром, имеющим, однако, деньги, весьма решительный характер и огромную популярность у тхеллуков. А с настроениями индейцев приходилось до некоторой степени считаться - ведь не прошло и десяти лет со времени последних крупных волнений среди горцев. Чиновникам-испанцам и полицейским-метисам удалось кое-как наладить мирные отношения с тхеллуками, и они отнюдь не собирались наживать себе лишние хлопоты.
- Доктор - местный Иисус Христос, - сказал Слейну начальник полиции с иронией, сидя за коктейлем на террасе муниципалитета, когда столичный журналист явился к нему с визитом вежливости. - В делах доктора я умываю руки. Бог с ним, он, в общем-то, славный парень, хотя и большой оригинал.
Поселок Кхассаро, административный центр земли тхеллуков, представлял из себя несколько коротких улиц, вымощенных камнем и все же довольно грязных.
В большом помещении фактории крутился шустрый одноглазый метис-приказчик, за конторкой кассы сидела миловидная молодая индианка. Несколько женщин племени тхеллуков в оборчатых пестрых юбках и длинных шалях таращили глаза на яркие этикетки консервных жестянок, коробок с мелкой галантереей. Хозяин фактории сеньор Лопес, смуглый здоровяк в широком ковбойском поясе и шляпе "вестерн", казалось, больше всех рад Слейну. Все интересовался, как помещают рекламу в столичных газетах и сколько за это берут. Он скупал у тхеллуков кустарные изделия, шерсть, кожи и всякую мелочь, которая могла иметь сбыт за перевалом, а в Кхассаро торговал всем, что пользовалось спросом, даже медикаментами, которые сам же и дозировал на свое усмотрение. Зажиточным горожанам отпускались лекарства и по рецептам доктора Беллингема, хотя цену назначал все равно сам сеньор Лопес. Он же держал и ломбард. Словом, сеньор Лопес, сколько хватало сил, стремился облагодетельствовать тхеллуков, отнюдь не забывая при этом и себя.
- Святая Мария, я целый день на ногах! - сокрушенным баском жаловался он Слейну, сквозь дым хорошей сигары наблюдая за покупателями. - Что поделаешь, торговля с индейцами хлопотное занятие. И порой, я бы даже сказал, убыточное. Они как дети, сеньор Слейн. Если завелась лишняя монета, норовят истратить на пустяки, не заботясь о завтрашнем дне. А ведь живут в нищете и грязи!
Сеньор Лопес и впрямь считал себя благодетелем.
А нищета в поселках была удручающая, Слейн убедился в этом. Жилища, слепленные из глины, камней и веток, грязные и унылые, наполненные оборванными ребятишками, могли вызвать у поверхностного наблюдателя презрение к тхеллукам. Но Слейн два года назад почти месяц провел в индейских селениях, знал тяжелую судьбу этих древних племен, бывших хозяев плодородных долин. Да и сейчас, вытесненные в резервации, тхеллуки хранили дух былой независимости. В том же селении Чулу, расположенном в нескольких милях от Кхассаро, люди выглядели чище и достойнее, хотя и не богаче. Мужчины здесь не унижались до любопытства к приезжему сеньору, не клянчили сигарету и говорили с ним как с равным. Женщины и дети не выпрашивали подачек. Даже собаки казались яростнее и непримиримее, чем в Кхассаро. И все-таки журналист, как и в прошлый приезд на территорию, не мог понять, как ухитряются существовать в таком нищенском положении целые поселки. Все это угнетало Слейна, напоминало, что сроки поездки истекают…
Как-то, возвращаясь из Чулу в больницу, он увидел на вершине возле телеантенны две человеческие фигуры. Слейн остановился и долго смотрел вверх. Один из двоих несомненно был доктор, его можно было узнать на расстоянии по энергичному взмаху руки, по осанке. Второй - скорее всего Руми. Они то скрывались под скалой, то снова появлялись возле мачты, занятые каким-то важным делом.
За ужином Слейн не удержался и спросил:
- Там у тебя торчит что-то вроде мачты. Но вот телевизора я нигде не вижу.
Доктор пожал плечами:
- Какой смысл тащить через перевал телевизор, если приборы не отмечают ультракоротких волн столичной станции.
- По-моему, гиблая это затея насчет телевизора.
- Я тоже так думаю, - согласился доктор и перевел разговор на другое: - Как тебе нравится суп?
- Очень вкусно! Твоя Паула могла бы работать в первоклассном ресторане.
- В самом деле тебе нравится? Это я научил индианку готовить русский борщ.
Глава 6
Прошло около месяца, как Слейн уехал из столицы, и его все больше охватывала тревога. Пора было на что-то решиться. Или писать репортаж о хорошей жизни индейцев, и тогда его положение в редакции упрочится. Или давать правдивую статью об увиденном с полной уверенностью, что она не будет напечатана, а сам автор с треском вылетит из комфортабельного холла "Экспрессо" без надежд на новую работу. "Да будь оно все проклято! - вздыхал он, шагая по вечерам в больницу. - Не вернусь я в столицу, и все тут! Пусть редактор, если хочет, пишет трогательный некролог: еще один цивилизованный репортер погиб в диких горах тхеллуков. Попрошусь к Гарри хотя бы санитаром!"
Слейн прекрасно понимал, что сделать так у него не хватит воли, как не хватит духу и на розовую статью о счастливом процветании индейцев. Не видя более или менее приемлемого выхода, он свирепо ругал и себя и судьбу. Доктор видел его маяту, но молчал, не задавая щекотливого вопроса, не помогая ни словом, ни советом.
Однажды, после долгой прогулки по ущелью, Слейн направился в коттедж, чтобы завалиться спать. Поравнявшись с электростанцией, он увидел доктора, вышедшего на крыльцо, и обрадовался: после бесед с Гарри становилось вроде бы легче на душе, откладывался на время выбор в дилемме: лицемерие или катастрофа.
- А, Джо, - заметил его доктор. Он стоял на ступенях, что-то обдумывая. Потом решительно кивнул: - Может, зайдешь в лабораторию?
- Охотно. Мне все как-то не удавалось заглянуть в твою энергоцентраль. Если не помешаю…
- Да нет, заходи. Надо же когда-нибудь… - Гарри не договорил, что именно надо, посторонился, пропуская журналиста.
В сравнительно большой, покрашенной белилами комнате плотно стояли опутанные проводами щиты с вольтметрами и амперметрами, хитроумными незнакомыми приборами. Середину комнаты занимал покатый пульт с глазками кнопок и сигнальных ламп. У окна стоял еще стеклянный столик с микроскопом, пробирками, колбами с таинственными медицинскими растворами, но выглядела эта лаборатория неубедительно, как театральный реквизит. За стеной деловито гудела турбина генератора.
- Ого! - сдержанно сказал Слейн.