К тому же меня полностью устраивает нынешняя специальность, и где-то до пенсии я менять ее не намерен. Я не стал уточнять, что в ходе той давней беседы меня особенно разочаровало одно простенькое обстоятельство: пригласивший меня на Черное озеро усатый майор в штатском, наизусть зачитавший мои биографические данные, даже не знал, что я женат, что занят безнадежным воспитанием двухлетнего сына и что мы давно живем не по адресу из майоровой шпаргалки. Если уж гэбэшники не способны выяснить такой малости, подумал тогда я, на что они вообще способны?
Выяснилось, что на многое. Гильфанов, тогда тоже майор, заявил, что я нужен родине и комитету совсем не в качестве штатного сотрудника. Тут я заржал и поднялся с места, обозначая завершение беседы. Майор ухмыльнулся в ответ и попросил дать ему полминуты, чтобы закончить мысль.
В законченном виде мысль сводилась к следующему: вопросы государственной безопасности имеют столь много гитик, что самые умные гэбэшники отвечать на эти вопросы в достойном объеме просто не успевают. И чекисты давно научились занимать ума на стороне — у привлекаемых от случая к случаю экспертов, одним из которых предложено стать и мне. Это несложно, не противно и совсем не больно: надо лишь время от времени, очень редко, письменно размышлять на заданную Ильдаром Саматовичем тему — в любой тональности, на совершенно добровольной и, скорее всего, взаимовыгодной основе. Нам от вас нужна не информация, нам нужна аналитика, объяснил майор.
Я начал кокетничать, говорить, какой я вам аналитик.
Гильфанов пресек мое самоуничижение парой изощренных комплиментов и сообщил, что именно моего видения ключевых проблем до сих пор не хватало, чтобы навести полную безопасность на территории Татарстана, а то и всей России.
В общем, он меня уломал. Я заявил, что займусь только тем, что мне интересно, и только на моих условиях. Одно из них, из условий, — использование своих текстов при подготовке журналистских материалов. А также при необходимости возможность обращаться в КГБ за информацией (пассаж о взаимовыгодности сотрудничества я предпочел понять только так).
Что ж. Это не в наших правилах, но для вас, в виде исключения — и зная, что вы не будете злоупотреблять, так что все, что в наших силах… и т. д.
Конечно, я не сказал, что готов начать немедленно. За меня сказал Гильфанов, оказавшийся тем еще ковалем горячего железа. Он извлек из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок и предложил подумать над темой. Тема — бледно напечатанные матричным принтером вопросы — так или иначе сводилась к опасностям, подстерегавшим Татарстан при самостоятельном налаживании им внешнеэкономических, а особенно внешнеполитических связей.
Так я стал внештатным экспертом аналитического управления КГБ республики. По классической схеме, через пару месяцев, когда я навалял вторую справочку — про возможные способы внебюджетной поддержки научных учреждений, кажется, — Ильдар объявил, что такие дела бесплатно не делаются, и предложил поставить наши отношения на нормальную финансовую основу.
Я резко отказался.
Ильдар, помявшись, сообщил, что его начальство такого подхода не поймет.
Я ответил, что при всем моем уважении к майору Гильфанову не могу считать данное обстоятельство своей проблемой, и если комитет не устраивает нынешняя схема сотрудничества, то меня не устраивает никакая другая. Тогда он попросил меня не в службу, а в дружбу встретиться с его начальником, от которого и исходят настойчивые просьбы упорядочить отношения.
Я интереса ради согласился.
Встреча получилась как в шпионском фильме. Ильдар позвонил и попросил подойти к 13.00 к столику администратора реконструируемой гостиницы «Казань», расположенной в двух шагах от редакции, на той же улице Баумана.