- То же показали доктор Николяну, инженер Хаджи Павел и еще несколько человек, контактировавших с доктором Тэтару. Тем не менее в шестидесятом году, когда запустили его эксперимент, он позволял себе проводить теологические параллели, особенно с Ветхим заветом, хотя порой такие заковыристые, что и не растолкуешь. - Альбини порылся в досье. - Есть, например, свидетельство одного врача-рентгенолога. Тэтару раз сказал ему, цитирую: "Странно, как это никто до сих пор не додумался… ведь вот оно, самое веское доказательство того, что первородный грех извратил всю природу в целом: и у животных может быть рак..."
- Интересно все же, что он никогда…
- Вполне возможно, что с прекращением эксперимента теология перестала его волновать. Не волнует же она нас… Впрочем, скажу вам откровенно, про всю эту историю никто бы и не вспомнил, если бы с недавних пор не возникли некоторые новые факторы. Я имею в виду прежде всего информацию - достаточно надежную, поскольку она поступает на протяжении двух лет, - что в России и в Америке проводятся под большим секретом сходные эксперименты.
- А каким образом можно установить сходство?
- Установлено по крайней мере, что там не используют ни одного из общепринятых методов лечения и сосредоточены на вмешательстве в сам процесс размножения клеток. Это-то и заставило кое-кого вспомнить об экспериментах доктора Тэтару и поинтересоваться, как дела у тех пациенток, назовем их тоже trois Graces.
- Да, хотелось бы знать, - глухим от волнения голосом сказал Заломит.
- По нашим сведениям, все три операции прошли в высшей степени удачно. Выздоровление - полное. Это данные медицинского контроля, которому пациентки подвергались в течение шести лет. Но начиная с шестьдесят седьмого года они перестали являться на контрольный осмотр. В больнице Бранкович утверждают, что потеряли их из виду. Мы взялись за дело и установили, что Италия Гылдэу в шестьдесят девятом году попала под машину и умерла в "скорой" по дороге в больницу. А двумя годами позже Аглая Иримеску эмигрировала в Штаты, где у нее были родственники. Не напали пока на след только Фрусинели Киперий. Правда, мы давно знаем, что Фрусинель, или Евфросина, любит менять фамилии. Она была замужем два раза, с первым мужем в разводе, со вторым - нет, и документы товарищ Евфросина меняет по своему усмотрению. Если она жива, мы ее, конечно, найдем. Но что толку? - Он раздраженно сунул папку в портфель. - Узнать от нее формулу сыворотки - исключено… Это разве что через вас, товарищ профессор, и можно узнать, - добавил он, прямо взглянув Заломиту в глаза.
- Через меня?
Альбини рассмеялся с нескрываемым удовольствием.
- Я сказал: разве что через вас. Не наверняка. Но наш единственный шанс шанс румынской науки - это вы… Иначе зачем бы я по такой жаре тащился через полстраны в это сельцо с красивым названием, но с хворыми вишнями?.. Почему вы не распорядитесь их вырубить?
Заломит пожал плечами и криво усмехнулся.
- Мы не вправе вмешиваться. Плодовые деревья - собственность коллективного хозяйства.
Альбини не спускал с него пристального, изучающего взгляда.
- Ну, наконец-то, - жестко сказал он. - Я хотел добиться от вас улыбки. Вы уж не знаю сколько времени совершенно не моргаете. Я смотрел и думал: вот такой же, вероятно, был у вас вид, когда ваши коллеги, скажем Урсаке или Катастрофа-в-Трех-Святых, официально, в письменном виде, оповестили вас, что ваши работы изъяты из типографии. У вас тогда вот так же застыл взгляд?.. К сожалению, в вашем случае речь идет даже не об отсутствии воображения у ваших коллег. Это всего-навсего зависть, да еще крупных масштабов - академическая зависть, великолепно проиллюстрированная товарищами Катастрофа-в-Трех-Святых и Непорочное Зачатие. Ну а уж товарищ Урсаке… - Он не докончил, переложил портфель на колени и стал оглаживать его обеими руками, г- Когда доктор Николяну рассказывал вам о методологическом демарше доктора Тэтару, вы с энтузиазмом воскликнули: "Как бы это понравилось Гёте!" И еще прибавили, что его "Метаморфоз растений", дескать, адресован лично Аурелиану Тэтару.
- Так оно и есть, - тихо отозвался Заломит.
- И это единственная наша зацепка.
- За что же тут можно зацепиться, не понимаю. Меня просто тогда поразило…
- Согласен, с виду это несерьезно, - перебил его Альбини, - но мы обязаны испробовать все… Перечтите "Метаморфоз растений" - но все время держа в голове то сопоставление, которое вы сделали тогда в Шештине. Постарайтесь припомнить все образы, повторяю: образы, - которые навеяли на вас признания доктора Николяну, и сопоставьте их с методологическими ходами Гётева "Метаморфоза растений"… С завтрашнего дня вы освобождаетесь от рутинной работы в лаборатории палеоботаники. Университет предоставляет вам бессрочный отпуск для исследований вклада Гёте в ботаническую науку. Считайте, что вы уже в Бухаресте. Телеграмму получите сегодня вечером, самое позднее - завтра утром.
