Глава 8
Когда Хетцель вернулся в отель, Гидион Дерби сидел на кочке лиловато-черного мха в углу гостиничного сада, откуда открывался вид на Собачью слободу. Погруженный в невеселые мысли, молодой человек продолжал молчаливо хмуриться и, заметив приближение Хетцеля, ограничился неприязненным взглядом через плечо. "Не слишком располагающий к себе юноша, - подумал Хетцель. - Все же, в его положении некоторая раздражительность простительна. После такого обращения я сам, пожалуй, превратился бы в мизантропа".
Дерби спросил: "Так что же? Вы видели сэра Эстевана?"
"Да. Он не сообщил ничего нового. Я говорил также с капитаном Боу - тот, судя по всему, пребывает в неуверенности. По его словам, правонарушение, в котором вас обвиняют - не более чем мелкое хулиганство. Триархи до сих пор не подписали договор, определяющий их взаимные юридические обязательства. Ни одна из сторон не доверяет другим, и каждая применяет собственные законы в отношении тех, на кого распространяется их юрисдикция. Ойкуменическую службу безопасности выстрелы, поразившие лисса и олефракта, интересуют лишь постольку, поскольку они были сделаны на ойкуменической территории, но не в той мере, в какой они пересекли границы секторов пришельцев. Убийство гомаза до сих пор не считается незаконным актом. Таким образом, даже если стреляли вы, а не кто-нибудь другой, вас можно обвинить только в нарушении спокойствия, которое воспрепятствовало продолжению заседания. В принципе. Практически, сэр Эстеван может выдать вас лиссам или олефрактам. Хотя я почему-то сомневаюсь в том, что он это сделает. Он - непростой, даже загадочный человек. При этом он, по-видимому, в высшей степени уверен в себе".
Дерби выразил свои чувства нечленораздельным рычанием, после чего буркнул: "Они нарочно позволили мне сбежать, потому что боятся применить детектор лжи и не рискуют устроить публичный судебный процесс".
"Я еще ни в чем не уверен, - покачал головой Хетцель. - Сэр Эстеван подтвердил, что в его резиденции есть длинный коридор, выложенный белой плиткой. Кто-то заснял его, когда он шел по этому коридору, и приспособил голографический фильм так, чтобы вы могли его видеть из камеры... Я забыл его спросить, у кого могла быть возможность снять такой фильм".
"А горшок мне на башку опрокинула тоже голография?"
"Это почти наверняка не был сэр Эстеван. По сути дела, я практически уверен в том, что это сделал Казимир Вульдфаш".
Дерби поднялся на ноги и стоял, поглаживая бритый подбородок: "Если меня обвиняют всего лишь в мелком хулиганстве, почему бы не пойти в Трискелион и не заплатить штраф?"
"Все на так просто. В данном случае местную систему правосудия олицетворяет капитан Боу. Он может приговорить вас к тридцати ударам плетью, к восемнадцати годам заключения в Прозрачной тюрьме или к изгнанию на территорию лиссов. Вам лучше оставаться в "Бейранионе", пока не прибудут юрисконсульт и ойкуменический судебный исполнитель".
"На это уйдет целый месяц - может быть, два месяца".
"Действуйте по своему усмотрению, - сказал Хетцель. - Вы хотите, чтобы я продолжал расследование?"
"Почему нет? Это ничему не помешает".
"Если вы сдадитесь властям, расследование придется прекратить. Я не могу рассчитывать на то, что вы мне заплатите после того, как вас казнят олефракты".
Дерби мрачно хмыкнул.
Хетцель глубоко вздохнул: "Пока что у нас сложилось только поверхностное представление о том, что происходит на самом деле. В данный момент, по меньшей мере, важнейшими выглядят следующие несколько вопросов. Где находится Бангхарт? Где находится Казимир Вульдфаш? Где вас содержали в заключении? Связаны ли ваши злоключения с компанией "Истагам"? И, если связаны, то каким образом?"
"Не спрашивайте меня, - огрызнулся Дерби. - Я - козел отпущения, с меня взятки гладки".
"Пользовался ли Бангхарт каким-нибудь другим именем или ойкуменическим кодом, который позволил бы его проследить?"
"Насколько мне известно, нет".
"Как он выглядит?"
Дерби почесал подбородок: "Он старше меня, коренастый, с грубым, туповатым на первый взгляд лицом, волосы черные. Он не производит особого впечатления, пока не начинает отдавать приказы, глядя на тебя в упор. Внутренне он безразлично холоден. Любит хорошо одеваться - своего рода щеголь, можно сказать. Пару раз он упоминал о каком-то месте, которое называется "Фаллорн"".
"Фаллорн - планета на другом краю Ойкумены. Что-нибудь еще?"
"Бангхарт как-то странно напевает себе под нос. Это трудно выразить словами - он будто вспоминает и пытается изобразить две мелодии одновременно, в контрапункте. Ничего больше не помню".
