Гости сели за стол. Дамы спустились вниз и, к веселому изумлению мужчин, лихо пили крепкие напитки и отпускали такие соленые шуточки, что рыцари ржали до упаду.
Старпом с бокалом в руке прохаживался по залу и вдруг, остановившись перед нашей нишей, сделал крайне изумленное лицо.
- Ба! До чего тесна Вселенная! - воскликнул он. - Крысоед, смотри. Узнаешь? - Это штурман нашего фрегата. А это… - Крысоед сверлил моего спутника острыми, как у хорька, глазами и, помедлив, заявил: - А это капитан.
- Ну конечно! Узнать его можно и в шутовском наряде.
Дед Мороз пожал плечами и смотрел на Крысоеда с таким неподдельным изумлением, что старпом насмешливо спросил:
- Что, память отшибло? Ничего, она вернется, когда Крысоед начнет пытать, прижигать спину раскаленным железом.
В лице у моего спутника что-то дрогнуло. Кажется, к нему начала возвращаться далекая память. Он закинул руку назад и под шубой пощупал спину. Появились, видимо, шрамы. Вспомнил он их, вспомнил и все остальное, связанное с прежней жизнью: китель с погонами, брюки с алым кантом, фуражку с кокардой. Шуба, шапка, валенки, затуманившись, исчезли, и вместо них возникла форма капитана.
- Наконец-то. Умница, - усмехнулся старпом. - Кеша, как ты называешь умных людей?
- Разумная протоплазма. Вкусно, - жадно прохрипел паук и протянул к капитану мохнатую лапу.
- Подожди, Кеша. Сейчас они невкусные. Их просто нет. Но потом…
Рыцари и дамы звенели бокалами, закусывали и с любопытством посматривали на меня с капитаном, на паука и Крысоеда. Многого они не понимали. Но зрелище, видать, им здорово нравилось.
- Да, да! Потом все вернется, - продолжал старпом. - Не думай, капитан, что в погребе с елкой ты вечно будешь торчать замороженным придурком. Нет, ты вновь оживешь во плоти, станешь вкусным - и в зубах паука завопишь, вполне оценив диктат материи над духом.
- Ты тоже считаешь, что мертвая Вселенная оживет? - с надеждой спросил я.
- А ты как думал, художник? Нет, дьявол хитер. Сейчас он просто отдыхает и накапливает силы. Через миллиарды лет он проснется и закружится электронами и планетами, запылает звездами. И начнет снова творить, созидать - с тем чтобы вдоволь потешиться, полюбоваться, как созданный им мыслящий дух будет выть в тоске и отчаянии, как будет вопить от боли ожившая материя. Вселенная такая же злобная и прожорливая скотина, как и Черный паук. - Старпом замолк, пораженный какой-то внезапно пришедшей мыслью. - Кеша, ты паук и, стало "ыть, можешь плести паутину. Так?
- Угу.
- Сделай это.
Рыцари и дамы с интересом смотрели на паука. Двигая челюстями, тот перетирал что-то, чмокал и чавкал. Готовил, видимо, паутину. И вдруг лапой вытянул откуда-то из себя серебристую тонкую нить и подбросил ее вверх. Нить прилипла к высокому своду зала. Паук живо взобрался по ней к потолку, потом спустился по другой, уже новой паутинке. И замелькал паук вверх и вниз, как челнок в ткацком станке. В середине решетки он закружился сужающимися кругами. И паутина готова.
- Молодец, - похвалил старпом и показал на капитана. - А теперь накинь эту сеточку на него. Он в ней овеществится и станет вкусным.
- Вкусным. Очень вкусным, - радостно заурчал паук.
Не успел капитан опомниться, как очутился в липкой паутине. Я пытался освободить его, но упругая и липкая паутина оказалась крепче стальной проволоки. Капитан извивался, но его отчаянные усилия ни к чему не привели.
- А ты сбрось ложноматериальное обличье, - посоветовал я. - Стань свободной мыслью. Исчезни.
- В том-то и дело, что не могу. Тут что-то новое. А ты беги. Видишь, паук готовит еще одну паутину.
- Не оставлю я тебя.
- Я все еще командир фрегата. - В голосе капитана зазвенели повелительные нотки. - Приказываю немедленно бежать.
- Кеша, художник может сбежать. Оплети его скорей. Не мешкай. Ну, скорее же!
Паук, перестав чавкать, недовольно проурчал:
- Не торопи… Подонок.
Старпом опешил. Он покраснел, с накипающим гневом стиснул кулаки и вдруг расхохотался:
- Ну умора! Ну ты и откалываешь номера, Кеша. Да с тобой весело!
Но рыцари и дамы выскочили из-за стола, окружили паука и кричали:
- Он оскорбил герцога! Наказать его!
- Господа! - Старпом поднял руку. - Это он по глупости ляпнул. Он хороший. И смотрите, какой проворный. Художник уже трепыхается в сетке.
Захмелевшие рыцари и дамы, хохоча и приплясывая, завертелись вокруг нас подобно нечистой силе. В этом шабаше Великий Вычислитель участия не принимал. Он стоял в сторонке, внимательно рассматривая старпома, меня с капитаном, паука и плел свою "паутину" - что-то вычислял, на его светящемся экране скакали формулы и цифры.
