Форестер испытующе посмотрел на Себастьяна.
- Вы действительно…
- Где они?
- Пойдемте, - сказал физик и направился к двери. Себастьян с трудом поднялся и поплелся за Форестером, который уже стоял в коридоре, что-то говорил кому-то невидимому, и Себастьян подумал, что обязательно должен увидеть того человека, с которым разговаривал физик.
- Господи, Фиона, - сказал он, добравшись, наконец, до двери и выглянув в коридор. - Как ты… изменилась!
Женщина, стоявшая рядом с Форестером, если и была Фионой, то постаревшей с их последней встречи лет на тридцать - она стала грузной и будто ниже ростом, седые пряди в волосах, темное платье с глубоким декольте, открывавшим ложбинку между тяжелых грудей; может, это была старшая сестра Фионы, о которой Себастьян ничего не знал…
- Ты тоже не помолодел, - улыбнулась женщина и, обернувшись к Форестеру, спросила: - Он помнит все или…
- Все… - не очень уверенно сказал физик и добавил: - Кажется.
- И перцепцию кальеры?
- Ну… - сказал Форестер. - По идее…
Какая еще… Себастьян вспомнил.
Это было на прошлой неделе. Он возвращался с последней точки в Больших Андах, там, в ущелье Сахамы, они установили урию наблюдения, отличное место, очень чистый воздух, спектр можно измерять с такой частотой, какая недостижима не только в больших городах, но и нигде в пределах человеческого восприятия. Урия сразу после подключения начала передавать информацию, они зафиксировали канал и поспешили удалиться, чтобы не рисковать, - все шестеро, Себастьян вспомнил спутников, он их прекрасно знал, давно работали вместе, они поднялись по склону - тому же, по которому спустились в ущелье, - и почти достигли поворота, чтобы там, в безопасности, отдохнуть, поесть и порассуждать о вечном и недостижимом.
За поворотом их ждала кальера - не то чтобы на самом деле ждала, наверняка кальера была здесь и раньше, но не проявляла себя, потому что никто из проходивших мимо людей не обладал нужными для перцепции частотными характеристиками. А сейчас… Кто из них запустил помимо своего желания механизм склейки? Кто стал…
Неважно. Первым попался Сеймур - не потому, что шел впереди, хотя и это имело значение. Но гораздо большее значение имело то обстоятельство, что Сеймур уже много раз участвовал в перцепциях, и его частотные полосы стали очень широкими, в них можно было пропустить если не целый мир, то такую его часть, которая наверняка могла…
Хорошо, что шедший следом за Сеймуром Нагаралль мгновенно оценил ситуацию - Себастьян не мог, конечно, сказать, что именно увидел навигатор экспедиции, миновав камень, за которым скрылся шедший впереди Сеймур. Реакция Нагаралля была мгновенной, и только это спасло Себастьяну жизнь. Он бы не умер, конечно, смерти нет, эту истину каждый младенец впитывает с молоком матери, он бы не умер, но и начинать жить заново в другой ветви у него не было желания, слишком многими корнями он прирос к этой земле, к людям, с которыми работал много лет, к чилийским лесам, горам, сельве…
Нагаралль поднял автомат и выстрелил, не задумавшись ни на мгновение, - будто знал, что, когда, где и как произойдет. А может, знал? Не спросишь. Он выстрелил, Сеймур стал облаком желтого пара (досталось и дереву у обрыва - оно переломилось, и верхняя часть ствола с громким вздохом скрылась в глубине ущелья), а сам Нагаралль, вызвав неизбежную склейку, оказался за той гранью, где действуют законы не нашего мира, и навигатор медленно, как Чеширский кот, начал исчезать в засветившемся от накопленной энергии воздухе, последней исчезла улыбка, которую Себастьян запомнил на всю оставшуюся жизнь - то есть на все то время, что ему еще осталось провести на этой планете, в этом теле, в этой ветви Мультиверса…
Он не испугался, просто шагнул назад, зная, что ему больше ничто не угрожает, обернулся и успел увидеть, как Пендак, Суримо и Лагат, оказавшись в луче кальеры, прошедшем над камнем, тоже начали медленно исчезать, он стоял и смотрел, ничем не мог помочь, перцепция, начавшись, продолжается до исчерпания, он стоял и смотрел, прощался с друзьями и пытался представить себе, когда и где им доведется встретиться вновь - точно доведется, но произойти это может так далеко от мира, в котором он жил сейчас, что они не узнают друг друга - если, конечно, не примутся сравнивать воспоминания…
- Я помню, - сказал Себастьян, переводя взгляд с Фионы на Форестера. - Но… не понимаю.
И еще он сказал:
- Где же, наконец, Памела? И Элен?
- Долго он еще будет вспоминать? - нетерпеливо спросила Фиона у Форестера. - Не торчать же нам здесь допоздна!
- Сейчас, - успокоил ее Форестер. - Если он вспомнил о кальере, значит, осталась самая малость.
- Напомни ему.
- Что? - пожал плечами физик. - Разве тебе помогло то, что я напомнил, когда…
Фиона отвернулась.