"Очень хорошо. Вы с ним приземлились на острове в болоте. Какая тогда была погода?"
"Обычная ясная ночь".
"Вы могли видеть звезды?"
"Не очень отчетливо. В здешнем воздухе они расплываются, а полная луна сияла вовсю, вокруг нее никаких звезд вообще не было видно".
"Как высоко луна взошла над горизонтом? Другими словами, каков был угол ее восхождения в апогее, в градусах?"
Дерби раздраженно повел плечами: "Я не заметил. Мне тогда было не до астрономических наблюдений. Дайте подумать. Кажется, луна взошла не больше, чем на сорок пять градусов - то есть в высшей точке была где-то на полпути до зенита. Про солнце лучше меня не спрашивайте, потому что я не смотрел на небо, пока брел по болоту. Кроме того, оно скрывалось за тучами".
"Хорошо, но вы помните, с какой стороны всходило солнце?"
Дерби позволил себе кислую усмешку: "На востоке".
"Совершенно верно, на востоке. А теперь, предыдущей ночью, где луна поднималась по небосклону - в северной или в южной половине неба?"
"В южной. Какое все это имеет значение?"
"Любая информация может оказаться полезной. В том помещении, где вас содержали, вы замечали смену дня и ночи? Какие-нибудь признаки наступления темноты или восхода солнца?"
"Нет".
"Но вы думаете, что провели в заключении два или три месяца?"
"Что-то в этом роде. На самом деле я не знаю, сколько меня там держали".
"Вы никогда не слышали никаких звуков, доносившихся снаружи? Какие-нибудь отзвуки разговоров?"
"Нет. Никогда".
"Если вы о чем-нибудь вспомните, не забудьте мне сообщить", - посоветовал Хетцель.
Дерби начал было говорить, но осекся. Некоторое время Хетцель внимательно смотрел на молодого человека. Возможно, чудовищная нелепость происходившего в заключении действительно исказила в нем какие-то мыслительные процессы. Его восприятие болезненно обострилось, он мог воспринимать действительность в контрастных терминах противоположностей. Все цвета могли казаться ему насыщенными, любые слова - полными глубокой истины и лжи одновременно, любые поступки - обремененными таинственным символическим значением. В каком-то смысле Дерби невозможно было считать человеком, ответственным за свои поступки. Хетцель спокойно сказал: "Помните, что вам нельзя выходить за границы территории отеля. На самом деле вам лучше всего было бы оставаться во внутренних помещениях".
Ответ Дерби подтвердил подозрения Хетцеля: "Здравый смысл не так полезен, как вы себе представляете".
"Все остальное еще бесполезнее, - парировал Хетцель. - Меня ждут кое-какие дела в Собачьей слободе, меня не будет часа два - может быть, весь вечер. Советую вам прежде всего отправить квантограмму отцу, после чего сидите тихо и не высовывайтесь. Говорите с туристами. Отдыхайте. Выспитесь. И - самое главное - не делайте ничего, за что вас могут выгнать из отеля".
С тыльной стороны отеля "Бейранион" ступени из плавленого камня круто спускались зигзагами вдоль отвесного песчаникового отрога к дороге, соединявшей космический порт с Окраиной. Хетцель еще не посещал этот район к юго-востоку от Собачьей слободы, находившийся на территории гомазов и, следовательно, за пределами ойкуменической юрисдикции. Окраина соответствовала популярному представлению о Собачьей слободе как о "городе безымянных душ". Там каждое второе здание было, по всей видимости, более или менее претенциозной гостиницей, настойчиво напоминавшей о своей жизнеспособности кричащей вывеской или плакатом, намалеванным - иногда примитивно, порой искусно - красками, оживлявшими внешний вид сооружений из желтовато-серого камня, добытого из осыпей под ближайшими утесами, из распиленной на доски местной древовидной полыни или из плит, вырезанных из наплывов на стволах чугунных деревьев.
Приближался вечер; обитатели Окраины вылезли из своих убежищ, чтобы подбодриться кружкой пива, бутылью вина или рюмкой чего-нибудь покрепче, сидя за грубо сколоченными столами, выставленными перед тавернами, или под сенью акаций, высаженных шеренгой посреди улицы. Они проводили время в одиночку или небольшими группами по два-три человека и говорили тихо, чтобы их не слышали соседи, хотя время от времени это бормотание прерывалось приступом хохота или шутливым проклятием. Каждого прохожего они провожали пристальными оценивающими взглядами. Хетцель узнавал здесь наряды и украшения из полусотни различных миров. Вот сидел человек с волосами, завитыми лакированными кудряшками - такие прически предпочитали на Арбонетте. Обрезанные мочки ушей выдавали в другом уроженца Дестринара. А этот субъект, в бархатном берете набекрень с подвеской из черных жемчужин, спускавшейся вдоль уха, вполне мог оказаться старментером из скопления Аластор - что привело его сюда из далеких глубин Галактики?