Он поднялся, протянул Заломиту руку и шагнул было к двери, но приостановился, достал из нагрудного кармана визитную карточку.
- Мой домашний телефон. Как только захотите что-нибудь сообщить, независимо от степени важности, звоните по этому номеру… Даже ночью, - добавил он с тенью усталости во взгляде.
* * *
Он метался по постели бурно, как в детстве, когда хотел уйти от преследования, отбиться от навязчивой мысли. Метался, чтобы не слышать, как ему шепчут в ухо:
- Повторяйте за мной. Повторяйте же…
- Да кто вы? - спросил он наконец.
- Калиник, - шептал тот. - Знакомый доктора Тэтару, я с ним виделся здесь за несколько дней до вашего приезда. Повторяйте за мной, но только громко, как можно громче: "Ты, говорят, хорошо знаешь Крэчунский лес…"
- Ты, говорят, хорошо знаешь Крэчунский лес! - заорал он, как будто обращался к глухому. - Мне нужен проводник. Вечером я отвезу тебя обратно!
Вокруг никого не было, но на его крик кто-то зашевелился на террасе, выглянул с любопытством. "Вот теперь-то мы оба точно под подозрением. Зачем ему это понадобилось? На шоссе пусто, он мог бы без лишних слов попроситься ко мне в машину…"
- Я вас видел в ту Купальскую ночь, - начал Калиник, когда машина тронулась. - Сначала рядом со "скорой", потом наверху, на террасе. Но подойти не решился. Вы были не одни.
Как же он его тогда не заметил? Такого трудно не заметить. Словно с иконы сошел, типичный аскет, ученик святого Антония. Это издали. Вблизи же оказалось, что Калиник стар, за семьдесят. Изжелта-белые волосы, а бородка такая хилая, что напомнила ему заглавие одной сказочки времен начальной школы: "Борода безбородого". К чему он вспомнил эту сказочку? Не затем ли, чтобы отгородиться от взгляда, которым его жгли пугающе огромные, цинково-серые глаза Калиника, глубоко запавшие в орбиты под густыми, как бы навек удивленными бровями? От своей худобы Калиник казался даже высоким. Левая рука безжизненно висела, будто ее пытались вырвать из плеча, да раздумали.
- Некоторые говорят, что это меня в тюрьме отделали, вы им не верьте. Такова была воля Господня, а Он знает, что делает, знает, зачем человеку посланы муки и мытарства. Чтобы пробудиться… Вот я и пробудился сегодня до рассвета, - добавил он как нельзя более серьезно. - Мне как кто подсказал: сегодня приезжает друг Аурелиана Тэтару. И я - видите - поспел. Я-то живу за перевалом, при овчарне. Не знаю уж, как о том проведал доктор Тэтару, но он ко мне захаживал… Вот здесь свернемте налево. Дорога неважная, зато прямиком попадем на поляну, а там можно будет говорить без опаски, никто нас не услышит.
Однако, выйдя из машины, Калиник в беспокойстве огляделся.
- Нарвем-ка травок с корешками и цветочек-другой. Разложим, и, если кто появится, я притворюсь, что рассказываю вам разные поверья-суеверья про травки-цветочки.
Он снова заворочался в постели, напрасно тщась освободиться. Слова Калиника стояли в ушах, повторяясь в мозгу по нескольку раз, прежде чем тот проговаривал их вслух.
- Поверья-суеверья, поверья-суеверья… О них меня все выспрашивал доктор Тэтару. Начнет, бывало: "Отец Калиник…" Я тогда был монах. Да я и теперь монах, хотя, как вышел из тюрьмы, ни в один монастырь меня не взяли. На земляные работы, на железную дорогу в Алмаше - взяли. А когда рука совсем отказала, вывели на пенсию… "Отец Калиник…" - говорит, бывало…
- Вы его близко знали?
- Было два года, с пятьдесят восьмого по шестидесятый, когда он навещал меня каждый месяц. Я жил тогда в ските Антим.
- Навещал - и что?
Калиник ответил не сразу. Взял в руки колокольчик и печально протянул его Заломиту.
- Вянет на глазах, смотрите. Сколько же мы грешим, дабы защитить себя от злобы человеческой!.. Если позволите, я расскажу вам все с самого начала. У меня степень доктора богословия, я кончал Страсбургский университет по кафедре протестантской теологии. Это я к тому, чтобы вы поняли, зачем я понадобился доктору Тэтару…
Мгновенно и неуловимо у него изменился не только голос, манера говорить, но даже как бы само качество физического присутствия.