А рыцари и дамы плясали, вертелись вокруг нас и кричали:
- В темницу их! Пытать их!
- Господа, - сказал старпом. - Сейчас они неуязвимы. Но может быть, Кеша сумеет овеществить их и скушать? А, Кеша? Подумай. А пока отведите их в темницу.
В углу зала рыцари открыли люк и по выщербленным ступеням стащили нас вниз. В стене, в расщелине между камнями, они закрепили два факела. Осветилась страшная картина: сырые неровные стены, топоры, клещи, крючья и другие орудия пыток, человеческие кости на полу. Паук сплел еще две сетки и еще крепче опутал нас. Рыцари полюбовались, как мы с капитаном болтаемся под потолком, похохотали и ушли, тщательно закрыв люк.
Мухи в липкой паутине - так мы выглядели с капитаном, когда еще какое-то время отчаян барахтались, пытаясь вырваться на свободу.
- Бесполезно, - сказал капитан и, желая подбодрить меня, добавил: - Пока бесполезно.
- А сумеет паук овеществить нас?
- Вот это уж никак. Старпом просто пугает.
Мы замолчали. Тишина. Лишь с потолка изредка падали капли воды, да сверху, из зала, доносился еле слышный гул: пир продолжался.
Стена перед нами неожиданно затуманилась, и сквозь нее просочился Великий Вычислитель. Глядя на капитана, он заполыхал на своем экране разноцветными кругами. Капитан жестами показал, что ничего не понимает.
- Ах да! - заговорила жаба. - Забыл, что ты звуко-говорящий. Я ведь узнал тебя, профессор Рум. Слышал на галактическом симпозиуме твой доклад о единстве идеального и материального. Так себе теорийка. Не убеждает.
- Ты все еще вульгарный материалист? - удивился капитан.
- Не вульгарный, а последовательный, - обиделась жаба.
- А как же расцениваешь наше нынешнее идеальное состояние?
Этот вопрос поставил Вычислителя в тупик. Он хмурился и с натугой напряженно размышлял, что было видно по лихорадочно скачущим формулам и цифрам.
- Признаюсь, не могу понять, - выдавила из себя жаба. - Тысячи лет пытаюсь осмыслить и вычислить. Не получается.
- В том-то и дело, что не все поддается вычислениям. Своими абстрактными категориями, формулами ты разрушаешь живую ткань природы и получаешь мертвые структуры. И сокровенная тайна ускользает, уходит, как вода сквозь песок. Нет, душу Вселенной можно почувствовать только душой.
- Ну и мастак ты поговорить, - проворчала жаба. - А я ведь пришел не для диспутов. Я пришел освободить вас.
- Ты же рыцарь зла. Ты с ними. Слышишь, пируют?
- Ах, эти… - Вычислитель презрительно махнул лапой. - Дурачье. Только один там выделяется. У, как крупно выделяется, негодяй. Этот… Как вы его называете?
- Старпом.
- Умен, каналья. Очень умен. Но непонятный.
- Не вычисляется? - насмешливо спросил капитан.
- Да, сложный тип. Вот художник, - жаба показала лапой на меня, - считает его злым как дьявол.
"Угадал, мерзавец", - пронеслась у меня неприязненная мысль.
- Не угадал, а вычислил. - Жаба нахмурилась, что было видно по серым, мрачным тучам на ее лбу-экране. - И не называй меня мерзавцем. Я пришел с добром, а вы…
- А ты поклянись, что вычислил нам добро, - вмешался капитан. - Поклянись!
- Клянусь Великим и Святым Болотом! - вскинув лапу, торжественно произнесла жаба и вдруг спохватилась.
- А, попался, голубчик. Клятва произнесена, и отступать уже нельзя, - рассмеялся капитан и, обратившись ко мне, пояснил: - Более святой-клятвы у него нет. Это его слабость.
- Не слабость, а принцип, - возразила жаба. - Тебе, профессор Рум, я вычислил счастливую судьбу на счастливой планете. И мне там будет хорошо. Ах, какое там чудное болото! Ко мне сквозь все времена и пространства из всех уголков Вселенной текут, так и текут гравитационные и другие волны. И я вижу сквозь мглу веков и пространств, пока неясно, эту чудесную планету. Художник попадет туда не сразу. Но попадет и найдет то, что давно ищет, - покой, домашний уют, своего рода тепленькое болото! Хе! Хе! Хе! - Жаба затряслась то ли в ироническом, то ли в одобрительном хохотке. - Мне там будет вроде ничего, приятно. Пока не пойму. А ты, художник, не заскучаешь там? Да уж ладно. Ты давно жаждешь уюта и покоя. Вот и получишь сладенькую жизнь. Хе! Хе! Хе! И не бойся, художник, нет на твоем пути никаких вселенских катастроф, потому что ты сам… - Жаба на минуту задумалась и озадаченно произнесла: - Странно, ты сам - катастрофа.
- Какая чепуха, - сказал я вслух, зная, что мою тайную мысль жаба все равно вычислит.
- Это не чепуха, - пробормотала жаба, задумчиво глядя на меня. - Что-то есть в тебе такое-этакое… разрушительное.
- Ты уж и старпому вычисли хорошую судьбу, - попросил капитан.