Редактор газеты Говорунчик-Завирушка
Солдат Канарей сидел в приемной редактора газеты "Друг пешехода". Он сидел уже два часа, хотя посетителей в приемной почти не было.
Начинающий поэт Кукша сидел в приемной давно, еще с молодости. Сейчас он был уже в солидных летах, но о возрасте своем не распространялся, следуя своему же собственному меткому определению: своего возраста стесняются только женщины и начинающие поэты. Здесь же, в приемной, Кукша писал свои стихи, которые вызывали у редактора одно чувство - сомнение.
Темнота не всегда чернота, не всегда пустота, теснота, глухота, немота, слепота, - писал Кукша, искусно используя внутреннюю рифму, - темнота иногда широта, высота, красота и мечта, и далекая в небе звезда - темнота.
Прочитав такое стихотворение, редактор долго пребывал в молчании.
- Это не пробьется, - наконец заключал он, намекая на то что никто в этом не виноват: ни автор, ни редактор. Просто стихотворение само по себе не пробьется. - Нам-то с вами, Кукша, оно понятно, нам оно очень даже понятно, только будет ли оно понятно читателю?
Читатель! Загадочный, непостижимый читатель! Это о нем мечтал Кукша бессонными ночами, но поймет ли читатель, этого Кукша не знал, у него никогда не было читателя.
Начинающий поэт Кукша и солдат Канарей томились в приемной, а редактор томился у себя в кабинете. Редактор томился от безделья, потому что материала для газеты не было, газета выходила от случая к случаю, и со времени последнего случая прошло уже больше недели.
Больше всего редактора заботила рубрика "Пешедралы и пешедралки" (более звучный вариант названия "Пешеходы и пешеходки"). Это была рубрика о заслуженных птицах, которые прошли большой жизненный путь, и все пешком, пехом, пешедралом… Но кому заказать статью?
Говорунчик-Завирушка страшно обрадовался своему посетителю, но принять его сразу было неудобно: посетитель мог подумать, что у редактора нет другой работы. Поэтому ради приличия Говорунчик выдерживал посетителя в приемной.
Наконец он распорядился его впустить.
Редактор углубился в бумаги и, когда Канарей вошел, спросил, не поднимая головы:
- Стихи? Проза? Объявление?
- Не могу знать, - сказал солдат Канарей. - Пакет запечатан.
Говорунчик-Завирушка взял конверт и сразу узнал свой почерк.
- А-а, - протянул он небрежно, бросая письмо в корзину. - Письма читателей. Покоя нет от этих писем! Везет же другим газетам, у которых вообще нет читателей!
Канарей смотрел на него и думал, что такого занятого работника ему еще не приходилось встречать. А редактор решил про себя, что этого посетителя он не скоро отпустит: с ним легче будет скоротать оставшееся рабочее время.
- Садитесь, - предложил Говорунчик-Завирушка, - у меня как раз выдалась свободная минутка. - Он помолчал, обдумывая, что бы еще такое сказать. - Вы никогда не видели нашей газеты? Отличная газета! Первое место по объему, по тиражу и по всему остальному.
Газета была единственная, поэтому ей нетрудно было удерживать первые места, но это никак не умаляло заслуг редактора, и он продолжал:
- Жаль, что я не могу показать вам нашу газету. Ее так расхватывают, даже я не могу купить. Жена с ночи занимает очередь. На сегодняшний день вы не найдете в городе читателя, который мог бы похвастаться, что ему удалось купить нашу газету.
Редактор остановился, чтобы посмотреть, какое впечатление его слова произвели на собеседника.
- А все почему? Потому что мы пользуемся достоверными слухами. Вы любите слухи? Есть среди них просто замечательные. Вот, например, этот… - Завирушка наклонился к собеседнику и зашептал: - Приходит пешедрал домой, а у его пешедралки… - дальше Канарей, сколько ни напрягался, ничего не мог разобрать. - К сожалению, такое не напечатаешь. Такова специфика газеты: самое интересное в ней то, чего нельзя напечатать.
Редактор откинулся в кресле и захохотал. Потом опять стал серьезным.
- К сожалению, у нас много завистников, много непрофессиональных сплетников. Взять хотя бы Сорокопута. Он болтлив, как сорока, но так все путает, что наши читатели постоянно пребывают в заблуждении.
- Он что, работает у вас в газете?
- Да нет… Просто сплетник-любитель.
Канарей упомянул о письме Сорокопута начальнику тайной полиции, не раскрывая, разумеется, содержания письма. Но и сам этот факт произвел на редактора до того сильное впечатление, что он вскочил и быстро-быстро забегал по комнате. Он бегал, заложив крылья за спину, так, словно гонялся за какой-то мыслью, потом повалился в кресло и замер в ожидании. Давний птичий опыт подсказывал Говорунчику, что, если за мыслью не гоняться, она сама залетит в голову. Так оно, видимо, и случилось.
Скорей всего, решил он, это обычное поздравление но надо знать Сорокопута. У него любое поздравление может обернуться доносом. А на кого? Кто даст гарантию, что это донос не на него, на редактора?
