- Понимаешь, - сказала она, - национализм - это ограниченность. Это глупость. Вот люди занимаются наукой, изучают там космос, кварки-лептоны, развитие организмов, ну не знаю, лекарства новые создают. Другие люди борются за то, чтобы всем было хорошо. Экономисты считают и планируют, чтобы у всех всего хватало. Писатели и всякие там режиссеры пишут и делают интерактивки про сложные проблемы - любовь, например, разлука, отношения межчеловеческие. Которые у всех наций проходят, между прочим, более-менее похоже. Психологи тоже изучают отношения и человека вообще. Строители строят новые города, фабрики. Рабочие производят полезные штуки. Это все - настоящее. Это важно для людей, для всех нас, для человечества, и для каждого в отдельности. И вот какие-то приходят и заявляют, что они хотят посвятить свою жизнь тому, чтобы создать свою отдельную маленькую нацию, чтобы у них был свой язык. На этом языке нельзя ни написать великого произведения, ни научной работы - потому что это не метаязык, он недоразвит. Это несправедливо, говорят они. Да, несправедливо. Но язык - это не человек, который может обидеться. Множество языков исчезли, умерли, как и множество людей, которых тоже забыли, и это тоже несправедливо. Мир вообще всегда был несправедлив! В том числе, и к языкам. Да, русский язык вот у нас вытеснил многие другие, как в Китае - ханьский, а в Южной Америке - испанский и португальский. Это обидно. И вот эти люди вместо того, чтобы строить, изучать, делать жизнь остальных лучше, да хоть хорошую интерактивку снять - занимаются теперь исправлением этой несправедливости. Жизнь на это кладут и еще других убеждают - бросьте говорить, например, на русском, давайте уже на родном языке говорить и его развивать. Вот делать-то нечего нам больше! Вот это национализм. И это еще самый мягкий вариант, потому что как мы знаем, в итоге этот национализм часто приводил к тому, что обиженные начинали друг в друга стрелять. Из-за каких-то эфемерных, фантастических принципов и доисторических обид. Оно нам нужно?
- Ну погоди! - Ли была ошеломлена таким потоком слов, - Так далеко, конечно, не надо заходить. Но ведь мы же учим все равно языки. И изучаем культуры. Что плохого в дне национальной культуры? И потом, главное, как я уже сказала - если у нас есть люди, озабоченные этим, то им надо дать высказаться!
- Ладно, ладно! - Гуля гибко без помощи рук поднялась с пола одним движением, - кому охота - пусть этим занимается. Все равно же большинство проголосовало за! А я лично пойду, посмотрю, как там лошадки, Казбек вчера перебесился, как бы не заболел!
И она ушла на школьный ипподром, а Ли отправилась к себе - заканчивать реферат по химии.
Очередное заседание подпольного кружка было посвящено последней Ак-Орде. Ли с отстраненным интересом исследователя слушала доклад Талгыта. Который тот не рискнул выложить даже в свой персонал. Этот доклад предназначался лишь для посвященных.
Оказывается, революция в Астане и распад Ак-Орды были вовсе не результатом борьбы рабочих Казахстана (где уже давно существовала и компартия, и крепкие боевые профсоюзы), а - заговора российских имперцев в союзе с коммунистами. Поэтому Великий Казахстан, включащий Урал и пол-Сибири, распался. На этой территории снова стали использовать русский язык. Хотя лицемерно в СТК и говорят, что национальных границ и государств больше не существует - но их невозможно отменить чьим-то указом. Посмотрим правде в глаза - здесь и сейчас существует Россия. А на той территории, которая раньше принадлежала Казахстану - тоже говорят преимущественно по-русски и доминирует опять русская культура.
Ли почти не слушала, глядя на Талгыта. Он казался совершенно взрослым - что он делает в школьной коммуне? А что собирается делать с лета, когда закончит школу - ему уже восемнадцать, то есть придется сразу идти в армию. А куда он пойдет? Впрочем, пойдет, куда пошлют, конечно. А потом что?
У Талгыта были широкие кустистые брови, почти сходящиеся на переносице. Взрослое скуластое лицо степняка. Если бы не эти брови, он, пожалуй, был бы даже красив. Да и так он ничего, решила Ли. Только очень взрослый - кажется, ему уже двадцать пять, не меньше.
- Это мы, конечно, на Дне культуры говорить не будем, - закончил Талгыт, - это уже так. Не поймут.
- А что мы будем говорить? - спросила Ли, - я к тому, что… надо же как-то подготовиться.
- Костюмы я гарантирую, - пообещала Карагёз. Талгыт сдвинул мощные брови.
- Я послезавтра буду в Кузине. Там как раз и возьму методички. Не волнуйтесь, все разработано. Как это все проводить, как аргументировать… вернее, аргументы вообще не нужны, главное - вызывать эмоциональную реакцию. Обязательно сделаем выставку о голоде в ХХ-м веке. И о ядерных полигонах, как русские нас радиацией вымаривали. Мне материалы обещали.
"Кто обещал?" - Ли прикусила язык, побоявшись спросить. Нет, такие вопросы лучше не задавать - спугнешь еще.
Тем более, у нее теперь вполне достаточно информации.
Лицо Карагёз на экране комма казалось мертвенно бледным.
