- Гадина такая, мы тебя кормим, поим, одеваем как куклу, ни у кого такой одежды нет, игрушек полная комната, а ты, скотина, как к нам относишься? Тварь неблагодарная! А ну проси прощения сейчас же!
Сандра приглушила динамик и произнесла тоном исследователя.
- Интересно, что ни разу не всплыл предмет конфликта - за что ее, собственно, ругают. Это, конечно, неважно. Восьмилетняя девочка не может сделать ничего, что вызвало бы у нормального среднего человека неконтролируемую реакцию ярости. Это патологическая реакция матери.
- Но ведь получается, что ее все-таки бьют, я правильно понял? А она говорила, что нет, никогда. С полной уверенностью. Выгораживает родителей?
Сандра выключила динамик.
- Она не воспринимает то, что происходит с ней, в качестве побоев. Та вербальная агрессия, которую мы слышали - вполне реальна, и она сопровождается, конечно, побоями - пощечины, оплеухи, хлестнуть полотенцем, толкнуть, швырнуть на пол, побить головой об стенку. Конечно, отшлепать рукой. Но девочка не воспринимает это в качестве побоев. Многие бьющие родители сами не отдают себе отчет в своих действиях, для этого в языке существует много эвфемизмов - отшлепать, врезать, дать по морде, или как говорят, прилетело по попе. Даже классическая порка ремнем может обозначаться эвфемизмами, и ребенок сам воспринимает это именно так, не "меня избили", а "мне прилетело по попе" или "папа мне врезал". Таким образом, насилие воспринимается как норма отношений. Ребенок убежден, что в целом заслуживает такого обращения, даже если не знает, в чем конкретно его вина. А здесь мать еще, как ты слышал, постаралась внушить, что происходящее с девочкой - милые, безобидные домашние сцены, ведь другие родители гораздо хуже. Вероятно, ребенку постоянно внушают страх перед окружающими и объясняют, что в этой семье еще относительно безопасно, все другие люди намного более жестоки. Психика воспринимает это буквально - "раз здесь мне так плохо и страшно, но это моя родная семья, где меня любят, если вот это любовь - то какой же кошмар ожидает меня снаружи, где меня еще и не любят?" Социальная фобия как следствие. Другие типы характера отвечают на это развитием собственной агрессивности. Подожди, я сейчас сниму эти ассоциации, иначе нам гарантирована субдепрессия. Надо подобрать что-то хорошее. Что она любит?
- Да не знаю… что все девочки любят?
Сандра укоризненно покачала головой. Произнесла на ухо ребенку:
- Играть!
Она не ошиблась. Бурая круговерть на экране сменилась нейтральными цветами, а затем стала голубой, появились крошечные фигурки, Кириллу показалось, что мелькнула добродушная морда плюшевой собаки.
Сандра отодвинулась от экрана.
- Ей нужно время, чтобы болезненные воспоминания улеглись. В общем, вот так, Кирилл. Для этого я и работаю в детконтроле. Очень часто окружающие не замечают вот таких следов насилия. Девочка ведь даже пожаловаться не может. Бьют ее, не оставляя следов - насильники ведут себя осторожно. Но они даже в ее психике следы заметают. Она не может пожаловаться даже подруге. Что она скажет - "мама меня отругала"? Но ведь без конфликтов не бывает никогда, кто увидит здесь проблему? Побои она таковыми не считает. Родителей боится и не любит, но защищает семью всеми силами, так как в ее представлении окружающий мир еще ужаснее.
Кирилл вздохнул.
- Конечно, выглядит все это мерзко. Но что ты предлагаешь? В конце концов, в чем-то ее мать права - действительно, бывает и более жестокое насилие. У нас в городе был случай, мальчика забили насмерть. Или семьи алкоголиков, нарков. А тут… в целом же семья хорошая. Ну бывают такие эпизоды. Ты извини, Сандра, но ведь раньше это все вообще считалось нормой. И ничего ведь. Все как-то росли, на протяжении всей человеческой истории.
- Ну да, ну да, - кивнула Сандра, - и поэтому у нас была такая разумная, прекрасная история, без всяких войн, без угнетения, без пыток, казней и жестокостей. И так мы и будем жить дальше.
- Понимаю твой сарказм, - вздохнул учитель, - но время благорастворения воздухов еще и вправду не настало. Я же говорю - у большинства в классе семьи неполные вообще, у некоторых родители - инвалиды…
- Ну и что? - удивилась Сандра, - чем мешает отсутствие отца, если мать адекватна и уважает ребенка? А инвалиды могут воспитывать ничуть не хуже здоровых людей. Материальное положение у них сейчас тоже не хуже остальных. Кстати, вот это отношение к Лийе - "тебе повезло, ты так счастлива в замечательной полной семье" - сильно усугубляет ее страдания. Это в психиатрии называется двойной узел и в принципе считается фактором развития шизофрении. Я бы это назвала двоемыслие. Ее ощущения говорят о том, что ей очень плохо, над ней совершается постоянное насилие, она постоянно унижена - но при этом она вынуждена искренне верить, что ей очень хорошо и даже лучше всех. Кирилл, я не гадаю на кофейной гуще. Тесты, которые я провела, надежно выявляют высокую тревожность, невротичность и ситуацию насилия. Возможно, у других тоже есть проблемы в семьях, уж конечно, они есть у Кости Штейна, но все другие с этими проблемами справляются. Эта девочка нет. Ты же видишь ее на уроках. Она искалечена внутренне, и если мы ничего не изменим, это выльется в жизненную трагедию.
