Кэтти возвышалась над ним подобно Голему, о котором он слышал когда-то, или читал, или видел в телевизионной программе. Черты ее лица чуть исказились, совсем немного, Кэтти стала похожа на известную актрису, очень известную, но сейчас Мейсон не мог вспомнить ее имени, она опустила руки и стояла, глядя Мейсону в глаза, а потом правую руку погрузила себе в грудную клетку и извлекла оттуда его ладонь, он будто освободился от чего-то, но только для того, чтобы ощутить крепкое горячее пожатие Кэтти, ее живую энергию.
- Ты мой муж перед Богом, - сказала она совершенно отчетливо, и Мейсон, пытаясь отдернуть руку, крикнул:
- Командор!
Почему? Он не знал. Какая-то ассоциация… А может, и это слово было подсказано ему кем-то, проникшим в его мозг, кем-то, кто лучше знал, что нужно делать и как подчиниться этому…
- Я люблю тебя, - сказала Кэтти, и неожиданно ее ладонь начала остывать, в какую-то секунду (а может, минуту или мгновение, Мейсон совершенно не представлял, как шло время и шло ли оно вообще) превратилась в ледышку, к которой рука Мейсона прилипла, и он понял, что сейчас с пальцев начнет сходить кожа, и станет так больно, что…
Он дернулся изо всех сил, и ему удалось освободиться, он еще раз ударился затылком обо что-то острое, замычал от боли и от боли же окончательно пришел в себя.
Он стоял, прижавшись к стене и обхватив левой рукой металлический корпус рыцаря. Затылок ломило, ноги гудели, пальцы правой руки онемели, будто он держал ими брусок льда. И мысль… Очевидная еще секунду назад, она ускользала, расплывалась, таяла, он хотел удержать ее, чтобы хотя бы потом разобраться в случившемся, и кажется, что-то действительно запомнил.
А Кэтти… Ее больше не было. Она не ушла, как обычно, чтобы вернуться следующей ночью. Она умерла, как умирает душа от жестокого слова или неправедного поступка.
Она не придет никогда.
Кэтти.
* * *
Когда несколько часов спустя Коллинз явился на работу, открыл своим ключом дверь и, как обычно, поднялся на второй этаж, чтобы включить на щите демонстрационное оборудование, он обнаружил своего работодателя сидевшим у ног экспоната номер 34, занесенного в каталог под названием "металлические латы, наколенники и др., XVI век, эпоха короля Георга VI". Мейсон смотрел перед собой пустым взглядом, и Коллинз перепугался, решив, что хозяин спятил - он не очень верил ходившим с осени слухам о том, что Мейсон по ночам водится с призраками и ради них выстроил здесь подобие старого замка, но сейчас готов был согласиться: что-то было в этих слухах от истины, что-то случилось в доме нынешней ночью, и хозяин…
Мейсон поднял взгляд на экскурсовода, закрыл глаза на мгновение, будто что-то вспомнив, а что-то забыв, и сказал:
- Доброе утро, Джон. Помогите мне встать.
- С вами все в порядке? - участливо спросил Коллинз. - Дайте руку…
- Все в порядке, - твердо произнес Мейсон. - Сейчас - да.
Он поднялся и произнес фразу, которую Коллинз потом долго обдумывал, прежде чем, как ему казалось, понял ее истинный смысл:
- Она пришла не туда, понимаете? Не в свой материальный мир. Она ошиблась. А когда поняла…
Не глядя больше на Коллинза, Мейсон спустился вниз, и стало слышно, как он на кухне наливает воду в чайник, гремит посудой.
Коллинз пожал плечами и открыл дверцу электрического щита, чтобы приступить, наконец, к своим служебным обязанностям. Включив свет в коридоре, он увидел на полу лоскут темно-зеленой материи - почему-то такой ломкий и хрупкий, что, когда Коллинз нагнулся и взял лоскут в руки, материя посыпалась трухой, и через секунду на его ладони осталась только горстка темной пыли, которую он стряхнул и быстро вытер ладонь носовым платком.
- Я уезжаю! - крикнул снизу Мейсон. - Вы слышите меня, Джон? Управляйтесь с экскурсантами сами! Я еду в клинику святой Генриетты.
- Хотите навестить мисс Хатчингс? - отозвался Коллинз. - Мы с миссис Турнейл все сделаем, мистер Мейсон, не беспокойтесь!
Внизу хлопнула дверь.
* * *
- Я себя нормально чувствую, Джош, правда, - в который уже раз повторила Катарина. Она полулежала на высоко поднятых подушках и была сегодня такая красивая, что у Мейсона не то чтобы захватило дух, но что-то в его груди, видимо, все-таки сдвинулось с места, потому что возникло некое стеснение, мешавшее нормально вздохнуть.
- И рука не болит? - в который раз спрашивал Мейсон, не решаясь дотронуться от гипсовой повязки, скрывавшей правую руку девушки от ладони до локтя.