- Тал не вернулся, ты в курсе?
- Как не вернулся? - натурально удивилась Ли, - а он разве куда-то ездил?
- Так он в Кузин сегодня ездил, ты забыла, что ли?
- Точно, - Ли уселась в кресло у окна, достала планшет. Черт, еще надо позаниматься к завтрашнему тесту по молекулярной генетике, - теперь вспомнила. Так он, может, собирался там заночевать?
- Я тоже сначала не волновалась, - ответила Карагёз, - нет, ночевать он не собирался, но я думала, мало ли что… Но Петро меня всполошил. Знаешь, он говорит, может, его кобристы выследили!
- КБР?! - Ли так и подскочила в кресле, - да ты что? За что?
- Ну ты что, маленькая, что ли? - скривилась Карагёз, - не понимаешь, что КБР может, уже давно нами интересуется.
"И уж конечно, я настолько глупа, что прямо говорю об этом по комм-связи!" - мысленно фыркнула Ли. Она состроила испуганную физиономию и произнесла.
- Но за что? Нет, я об этом совершенно не думала! Мы же не делаем ничего плохого!
- Я тоже так думала сначала, но Тал мне объяснил. У нас же вообще ничего нельзя! Все не одобренные коммунистами группы, общества - все запрещено. Конечно, если КБР о нас узнает… вот я и волнуюсь за Тала!
- Ну не знаю! - вздохнула Ли, - я сама же юнком! По-моему, это глупо. Что это у нас запрещено и почему?
- Я и удивилась, что ты заинтересовалась нами, - кивнула Карагёз, - ты юнком! У нас больше юнкомов нет.
- А-а… вот почему ты удивилась. Ну а я не вижу тут ничего такого. Ты не волнуйся, Тал наверняка там решил переночевать где-нибудь. Он же взрослый уже. Может, у него там есть кто-то в Кузине…
- Да, может быть, - ответила Карагёз после некоторого молчания.
- А про КБР - по-моему, ерунда. Делать нечего больше им, как такой ерундой заниматься…
- Ты очень наивный человек, - с горечью произнесла Карагёз, - они только такой ерундой и занимаются. Разоблачают нормальных людей… Я тоже раньше думала, как ты, но Тал мне многое рассказал. Про ЗИНы. Про расстрелы, ты знаешь, что сейчас многих еще расстреливают? Мы тут живем и ничего не знаем на самом деле.
- Может, и наивная, - согласилась Ли, - но я уверена, что за такую фигню, как у нас, никто никого расстреливать не будет. Ну глупость же, Карагёз! Ладно, давай до завтра подождем! И мне еще надо тут биологию делать…
Она дождалась, пока экран погаснет, откинула голову на спинку кресла. Сердце бешено колотилось.
Она позавчера сразу же - в режиме чрезвычайной ситуации - нашла Рескова и сообщила ему обо всем. В городе Талгыта уже ждали. Не для ареста, конечно, а чтобы проследить его связи. И вот теперь - он не вернулся.
Почему-то ей вспомнились родители. ЗИН выглядит неприятно снаружи, там, где охрана и дом свиданий. Но ведь в сущности в ЗИНах нет ничего страшного. Лес, природа, домики в лесу, и даже не то, что общество совсем их бросает - все-таки дают набор для выживания с собой.
Даже непонятно, почему к ЗИНам относятся, как к чему-то ужасному.
Правда, известно, что некоторые не возвращаются из ЗИНа. Там смертность выше, чем в обычной жизни.
Но вряд ли выше, чем, например, в Уфалее до постройки фабрики.
О чем она думает? Спросить бы Рескова сейчас, что случилось с Талгытом. Видимо, связи отследили, и возможно, арестовали и его, и эти "связи". Но Рескова сейчас искать нельзя.
Ли попыталась сосредоточиться на работе. И вскоре поняла, что тест придется перенести - к завтрашнему она подготовиться не сможет.
Официальная версия быстро разлетелась по школе - Талгыта в городе задержала КБР "для выяснения некоторых обстоятельств".
Об этом особенно не говорили, да и никто не видел в этом чего-то сверхъестественного. Мало ли что? Талгыт уже не первоклассник, вокруг могут быть всякие люди, вон в прошлом году банду из Дагестана задержали.
В тот же день из киберцентра куда-то пропал программист Петр Величенко - уехал, не попрощавшись, не уволившись. Это заметили только те, кто связан с киберцентром, но и члены "Ак-Орды" тоже не могли этого не заметить. Ли в коридоре остановил Мухтар.
- Ты слышала, Петро свалил?
- Как свалил? Куда? - выпалила она.
- Никто не знает! Все из-за Талгыта. Короче, мы ничего не знаем, не в курсе…
- А как же теперь день национальной культуры? - ляпнула Ли. Мухтар посмотрел на нее, как на идиотку.
- Какой нам теперь день. Сиди и молчи, не дай разум кому узнать…
- Не понимаю, - завела Ли прежнюю песню, - что случилось-то? Мы же ничего плохого не делали!
Мухтар только хмыкнул и отошел. У Ли подкосились ноги. Это сколько же коммунаров - уже вот как минимум шесть человек, не считая Талгыта - думают так! Что же это у них за коммуна такая…