День выдался ясный, я вышел во двор посмотреть на Солнце. Поляризатор умерил силу света, и глазам не было больно. Я отвел глаза в сторону так, что поляризатор ушел из поля зрения, и огляделся.
Внутри скафандра сохранялась прохлада. Воздух, охлажденный полуадиабатическим расширением (как гласила инструкция), холодил голову и через выпускные клапаны уносил из скафандра теплоту тела и углекислый газ.
В инструкции говорилось также, что нагревательные элементы скафандра приходится включать не часто, поскольку обычной проблемой было избавление от тепла. Однако я решил достать сухого льда и испытать термостат и обогреватель.
Я опробовал все системы, о которых только мог вспомнить. За нашим двором течет ручеек, а за ручейком находится пастбище. Я потопал прямо по ручейку, оступился и упал, хуже всего было то, что я не видел, куда ставлю ногу. Упав, я оставался лежать, меня покачивало на воде. Мне было не мокро, не жарко и не холодно, а дышал я так же ровно, как всегда, хотя через шлем переливалась вода.
С трудом я выкарабкался на берег и снова упал, врезавшись шлемом в валун. Порядок. Никаких повреждений. Для того "Оскар" и сделан, чтобы все выдержать. Подобрав под себя колени, я поднялся и пересек пастбище, спотыкаясь о камни, но держась на ногах. Потом подошел к стогу сена и зарылся в него.
Прохладный свежий воздух… и никаких проблем. Я даже не вспотел.
Скафандр содержал в себе специальную туалетную конструкцию, но ее я еще не наладил, так что я разделся через три часа, еще до того, как кончился запас воздуха. Повесив скафандр на специальную стойку, которую я соорудил, я потрепал его по плечу.
- "Оскар", ты парень что надо, - сказал я. - Теперь мы с тобой партнеры. Еще попутешествуем.
Предложили бы мне за "Оскара" пять тысяч долларов - я бы только фыркнул.
Пока "Оскар" испытывался на герметизацию, я работал над его электронной оснасткой. С радаром и маяком я даже возиться не стал: первый настолько прост, что и ребенок с ним справится, а второй дьявольски дорог. Но рация, действующая в диапазоне, принятом в космосе, - антенны принимали только эти волны, - казалась мне необходимой. Можно было, конечно, собрать простую походную рацию и привесить ее к поясу снаружи, но я тогда все время мучился бы с ее настройкой, да и вакуума она не выдержала бы. Изменение температуры, давления и влажности оказывает странный эффект на электронные системы, именно поэтому рация и должна быть встроена в шлем.
В инструкции приводились диаграммы, и я занялся делом. Слуховые и модуляционные схемы особой проблемы не представляли - всего лишь транзисторы на батарейках, размеры которых легко можно уменьшить. Но вот микроволновый блок…
Микроволновые схемы штука сложная, требующая специальной обработки; одно неверное движение руки может нарушить выходное сопротивление и нарушить математически рассчитанный резонанс.
Что ж, я попробовал. Необходимые мне платы можно по дешевке купить в магазинах, торгующих списанными товарами, а некоторые транзисторы и другие компоненты я выдрал из собственных приборов. И после адских трудов я все-таки заставил блок работать. Но в шлем проклятая штуковина не лезла, хоть плачь.
Если хотите, считайте этот блок моей моральной победой - в жизни мне не доводилось мастерить ничего лучшего.
В конце концов я купил готовый блок - вакуумной обработки в пластиковом чехле. Купил там же, где раньше покупал микросхемы. Как и скафандр, к которому он был когда-то изготовлен, блок устарел настолько, что взяли за него смехотворно мало. Надо сказать, к тому времени я уже был готов заложить хоть свою душу, до того мне хотелось наладить "Оскара".
Главной сложностью в работе с электрооснасткой стало то, что все ее детали должны были быть безотказными и безопасными. Человек, работающий в космосе, не может, в случае неполадки, заскочить в первый попавшийся гараж и попросить механика помочь. Либо оснастка его скафандра будет нормально функционировать, либо ему остается только молиться. Потому-то и установлены на шлеме двойные фары, вторая автоматически зажигается, если гаснет первая. Дублировалось все, даже подсветка циферблатов над моей головой. Здесь я не спешил и не экономил; каждую дублированную схему я восстанавливал дублированной и тщательно проверил все автоматические переключатели.
М-р Чартон настоял, чтобы я заполнил встроенную аптечку скафандра всем тем, что предписывала инструкция: глюкозой, мальтозой и аминотаблетками, витаминами, аспирином, антибиотиками, кодеином - в общем, достаточным запасом лекарств, чтобы человек мог выкарабкаться, если что-то случится. Он попросил доктора Кеннеди выписать на них рецепты, чтобы я снарядил "Оскара", не нарушая при этом правил.
Когда я кончил работать, "Оскар" пришел в такую же отличную форму, в какой был во время своей службы на космической станции. Приводить его в порядок оказалось куда как интересней, чем, скажем, помогать Джейку Биксби превращать кучу металлолома в автомобиль.
