- Первое Затмение… две с половиной или три тысячи лет… Любопытно! Ты полагал, что воспоминания гаснут, а тут сохранилась информация от очень далекого предка.
- Необязательно, - возразил Коркоран, щелкая застежками комбинезона. - Может, предок не далекий, а долгоживущий. Йо, к примеру, говорила, что Посреднику Айве около двух тысяч лет.
Промолвив это, он поморщился - меньше всего ему хотелось числить Айве среди своих предков. Зибель, как обычно, понял его без слов и скривил в улыбке тонкие губы.
- В период между Затмениями долгожителей не было, и за пять-восемь веков сменилось как минимум пятнадцать поколений. Нет, Пол, это давние воспоминания, очень давние. Твой мозг…
Коркоран поднялся, задвинул койку и с досадой махнул рукой:
- Черт с ним, с мозгом! А вот скажи, почему они сгрудились на той проклятой площади? Я понимаю, хотели держаться подальше от зданий, но можно было ведь удрать в поля, в луга, леса - словом, в сельскую местность. Что их на площадь понесло?
Зибель, регистратор и штатный толкователь его Снов, покачал головой:
- Леса, луга, поля… Перед Затмением не осталось таких деталей пейзажа! Город был, город на двух континентах в умеренной зоне, а экваториальный материк засадили травой, чтобы не сдохнуть с голода. Высокая такая трава, с большим содержанием протеинов, сырье для искусственной пищи.
- Откуда ты это знаешь, Клаус? - спросил Коркоран, потом махнул рукой и стал надевать башмаки. - Ну, тебе виднее…
Зибель только загадочно усмехнулся. Ему и правда было виднее. Как офицер Секретной службы ОКС и к тому же доктор психологии и лингвистики Исследовательского корпуса, он занимался проблемой фаата ровно столько лет, сколько Коркоран прожил на свете. Он знал о них все, что удалось извлечь из сообщений Литвина и изучения останков звездолета, из допросов Йо и анатомирования трупов, тех немногих тел, что не были размазаны по переборкам во время катастрофы в Антарктиде. Он даже знал язык фаата и говорил на нем не хуже Коркорана - конечно, если не считать ментальной составляющей. Телепатией Зибель как будто не владел. Хотя, если быть совсем уж честным, Коркоран уверен в этом не был.
- Что тебе снилось, кроме города и гибнущих людей?
- Вера, - ответил он с улыбкой и посмотрел на фотографию. - Вера и мои девчушки. Солнечный день, лесная дорога и глайдер, в котором мы едем. Вера в чем-то сиреневом, под цвет глаз, Любочка и Надюша - в желтых платьицах, словно пара одуванчиков… Но это к делу не относится, Клаус. Это мое.
- Все здесь твое, и все относится к делу, - проворчал Зибель, тоже глядя на снимок. - Сны, что приходят от предков-фаата, - ценная информация, а личное… ну, то, что ты считаешь личным… это признак твоей стабильности. Психической стабильности, я хочу сказать. Любовь к жене и детям, к матери, чувство благодарности и дружбы… - Он поднял лицо к портрету Литвина. - У тебя нормальные сны и нормальные реакции, Пол. Гмм… человеческие, не такие, как у фаата.
Улыбка Коркорана слегка поблекла.
- Спасибо, Клаус, ты меня успокоил - выходит, я все-таки не монстр. Кстати, к тебе я тоже испытываю чувства благодарности и дружбы.
- Айт т'теси, - произнес Зибель на языке фаата. - Я рад.
Глава 2
Пол Ричард Коркоран. Два месяца после Вторжения плюс вся жизнь
Госпиталь Лунной базы, август 2088 г.
- Аа-а! Ааа-а!
- Тужься, милая, тужься… вот так… уже головка показалась…
- Ааа-аа!
- Кажется, обойдемся без кесарева, доктор Штрауб.
- Да, доктор Громов. Она худощава, но сложение крепкое. Все же офицер-десантник Космофлота… Сестра, еще салфеток! Сюда и сюда! Сюда, я сказал!
- Аааа!
- Сестра, что у вас руки трясутся? Не видели, как женщины рожают?
- Так - не видела, доктор Штрауб! Чтобы не в воду, не в комплексе КР, без инъекций сталумина, без обезболивания, без…
- Сестра, заткнитесь!
- Ну-ну, Штрауб… Моника права, так уже лет семьдесят не рожают. Если только в Китае или Индии…
- Громов, вы тоже заткнитесь. Вы что же, знаете, как повлияет на младенца сталумин или обезболивающее? На этого младенца? Вы что, подписку не давали? Забыли, чей это мальчик?
- Нормальный парень, по всем показателям внутриутробного исследования.
- Лет через двадцать увидим, нормальный он или нет, коллега. Тужься, милая… немного уже осталось…
- Аа-ааа! Аааа!
- Так, так… еще чуть-чуть… Великолепно! Выскочил, как пробка из бутылки шампанского!
- А-ахх…
- Сестра… Моника, вам говорю!.. Обработайте пуповину, послед на анализ! Громов, вколите ей успокоительного, пусть поспит. Жанна, обмойте ребенка и на весы!
- Н-не надо, доктор… н-не хочу спать… сыночка… дайте м-моего сыночка… а-ахх…
- Ты с ним еще наиграешься, красавица. Спи! Вот так… Жанна, вес!
- Четыре двести, доктор Штрауб. Чудный малыш! Смотрите, улыбается!
- Ну-ну, без сантиментов! Дайте-ка я на него взгляну… Вроде бы самый обычный ребенок… Как вы считаете, доктор Громов?
- Две руки, две ноги, пять пальцев, одна голова и… хмм… все остальное, что мальчику положено… Явно не урод. Я бы даже сказал, симпатичный. Глаза серые, мамины. По-моему, тут от фаата ничего.
- А вы их видели, этих фаата?
- Видел, доктор Штрауб. Трупы - на снимках, а живых - в трансляции с кораблей Тимохина. Глаза у них совсем другие, радужка серебристая и заполняет глазное яблоко, волосы темные и…
- Ну, о волосах тут рано говорить. Внешне все в порядке, но я бы взглянул на внутренние органы.
- Проведем интроспекцию?
- Да, не помешает. Жанна, несите его к установке. Еще один момент, коллеги… сестры и вы, доктор Громов… Напоминаю о подписке, которую дали мы четверо, и о том, что мы не просто медики, а служащие ОКС. Сегодня мы приняли роды у лейтенанта Абигайль Макнил. Отец ребенка - лейтенант Рихард Коркоран, ныне покойный. Это все, что нам надо знать.
Госпиталь Лунной базы, август 2088 г., через несколько дней
- Солнышко мое, родной мой, маленький… - Чмок, чмок, чмок. - Проголодался…
- Поддерживай ему головку, Эби. У тебя хорошее молоко, высокой жирности. Он быстро наедается.
- Да, сестра Жанна. Он прелесть, верно?
- Конечно, девочка, конечно. Чудный малыш! Я знаю, что говорю. У меня трое… трое сыновей и две внучки от старшего.
- И где они?
- Средний служит на "Барракуде", младший - на "Орионе", а старший не пошел в Космофлот. Он художник. Был художником…
- Почему был, сестра Жанна?
- Он погиб, Эби. Недавно… Сам погиб, и его жена, и мои маленькие внучки… прими, Господь, их невинные души… Все погибли, Эби, когда над Льежем взорвался аппарат фаата..
- Не плачьте, сестра Жанна, ну пожайлуста, не плачьте… Смотрите, он вам улыбается… Мой сыночек…