- Пойдем отсюда, - сказал Себастьян. - Кстати, Памела обещала сегодня приготовить жустину. Может, поедем ко мне, а? Честное слово, ребята, я уже в порядке. А если чего-то не вспомню, то спрошу.
Фиона и Форестер переглянулись и облегченно вздохнули.
В конце коридора открылся темный зев лифта, и они один за другим ступили в пустоту, Себастьян потерял опору и провалился, а Фиона с Дином держали друг друга за руки и потому последовали за ним не сразу, он потерял их из виду, но это не испугало его, он подумал о том, как хорошо будет вернуться домой после работы, Элен непременно приведет внуков, они такие милые…
Из лифта он вышел на поляне у входа в коттедж - не промахнулся, хотя координаты задал подсознательно и после сегодняшних волнений мог ошибиться даже на милю. Подождал - сначала из синевы вечернего воздуха проявилась Фиона, махнула рукой Себастьяну, а Дин вышел чуть в стороне, подошел к Фионе, взял ее руку в свою и сказал:
- Подарок забыли.
- В следующий раз, - сказала Фиона.
- Вы войдете в дом или останетесь на поляне? - нетерпеливо произнес знакомый голос, Себастьян обернулся медленно, будто массивный спутник, движимый системой гироскопов: за те несколько часов, что он не видел свою жену, она, конечно, мало изменилась, разве что переоделась к приходу гостей. Покрасить волосы, как он советовал, она так и не захотела, и седина, о которой Пам говорила, что она ей к лицу, показалась сейчас Себастьяну особенно ненужной, неправильной, как и морщинки вокруг глаз, и тяжелая походка (в прошлом году Пам упала со стула - вот нелепая история! - сломала ногу, и с тех пор ходила, переваливаясь, будто гусыня).
- Да, - сказал Себастьян. - Конечно, войдем. А как моя любимая жустина?
- Тебе бы только поесть, - улыбнулась Памела.
- А… Элен? - спросил Себастьян. Он не должен был спрашивать, потому что знал ответ, но все-таки спросил, потому что на самом деле это был самый важный вопрос в его жизни. Памела должна понять и не сердиться, и если она все-таки обидится, это будет означать, что он не окончательно принадлежит этому миру, какие-то частотные полосы в его личности еще не сузились настолько, чтобы исключить возвращение к…
- Элен приедет прямо с работы, - сказала Памела, смерив мужа изучающим взглядом, - и непременно уничтожит половину твоей порции, так что, если вы все не поторопитесь…
Себастьян потянулся к жене, чмокнул ее в щеку, понял по внезапно возникшему напряжению, что делает что-то не так, и сразу, конечно, вспомнил, что именно - обнял Памелу и крепко поцеловал в губы.
- Пам, - сказал Себастьян, когда поцелуй закончился долгим объятием, - прости, я еще не очень…
- Не первый раз, - улыбнулась Памела, - иди в дом, развлеки гостей, Элен скоро будет, у нее сегодня шермак, если ты забыл…
- Что у нее? - переспросил Себастьян, но сразу же и вспомнил: слово обозначало обычный вернисаж, где вместо художественных полотен выставляли объемно-звуковые мыслеформы, производившие тем большее впечатление, чем меньше зритель-слушатель понимал замысел художника-композитора. Себастьяна вдохновляли абстрактные шермы, Элен именно такими и занималась, работала тщательно, и угадать ее замысел пока не смог никто, а потому шермы пользовались бешеным спросом - воздействие их на психику было полным и таким продолжительным, что шермаки доктора Флетчер устраивали в Большой капелле не чаще раза в полгода - сегодня именно такой день и был: второй шермак Элен в нынешнем сезоне.
Дин с Фионой расположились в гостиной на привычных местах - чтобы видеть пейзаж за окном: заходящее солнце, лес на склоне холма, лысую вершину, темную в предзакатный час, будто на холм надели черную шапочку.
- Прошло? - участливо спросила Фиона, когда Себастьян смешал себе виски с содовой и сделал несколько глотков, чтобы привести в порядок мысли.
- Мне опять пришлось ему объяснять основы Мультиверса, - усмехнулся Форестер. - Всякий раз этот тип выбирает почему-то ту из своих ветвей, где слыхом не слыхивали о спектральных возможностях человека.
- Как прошлой весной? - нахмурилась Фиона.
- Примерно, - кивнул Форестер.
- Эй, - сказал Себастьян, поставив бокал на журнальный столик. - О чем вы? Что было весной?
- Посиди, - мирно произнес физик, - сам вспомнишь.
Памела внесла на блюде пять маленьких тарелочек с темными жустинами, Форестер сказал "Как я голоден!" и сразу откусил от своей, расплывшись в блаженной улыбке.
- Оставьте для Элен, - предупредила Памела.
- Пам, - сказал Себастьян, - ты гоже запоминаешь все, что…
- Нет, - покачала головой Памела. - Ты знаешь: я не люблю это… Эти переходы… И всякий раз нервничаю, когда ты… Тебе это так необходимо, Басс? Фиона, хотя бы ты его отговорила! Элен сколько раз пыталась, но он ее не слушает! И всякий раз возвращается в таком вот состоянии - ничего не помнит, ничего не понимает, весь там, где…