Но лето шло к концу, и настала уже пора очнуться от мечтаний. Я все еще не знал, где мне предстоит учиться, на что учиться, да и придется ли учиться вообще. Кое-что я скопил, но этого явно не хватало. Часть денег ушла на марки и мыло, но я их оправдал, да еще с прибылью, одним пятнадцатиминутным выступлением по телевизору; а на ухаживание за девчонками я с марта месяца не потратил и цента - до того был занят. "Оскар" мне обошелся до смешного дешево, налаживал я его в основном потом и отверткой. Но семь долларов из каждых десяти мною заработанных шли в денежную корзинку.
Денег не хватало. Я с тоской осознал, что мне придется продать "Оскара", чтобы протянуть первый семестр. Но на что я протяну остаток года? "Отважный Джо", стандартный американский мальчик-герой, всегда заявляется в колледж с пятьюдесятью центами в кармане и благодаря своему золотому сердцу приходит к последней главе, всех победив и с изрядным счетом в банке. Но я-то отнюдь не "Отважный Джо". И стоит ли начинать учиться, если к Рождеству меня выставят из-за нехватки денег? Не будет ли разумнее подождать год и за это время свести короткое знакомство с киркой и лопатой? Был ли у меня выбор? Университет нашего штата, единственное высшее учебное заведение, куда я наверняка мог поступить, переживал трудные времена. Поговаривали, что многих профессоров уволят и университет потеряет свой нынешний статус. Вот смеху-то будет - корпеть несколько лет, зарабатывая себе бесполезный диплом никем не признаваемого учебного заведения.
Да и раньше наш университет котировался не выше второсортного технического училища.
Калифорнийский технологический и Институт Рокфеллера прислали мне отказы в один и тот же день, первый - на стандартном бланке, другой - в форме вежливого письма, гласившего, что принять всех абитуриентов, сдавших экзамены по вступительной программе, институт не сможет.
Помимо всего этого мне еще досаждали и различные мелкие неприятности. Пятьдесят долларов были единственной положительной стороной участия в телевизионном шоу. Человек, одетый в скафандр, выглядит в телевизионной студии, прямо скажем, глуповато, и ведущий выжал из этого все, что мог, постукивая меня по шлему и спрашивая, там ли я еще. Куда уж смешнее! Потом он спросил, что я намерен делать со скафандром, но когда я начал отвечать, он отключил мой микрофон и включил заранее записанную ленту со всякой чушью о космических пиратах и летающих тарелках. И половина жителей нашего городка решила, что слышала мой голос.
В общем-то, все это было бы не так уж трудно пережить, если бы в городе не появился Туз Квиггл. Все лето он где-то отсиживался, в тюрьме, по всей вероятности, но на следующий день после телевизионного шоу уселся за стойкой в аптеке, долго сверлил меня взглядом, затем осведомился громким шепотом;
- Слышь, ты случайно не тот самый знаменитый космический пират и телезвезда?
- Что скажешь, Туз? - спросил я.
- Ух ты! Хочу взять у тебя автограф! В жизни не видел живого космического пирата!
- Заказывай, Туз. Либо освободи место для кого-нибудь другого.
- Солодовой с шоколадом, коммодор, только без мыла.
Туза распирало остроумие каждый раз, когда он появлялся в аптеке. Лето выдалось на редкость жаркое, и от жары все заводились с пол-оборота. В пятницу, перед Днем труда, на складе забарахлила система охлаждения воздуха, ремонтника мы найти не смогли, и я провозился с ней целых три часа, насквозь пропотел, испортил при этом свои самые лучшие брюки. Я вернулся к стойке, только и мечтая, как бы добраться до дому и до ванной, когда в аптеку вплыл Туз, приветствуя меня громким возгласом:
- Привет, командир Комета. Гроза космических путей! Где же ваш бластер, командир? Смотрите, как бы Галактический император не оставил вас после уроков за такую небрежность! Ик-ик-ик-иккити-ик!
Девчонки, сидевшие за стойкой, прыснули.
- Отвяжись, Туз, - сказал я устало. - Жарко сегодня.
- И поэтому ты вылез из своих резиновых кальсон?
Девчонки засмеялись. Туз, скорчив рожу, продолжал:
- Слушай, малый, уж коль ты обзавелся шутовским нарядом, грех тебе не пустить его в дело? Дай объявление в "Кларион": "Имею скафандр - готов путешествовать". Ик-ик-ик! Или наймись к кому-нибудь пугалом на огород.
Девчонки заржали. Я сосчитал до десяти, потом еще раз, но уже по-испански, потом по-латыни и спросил строго:
- Что ты заказываешь, Туз?
- Как обычно. Да поживей - у меня свидание на Марсе.
Из-за своей конторки вышел м-р Чартон, сел за стойку и попросил меня сделать ему прохладительный с лаймом. Его, разумеется, я обслужил первым, что прервало поток остроумия со стороны Туза и, по всей вероятности, спасло ему жизнь.
На некоторое время мы с хозяином остались одни. Он сказал тихо: