ОРУЖЕНОСЦЫ
Можно было до конца жизни вкалывать посменно на заводе, сознавать свою необходимость, ответственность за все. Можно было по звонку с матом срываться среди ночи на аварию. Можно было еще долгие годы только за стаканом водки задумываться над тем, чему же посвящен этот самоотверженный труд. И можно посмеяться над словами пьяного токаря, проработавшего здесь всю жизнь и сказавшего Тереху по случаю ухода на пенсию: "Знаешь, мы в мирное время делаем эти железки, которые приносят только горе и смерть. Как-нибудь все проклятья на нашу же голову и соберутся. Никуда от этого не деться…"
Но становится не до смеха, когда Валерка, твой сменщик и друг, занимает у тебя десять тысяч на молоко для сына до зарплаты, и ты знаешь, что отдать он все равно не сможет. Когда, чтобы расчистить площади, арендованные торгашами, сжигают секретные фонды оборонной технической документации. А вдруг нападет кто? О чем же эти жопы-то думают? И совсем хреново становится, когда простаивающие смены кадровых рабочих отправляют на строительство коттеджей для руководства, не вылезающего из пьяных попоек с бабами. И еще парятся, блин, прямо в их сауне в цехе. Работяги голодные, а они с полными сумками среди дня в баню прутся, колбасой воняют. А вокруг такая срань, а ты ждешь зарплату за сданную вовремя ракетную установку и поражаешься, почему же тебе еще ни одна б… не заплатила, если из твоей продукции уже кончили не одну сотню душ?
Все оседало вокруг, как кусочек сахара, брошенный в кипяток. И однажды Терех, промучавшийся без сна ночь до утра, сказал Валерию: "Баста, Валет, надо сваливать! Лучше водкой торговать, чем по полгода зарплаты ждать, а с этих самоходок мы с тобой все равно ничего не поимеем. Надо было на механический идти, там хоть по частям можно было бы автомат вынести и на базаре толкнуть, а танк в домашних условиях все равно не соберешь. Это утопия".
* * *
Как удалось Тереху выпросить на заводе старый списанный киоск "Союзпечать", торчавший на задках их цеха, Валера так и не понял. С мужиками они за литру вывезли его на ближайшую трамвайную остановку. Терех две недели чистил и ремонтировал киоск один, пока Валерка бегал по инстанциям с документами и "масленкой". В масленку пошли и обручальные кольца Валерки и Наины, ее сережки и цепочка, здоровая золотая печатка Тереха, а кое-что им подкинули соединившиеся на лоне природы родители. Первый скудный товар им дали в долг под залог восьмерки Тереха и мотоцикла Валерки.
Сидеть в окошке на первое время попросили Наину. Терех осуществлял наружное наблюдение и прикрытие неподалеку.
Неожиданно красавица Наина стала пользоваться оглушительным успехом у жаждущих спирного соотечественников. К ней на огонек стали собираться даже от соседних раскрученных киосков, останавливались и приличные машины с солидными людьми за рулем.
Покупатели долго выбирали товар, с удовольствием общаясь с улыбчивой дамой в окошке. Наина придала всему предприятию почти светский шарм. Со своей стороны она вдруг потребовала, чтобы Терех снабжал ее не паленой водкой и "Примой", а фруктовыми ликерами, шоколадными наборами и американскими сигаретами. Она явно почувствовала коньюктуру ночного хмельного разъезда. Оптовых складов, где бы все это можно было взять на реализацию, в городе пока не было, все вывозилось из Москвы чуть ли не в заплечных мешках, из чего Терех сделал соответствующие выводы и тут же нанял пустующие склады фабрики музыкальных инструментов. Там была даже небольшая подсобка, где Терех пил в обед чай с двумя палочками хрустящего печенья, то есть делал паузу и кушал "Твикс"…
В хлопотах и переживаниях прошел месяц, потом другой. Не то, чтобы все шло у них гладко, но жизнь заполнялась конкретными, вполне решаемыми задачами. Наездов на них шибко больших пока не было, потому что Терех снискал на стрелках достаточную известность благодаря неукротимости своей натуры, а про Валерку все знали, что он оттянул ха-ароший срок по мокрухе.
* * *
Через месяц к Тереху пришли два татарина с Восточного рынка и попросились под крыло. Татары были ребята самостоятельные, имели, кстати, КАМАЗ, в отличие от того же Тереха. Поэтому что им от него было надо, он даже в толк взять не мог. На стрелку татары пришли с обожженными, забинтованными руками. Из разговора Терех понял одно - верный помощник КПСС, комсомол, вышел на передовые позиции. Где-то, значит, и сама КПСС промышляет поблизости. Восточный рынок брал под свою руку Катькин муж, Вовик Карташов. Нет, кликуха у него была не Вован, как можно было бы подумать, а Карташ. Чего-чего ждал от жизни, но чтобы такое… Катька с голубыми глазками и перламутровыми ноготками станет Карташихой - женой комсомольского авторитета Карташа. Умеют же устроиться некоторые!
…Карташ не был рэкетиром в обычном бандитском смысле этого слова. Ему ничего не надо было даже вот от этих чисто конкретно взятых татар. Ему надо было, чтобы они свалили, и все! Двух продавцов он спалил в киоске с кассетами. Товар-то огнеопасный. Он, может, и не хотел… Но когда все вспыхнуло, едва соседние киоски потушили, а ребят - не спасли. Дверь у них железная была, изнутри заперлись.
Не, они, главное, смотрят, он гравий начал завозить чо-то, возле киосков сваливать. Они подошли к нему, с бумагами из Администрации, главное, подошли… Ну, то да се… "Чо это ты делаешь-то, гад? Как народ к киоскам-то теперь ходить будет, сука?" - нормально так спрашивают. А он как выхватит ствол! Между прочим, слепых нету, среди татар их вообще процент минимальный. Они, главное, глядят, а это - не пукалка, между прочим! У, блин, вкалываешь, вкалываешь, а этот дуло в рыло сует! Вываливайте, говорит, без непоняток!
Ну, они так решили, е…ся товарищ. Решили назавтра с масленкой в Администрацию идти, чтобы мудака этого приструнить малость. А ночью… Он полный отморозок, полный! И главное, у него и всех его быков - алиби железное, и, сучье племя, бумаги в порядке! Когда выправить-то успел, если у них аренда была до февраля проплачена! Дык, они, оказывается арендную плату повысили, всем объяву по почте разослали заказными, а что никто не получил, так ведь кого это не канает? Кончилась у них аренда! Как раз перед тем, как эта сука гравий того…
Место у них есть, конечно, на примете. Чтобы у татарина да заначки не было, да ты чо, в натуре? Но ведь эта гнида где угодно достанет! Вон Микрюков с двумя "Купавами" от него второй раз съезжает! Правильно. Человек место обживет, народ прикормит, и тут же Карташ с гравием подъезжает. У Микрюкова от переездов штаны на заднице не держатся!
Кто алиби им делает? Ну, соседи там… Не, они проверяли. Все чисто, главное. Татары, понимаешь ли, и в милиции случаются. Да какая еще в жопу у Карташа жена? Он в "Пингвине" живет на втором этаже. Нет, ну, все это знают… На рынке, по крайней мере. Нету у него жены. Еще, блин, жены не хватало! Ходила там с ним сука какая-то белобрысая, в пальто вот таком, на каблуках! Стройкой командовала. Они там какой-то клуб будут сооружать в жопу. Ну, элитный. А хрен нынче поймешь, кто нынче эта элита… И такая, блин, жизнь, что, блин, как в Дании - один на мне, другой в ожидании…
ВОСЬМЕРКА БУБЕН
Мечты это, приятные сновидения. Ага. А как проснешься, да намечтаешься, так ждут тебя круговая ненависть да разговоры о деньгах. Поэтому восьмерка бубен раньше за неприличную карту почитали. Так как же почему? Мечтать следовало о Боге, с опаской и раскаянием, хотя… Ну, так считалось. А говорить о деньгах - избави Боже! Среди приличных людей - ни-ни!
* * *
В коммерческих магазинах, а главным образом, на рынке вдруг стало очень интересно бывать. Появились заграничные, невиданные товары, которые вынимали из огромных сумок сумрачные толстые тетки в тренировочных штанах с пузырями на коленках. Несокращенные женщины с Катиной работы полюбили ходить на рынок и глазеть на красочные иностранные наклейки. "Мечтать не вредно!" - говорили они, захватывая с собой и Катьку. Мечтать приходилось, продираясь сквозь плотную толпу зевак, настоящих покупателей было мало. Людской поток плавно перетекал из одного конца рынка в другой. По заплеванному семечками асфальту рядом с Катей мимо платяных вешалок и деревянных лотков медленно плыли торговки пирожками, молоденькие карманные воришки и гнусавые профессиональные нищие.
А Катя, разглядывая пушистые китайские кофточки с бусинками, все удивлялась, что прожила целую женскую жизнь без такой красоты. Денег у нее, конечно, на кофточку не было, но появилась ясная, осязаемая цель в жизни. И почему еще совсем недавно, когда работы было очень много, и им даже платили заработную плату, этого всего не было? А теперь работы становилось все меньше, а товаров - все больше, и в свете туманного грядущего красивые базарные одежки были, скорее, не стимулом, а искушением…
У одного из прилавков, где лежали связки женских трусов и бюстгалтеров, Катя заметила продавщицу, которая была ей смутно знакома. Она точно видела ее раньше у них в старом дворе, помнила ее стандартную короткую химию на протравленных до белизны волосенках. Но рассмотреть поближе ее Катя не могла, потому что даже в магазинах стеснялась подходить к этим прилавкам, и нижнее белье ей всегда покупала мама. По дороге с рынка она мучительно думала о той продавщице, а потом вспомнила давно сказанную жеманную фразу: "Валера, а подайте мне того салатика!". Это была Бобкина жена. Образ этой женщины вновь возник перед ее глазами: сигарета без фильтра в руке, агрессивный макияж, не скрывающий усталый взгляд много повидавшего человека. Интересно, какой же стала она сама, если Бобкина жена была всего на два года старше? И, если бы Катя была по внимательней, то за спиной жены она бы, конечно же, разглядела бы и суетливого Бобика в накинутой на плечи мутоновой женской шубке, которую он назойливо предлагал смеющейся моложавой татарке.