Муху угораздило влюбиться в женщину, которая старше его на десять лет. Он этой Наташке совершенно не нужен, но она иногда ходит с ним в кафе или просто погулять. По образованию она педагог, но кто в здравом уме и твердой памяти сейчас добровольно идет работать в школу? Да еще в русскую школу? Она сразу устроилась в бюро переводов. Кроме того, она работает на "Сюрприз". Это заработок нерегулярный и непредсказуемый, но если вдруг есть хороший заказ, то Наташка все откладывает и берется за спицы с крючком. Как-то она срочно связала свитер слонового размера с логотипом фирмы и получила за работу триста евро. Правда, трое суток спала по четыре часа и потом сутки отсыпалась. Ей часто заказывают шубы для чайников, на такую шубу уходит вечер работы, а платят двадцать евро. Чайник в шубе - это прикольно. А еще однажды она вязала пинетки для дядьки с ножкой сорок шестого размера. Настоящие голубенькие пинетки с фестончиками и помпончиками, Муха говорил: увидел - ржал минут пять как ненормальный.
- Попробуйте меня, - попросил столбик. - Зла не будет. В меня не встроены категории добра и зла. Только фильтр на лингвистическом уровне. Вы видели словари? Я - словарь. Больше ни на что не годен.
- Тогда скажи, кто и с какой целью тебя создал, - потребовал Дед. - Муха, чеши к бабке. Помнишь, ты говорил, у нее весь год крещенская вода стоит? Неси сюда бутылку.
Муха живет через дом от Деда. Ему туда и обратно - пять минут.
- Полетел! - сказал Муха и выскочил из комнаты.
- Так, младшего вывели из-под огня, - Дед вроде и пошутил, но как-то не слишком весело. - Гость, ты тоже хоть бы на лестницу вышел. Я докопаюсь, что это за нечистая сила…
- Так соврет!
- У меня нет категории искажения. Я симбионт для конкретной цели. Искажение смысла никому не нужно, - почему-то черный столбик избегал слова "ложь"; мы с Дедом одновременно уловили это, потому и переглянулись.
- Кто тебя создал? - Дед повторил вопрос, причем очень строго.
- Их было много.
- Как их звали?
- У них нет имен. Они не используют слова для имен.
- Хорошо. Как они обращаются друг к другу?
Дед думал, что поставил вопрос правильно. Как же!
- Братец, соратник, морда, харя, рыло, пакостник, черныш, хвостяра, лапчатый… - забубнил столбик.
- Тихо! Им нужны имена?
- Имена-слова не нужны.
- Что у них вместо слов?
- Не знаю.
Дед задумался.
- Может, Вельзевул? Астарот? Асмодей? - с надеждой спросил он.
- Вельзевул - Бааль-Зевув, "повелитель мух", иврит, - сразу доложил столбик. - Астарот - Ашторет, "толпы, собрания", иврит. Асмодей - Ашмедай…
- Тихо. Понял.
- Вы меня используете не по назначению. Я демон-симбионт, - напомнил черный столбик.
- У тебя тоже нет имени?
- Не требуется.
- Зачем ты понадобился? - Дед был настойчив, как будто почуял хорошую добычу. Это с ним случалось: только из-за его упрямства мы однажды полдня вскрывали дымоход и нашли-таки банку с серебряными монетами.
- Для передачи смыслов.
- Опять смыслы! - не выдержал я. - Стой, Дед! Не "зачем", а "почему"!
- Точно! Мыслишь! - похвалил дед. - Ну так почему ты понадобился?
- Потому что новые языки появились, количество символов и смыслов увеличилось тысячекратно…
- Дед, это он про вавилонское столпотворение! - догадался я. - Похоже, там не только люди перестали понимать друг друга, но и эти, не к ночи будь помянуты.
- Только люди. Стало невозможно понять людей, - поправил черный столбик. - Их настигло проклятие. Разрозненность языков - проклятие.
- Да уж, - согласился я и хотел поведать черному столбику, что по этому поводу творится в Латтонии, но не удалось.
- Ага! Вам надо было понимать людей, чтобы делать им гадости! А говорил: за пределами добра и зла! - закричал Дед. - Знаешь что? Вот тебе бутылка, лезь в нее сам, добровольно!
- Нет, - ответил он. - Не полезу. Если я вам не нужен, найдите мне хозяина.
- Без хозяина ты жить не можешь?
- Могу. Но плохо. На грани угасания. Как тут, - он шевельнулся, чтобы указать взглядом на осколки пузырька. - Очень хотел на свободу…
- А туда как попал? - спросил Дед.
- Закляли и посадили. Меня продавали четырнадцать раз. Последний раз продали магу Зайделю Дармштетту, чтобы он переводил манускрипты с латыни и со старофранцузского на немецкий. Маг, наверно, умер. Он вступал в симбиоз только для работы с манускриптами. Для действий и деланий у него был другой демон. Поэтому я остался заперт.
- А почему ты говоришь по-русски? Как русский язык выучил? - забеспокоился Дед.