- Нет, - улыбнулась она. - Как хорошо, что ты пришел, Джош! Только что были папа с мамой, и, если бы ты приехал на полчаса раньше, я бы тебя с ними познакомила.
- Представляю, что они обо мне думают, - пробормотал Мейсон.
- О, только хорошее! - воскликнула Кэтти. - Если бы не ты, я бы разбила себе голову.
- Если бы не…
- Конечно, ты успел подхватить меня, когда я поскользнулась!
- Я…
- Я так и сказала тому полицейскому, что приходил вчера вечером, он все записал, а я подписалась левой рукой, потому что правая, видишь…
- Не болит?
- Ну, Джош, я тебе уже десять раз сказала, что нет!
- Кэтти, - сказал Мейсон, - Кэтти… я хотел сказать… давно… еще осенью… Я люблю тебя.
- Джош, - сказала Катарина. - Ты говорил мне это Два дня назад. Осенью мы с тобой еще не знали друг друга. Или ты… Ты смотрел на меня издали и не решался подойти? Да? Мне давно казалось, что кто-то на меня смотрит, это был ты?
Мейсон медленно кивнул.
- Я построил этот дом для тебя, - сказал он. - Этот замок. Я знал, что ты непременно приедешь Посмотреть, и тогда я смогу с тобой познакомиться.
- И ты специально… Господи, Джош, ты сумасшедший! Столько денег! Ты мог просто прийти в магазин или подождать меня после работы…
- Это банально, Кэтти…
- Ты знаешь, Джош, какие разговоры о тебе ходят во всей округе, а может, и во всем графстве?
- Да, - кивнул Мейсон. - Мне приходилось слышать. Люди порой так громко разговаривают.
- Но ведь это неправда? Просто люди злые, и, если кто-нибудь совершает поступок, который они не понимают…
- Который они не понимают, - медленно повторил Мейсон. - Что ты имеешь в виду?
- Ну… - смутилась Катарина. - Этот замок… дом… Никто не понял, почему ты вдруг потратил на строительство столько денег. И с женой развелся. Одни говорят, что ты на туристах зарабатываешь больше, чем на ремонте тракторов. Другие - что ты сошел с ума и построил дом, чтобы приваживать привидения. Говорят, видели, как ты по ночам ходишь по этажам, а днем отсыпаешься.
- А ты? Что думаешь ты? - спросил Мейсон, поняв вдруг, что для него ответ на этот вопрос сейчас важнее всех других ответов на свете. В чем смысл жизни? Что есть любовь? Существует ли верность? Эти и многие другие вопросы, которые в мыслях Мейсона даже не успели сформироваться, собрались вместе и слились в одном, и в больничной палате стало так жарко, что по спине Мейсона потекла струйка пота.
- Я… - сказала Катарина. Похоже, она знала, как ответить, но подыскивала точные слова - не боялась обидеть Мейсона, она не могла обидеть его ни одним своим словом, но хотела, чтобы разговор на эту щекотливую - тему стал последним в их жизни. Потом они будут говорить о многом, в том числе - о главном, но на эту тему не станут говорить никогда.
- Я… - повторила Катарина и, протянув левую руку поверх постели, сжала пальцы Мейсона. - Конечно, ты построил этот замок не для меня, потому что прошлым летом еще не знал меня совершенно, даже если… Нет, не для меня, Джош, а для своей мечты. У каждого есть в мыслях идеал женщины… или мужчины… И представление об этом идеале… Ты жил не так, как хотел, и не мог с этим смириться. И тогда… Одни уходят из семьи и уезжают за океан… Другие спиваются… Третьи все бросают и открывают новое дело… А ты построил замок. Наверно, интуиция подсказала тебе… Ты ведь не мог знать, что старинные замки - моя слабость. Мне они так нравятся… Я была в Рочестере и в Бамбурге, и в Лондон много раз ездила, чтобы побывать в Тауэре. Когда ты придешь ко мне домой, то увидишь: в моей комнате множество фотографий старинных замков - наших и французских, что на Луаре, и голландских, и даже несколько русских крепостей, хотя там, конечно, совершенно другой колорит…
Катарина говорила и не могла остановиться, она впервые в жизни рассказывала об этой своей любви - человеку, который мог ее понять.
- Русские крепости тебе не понравились, - улыбнулся Мейсон, - потому что там не водятся привидения.
- О, Джош, не надо! Я понимаю, как досаждают тебе слухи, не обращай внимания, пожалуйста!
- Хорошо, - сказал Мейсон. - Не буду. Тем более что…
- Тем более… - повторила Катарина, внимательно глядя Мейсону в глаза. Она понимала, что он хотел сказать что-то для него важное, наверно, такое же важное, как ее признание, она не хотела подталкивать Мейсона, но и ждать становилось для нее невыносимо.
- Она больше не придет, Кэтти.
Кого он назвал этим именем? Катарину или Кэйтлин, с которой гулял под осенней луной и по долгим, как часовая стрелка, коридорам своего замка?