- Мне очень жаль, сказал он, - но я должен немедленно вас покинуть.
И он тут же покинул гостя, кабинет и всю редакцию газеты "Друг пешехода".
В семье у Дятла
С легкой руки Сорокопута о том, что Дятел летает, говорил уже весь город, и только сам Дятел об этом ничего не знал. Он отдыхал в кругу семьи и демонстрировал Пустельге свои семейные достижения. Ну-ка, сынок, покажи тете, какую ты в-выдолбил дыр-ку! Дятенок показал.
- Хорошо это у него получается - д-долбить по дереву, прихваливал сына Дятел. - Учителя г-говорят, природные способности, советуют идти по этой линии.
Дятлиха не принимала участия в разговоре. У нее было свое отношение к Пустельге, и она не могла понять, с какой стати эта особа вдруг явилась к ним в дом. А Пустельга не могла не явиться. Она исходила весь город, чтобы встретиться с солдатом Канареем, потому что ведь он обещал, что они еще встретятся, но так его и не нашла. Кто-то видел его у дворцовых ворот, когда он разговаривал с младшим привратником, - и вот Пустельга пришла к Дятлу в надежде что-нибудь от него узнать.
- Дятенок у нас м-мастер, - благодушествовал Дятел. А вот младший, Дятеныш, этот больше по стихам. Ну-ка, сынок, почитай тете! Дятеныш почитал.
- А? Каково? - выпытывал Дятел, - Артист! Чтец-декламатор!
- Молодец, рассеянно согласилась Пустельга. Это тебя в школе научили?
- Там научат! - сыронизировал Дятел. - Все сам! Придет со школы, уткнется в книжку… В-вот так. - И Дятел показал, как Дятеныш утыкается в книжку.
- А у нас на уроке физкультуры Щегленок за то, что летал, получил двойку по поведению, - сообщил Дятеныш.
- А ты что получил? - съехидничал его брат.
- Я никогда не летаю. Зачем мне летать? Чтоб долетаться, да?
- Вы слышали? - рассмеялся Дятел. - Н-нет, вы слышали, что он сказал? Этот в жизни не п-пропадет, будьте уверены. - Он потрепал Дятеныша по голове. - Как, сынок, не п-пропадешь в жизни?
- Не пропаду! - подтвердил Дятеныш.
- Слышите? Он не п-пропадет! Вот разбойник!
Пустельга уже несколько раз пыталась заговорить о своем, но где ей было переговорить хозяина!
- Семья у нас что надо! - возвещал Дятел. - Вот, например, м-мать. Посмотрите на нее. Нет, вы, пожалуйста, на нее посмотрите!
- Ты лучше на себя посмотри, - сердито отозвалась Дятлиха. - Тоже называется - глава семьи.
- А что, ч-чем не глава? - Дятел поднял клюв и обвел всех значительным взглядом. - И перья, и хвост, и все, как положено.
- Кстати, о перьях и хвосте. Это мне напомнило одного моего знакомого, - поспешно заговорила Пустельга, довольно искусственно переводя разговор на нужную ей тему. - Его зовут Канарей, вы, может быть, знаете?
Дятел сразу заскучал. Он терпеть не мог посторонних тем в разговоре.
- Он живет у Орла. Вы знаете Орла? Такой крупный, представительный.
Пока Пустельга это говорила, слушателей у нее уменьшилось ровно вдвое. Дятеныш сбежал гулять, а Дятлиха вышла, громко хлопнув дверью в знак того, что на нее в этом разговоре рассчитывать нечего.
- Мы с ним познакомились, - рассказывала Пустельга. - Все было так неожиданно и… Вы знаете, у него нет никого, даже родителей.
- Родителей? - подхватил Дятел, обретая почву под ногами. - Я вам скажу, что родителем быть не так просто. Школа - это ш-школа, но родители…
Дятел оборвал себя на полуслове: послышался сильный стук в дверь. И не успел он встать из-за стола, как в комнату ввалились новые гости: начальник явной полиции Филин-Пугач и две его руки - правая сержант Глухарь и левая ефрейтор Сплюшка.
- Именем Индюка! - возгласил начальник полиции, зловеще сверкнув очками.
Очки были именные. Филин получил их за многолетнюю безупречную службу и теперь никогда с ними не расставался. Он даже спал в очках, чтоб лучше видеть сны. С тех пор, как ему приснилось что-то подозрительное, Филин был особенно осторожен.
Дятел как-то сразу ушел в себя, но по инерции продолжал говорить, - впрочем, совсем не то, что принято говорить в подобных случаях:
- П-присаживайтесь, п-пожалуйста… Ч-чем могу служить?
- Не надо нам служить! Мы пришли всех арестовать! - гремел начальник полиции.
- Арестовать? В-всех? Но нас только трое. Может, позвать с-соседей?
Начальник полиции рассердился не на шутку - шуток он не понимал:
- Молчать!
Сержант Глухарь вытянулся по стойке смирно: наконец- то он услышал знакомое слово!