- Не было необходимости. Он во мне. Услышал вас - нашел нужный блок.
- И латтонский язык в тебе? - спросил я, надеясь, что черный столбик спросит: а что это такое?
- И старый латтонский, и новый латтонский, - ответил он.
- А говорил, не признаешь добра и зла… - проворчал Дед. - Вот же оно, зло…
- Язык - вне добра и зла, - возразил черный столбик.
- Это тебе так кажется…
Черный столбик промолчал.
- Сколько я пробыл в заточении? - наконец спросил он. - Может быть, случились перемены, о которых я не ведаю?
- И еще какие перемены! - на нас с Дедом накатило дурное веселье. - Ты даже представить себе не можешь, что за перемены! Все переменилось к чертовой бабушке!
Когда мы отсмеялись и утерли слезы, Дед спросил:
- Ладно. Этот твой Зайдель Дармштетт где жил?
- В Шпессарте.
- Шпессарт - это Германия. А как оказался в Латтонии?
- Что такое Латтония?
Мы переглянулись.
- Язык знаешь, а страну не знаешь? - спросил я.
- Я служебное устройство. Знаю слова. Слово "Латтония" не знал.
- Но если есть латтонский язык, то где-то должна быть и Латтония… Стоп, я понял! - воскликнул Дед. - Ты проспал образование Латтонии! Это что-то вроде страны. Раньше ее не было, а потом возникла, и ей придумали название - произвели от латтонского языка. Латтония - это лимитроф.
- Благодарю! Чувствительно благодарю! - ответил столбик. - Это большая радость - получить новое слово.
- Кому - радость, а кого тошнит, - однозначно отреагировал Дед. И мы на два голоса кое-как объяснили столбику смысл его радости.
- Лимитроф - это когда территория на окраине империи отделяется и становится самостоятельным государством… - обобщил он. - Но что в этом плохого?
- Плохо то, что территории кажется, будто она сама этого добилась, - сказал я. - Будто это ее национально-освободительное движение привело к такой победе…
- И на территории этой территории начинается национальное возрождение. Язык местных жителей объявляется государственным, а население резко делится на две части: у одной - все права, у другой - прав наполовину меньше, - начал Дед.
- По какому принципу население делится на половины? - спросил столбик.
- Да по национальному! Местные - одна половина, русские - другая.
- Вы - из русской половины. Значит, у вас мало прав?
- Ну да…
Мы чуть было не прочитали ему лекцию о двадцатилетней независимости Латтонии и о крахе всего, что только можно было порушить и разворовать, но явился Муха.
- Орлы, срочно нужны деньги, - сказал он.
- А святую воду принес?
- У Наташки мать в больницу загремела. Что-то вроде прободения язвы. Много крови потеряла. А операция Наташке не по карману. Так что вот… ну, вы меня поняли… смогу - верну…
Дед присвистнул.
- Так, скидываемся, - сказал я. - У меня двадцать крон были отложены на новую флешку и кроссовки.
- У меня тридцать пять в заначке, - добавил Дед. - И на следующей неделе продаю накачанного "перса", но там аванс просить неприлично.
- А у меня тестинг только двадцатого начинается… Я сейчас поеду в больницу, возьму у Наташки рецепты. Там что-то совсем астрономическое.
Мы вспомнили все способы добыть деньги. С одной стороны, мы выставили на аукционы кучу всякого добра тысяч на пять крон. С другой - это добро могло там проваляться еще два года. Геймерские доходы ожидались не раньше чем через неделю. Мои за менеджмент пяти сайтов - в начале июня. Можно было взять у родственников в долг: мне бы мать дала полсотни крон. Если завтра снести найденное золото в ломбард - будет крон пятнадцать, ну, двадцать. А день в больнице - это восемь крон и сколько-то еще сантимов. К тому же Наташка, сидя с матерью, не может работать…
- А ей завтра заказ сдавать! Она собиралась ночью посидеть, днем отоспаться, - сказал Муха. - Я бы сделал, но текст сложный, юридический…
- Могу помочь, - вмешался столбик. - Это ведь перевод с латтонского? Он не такой уж сложный.
- Осторожнее с ним, - предупредил Муху Дед. - Присосется - не избавишься. Мы ведь знаем о нем только то, что он сам о себе рассказал.
- Я не способен причинять вред. Меня не для этого создали. Просто хочу заниматься своим делом, - возразил столбик. - Мне это необходимо.
- Мало ли что тебе необходимо, - осадил я его. В самом деле: торчит на ровном месте такая черная пиявка и еще чего-то требует.
- Если сдать текст завтра утром, можно сразу получить сорок крон, - сказал Муха. - Двадцать, да тридцать пять, да хотя бы пятнадцать, да сорок - это сто десять. Мало! Сорок сразу отложить на пять дней в больнице. Ее же должны оперировать, а сколько запросят за операцию - неизвестно. Одно лекарство, Наташка сказала, двенадцать крон, еще одно - восемнадцать. И Наташку прокормить: она же, пока сидит с матерью в больнице, не работает.
- Не дури, - нехорошим голосом попросил Дед.