- Ну ладно, - учитель махнул рукой, покосившись на нежное личико ребенка, подрагивающие ресницы, - что ты предлагаешь? Начать процесс?
Сандра покачала головой.
- Это невозможно. Данные ментоскопии юридически не являются доказательством. Девочку допрашивать нельзя, родители ничего не скажут. Соседи, скорее всего, ничего не знают. Да и за подобное обращение с ребенком серьезных наказаний не бывает. Но выход есть, я с таким работала. Мы попробуем что-то придумать.
Голубые глаза распахнулись. Лийя приподнялась, недоуменно глядя на взрослых.
- Тебе сон приснился? - ласково спросила Сандра. Лийя покачала головой.
- Мне ничего не снилось.
- Как настроение?
- Хорошее, - послушно ответила девочка. Сандра досадливо поморщилась.
- Слезай с кресла, сядь сюда. Лимонада хочешь?
Девочка с удовольствием выпила лимонада. Сандра молчала, глядя на нее, пальцы отбивали ритм на столешнице.
- Знаешь что, Лийя? - начала психологиня, - у меня к тебе такое предложение. Тебе бы не хотелось в школьную коммуну?
Глаза девочки широко распахнулись. В них можно было прочесть, как в ментоскопе - колебания, страх, и под этой коркой разгорающуюся невозможную радость.
- Да, - сдавленно выразила Лийя все свои эмоции, - я бы хотела.
- Ты не бойся, - уточнила Сандра, - там хорошо. У тебя будет отдельная комната. Там интересно, ребята хорошие, учителя.
- Я не знаю, что мама скажет, - засомневалась девочка.
- Мама согласится, я думаю. Все знают, что в коммуне образование хорошее дают, после нее проще в любой вуз поступить. Престижно. Ну как?
- Не знаю. Я-то хочу, - призналась Лийя, - но не знаю, смогу ли я. Мама говорила… ну я очень нервная, и не могу уживаться с людьми. Может, я вообще не смогу.
Она умолкла и отвернулась. В глазах заблестели слезы.
- Когда-то тебе ведь надо будет уехать от мамы и научиться жить с другими людьми, - уточнила психологиня, - лучше это сделать прямо сейчас. И не бойся. Ты нормальная. Не нервная, и прекрасно сможешь со всеми ужиться. Ты добрая и любишь помогать другим. В коммуне как раз такие нужны.
Лицо девочки менялось прямо на глазах, напряженность уходила, на губах возникла легкая, мечтательная улыбка.
- Ну иди на занятия, - Сандра пожала девочке руку, - иди. Немножко сложно будет договориться с очередью, но я думаю, мы все уладим.
Лийя послушно слезла со стула и пошла к двери. Кирилл проводил ее взглядом.
- Да, кто бы мог подумать, - пробормотал он, - такая образцовая девочка, образцовая семья.
- Вот самые-то скелеты в таких образцовых шкафах и водятся, - вздохнула Сандра, - это пострашнее бывает, чем обычное, стандартное насилие. Страшнее и хуже действует на психику. Я бы ее ни одного дня в семье не оставила. Да теперь придется битву устраивать.
- Да, как же ты ее устроишь в коммуну? Ведь туда очередь на два года, сколько туда хочет народу - больше тысячи уже?
- В следующем году вторую начнут строить у Синеозера, - кивнула Сандра, - спрос огромный на этот тип школ.
- Штейн тоже на очереди, а ты хочешь эту девочку вне очереди туда пристроить?
- Штейн стабилен психически. Кроме того, я не понимаю, почему вы не начнете судебное преследование, там папашу за побои можно и подальше отправить.
- Все сложно там, - уныло произнес Кирилл, - семья в целом стабильная. У отца военные травмы, алкоголизм, он периодически начинает лечиться.
- Ну вот видишь. Мальчик совершенно иначе воспринимает ситуацию насилия - он отца побаивается, но как большой кусачей собаки. Отец в его глазах слабый, больной человек, которого где-то можно понять. Мать он не бьет. Конечно, и такое насилие не должно продолжаться, но подождать с этим можно. А эта девочка… все это очень опасно, Кирилл. Чаю налить?
- Давай. Нет, извини, но все-таки вы, детконтроль, делаете из мухи слона. Ну я понимаю все. Но после такой войны… я в Днепропетровске жил, когда бомбу кинули, у приятеля гостил на окраине. Вспышка, удар, в себя пришел - а вокруг груда обломков. Все насмерть. Мне повезло. Потом лучевая была, конечно, волосы вылезли, с трудом выжил. От Города - одна воронка. Мать, бабка, все…
Учитель махнул рукой, взял осторожно чашечку, отхлебнул.