Чернозуб осторожно встал на ноги, озираясь в поисках папского стяга, сломанное древко которого наполовину было скрыто крупом мула. Он ощутил мучительное напряжение между лопатками, куда могла угодить очередная пуля, хотя Чернозуб знал, что он не услышит выстрела и скорее всего даже не почувствует. Выстрела так и не последовало.
Прихватив папский штандарт, он вернулся к развалинам "большого дома" и спрятался у каменной плиты. Отсюда он мог наблюдать за улицей по всей ее протяженности. Было почти темно; на западе лимонно-розоватый цвет неба обретал красный оттенок, а на востоке небо становилось темно-синим.
Мул лежал на боку, издавая отчаянные вопли. Крови он потерял немного, но было ясно, что с ним все кончено. Передние ноги еще дергались, но задние были совершенно недвижимы - скорее всего, пуля перебила позвоночник. Чернозуб чувствовал, как у него поднимается температура; неудержимый позыв скрутил кишечник, и он присел за каменной плитой. Держать ему папский стяг воздетым или же он и так представляет собой хорошую мишень? "Только не сейчас! - вслух взмолился он. - Только не так".
Облегчившись и так и не услышав выстрела, Чернозуб решил продолжить свою миссию. Он должен кого-нибудь найти, и поскорее, пока совсем не стемнело. В противном случае ему придется спать одному среди этих огромных груд щебенки. Подняв над головой обломок древка с папскими регалиями, он двинулся в путь. Он понимал, что его трясет приступ лихорадки, ибо чувствовал рядом с собой Амена I, чье лицо кугуара было спокойным и сосредоточенным, на нем не было ни тревоги, ни беспокойства. Амен молчал, да и потом он почти ничего не говорил.
Проблема заключалась в том, что мул никак не мог отдать концы. По мере того как Чернозуб отходил от него, животное орало все громче и громче.
- Я должен вернуться, - сказал он Амену. Чернозуб знал, что старик не хочет и не может ответить, но ему нужно было услышать звук человеческого голоса, пусть даже своего собственного. - Я сделаю для него то же, что сделал для того солдатика, - громко произнес он. - И пусть я совершу тот же самый грех.
Да, грех, но он обязан совершить его. А что, если это вообще не грех? А поступок, который ты должен сделать?
- Нет, это обязанность, - со своей странной двусмысленной улыбкой ответил Спеклберд. - Ты часто путал эти понятия.
У Чернозуба подгибались колени, и он невыносимо долго шел обратно к мулу. Он двигался, высоко подняв стяг, и у него зудело между лопатками, куда должна была попасть пуля. Когда он добрался до мула, тот почти не издавал звуков; ржанье перешло в хриплые жалобные стоны. Передние ноги продолжали ритмично подергиваться. В больших глазах, которыми он смотрел на Чернозуба, не было ни любопытства, ни страха. Встав на колени, Чернозуб вознес импровизированную молитву, приставил нож к горлу животному и, снова вознеся молитву, полоснул по горлу ножом.
Словно он перерезал завязку и из мешка бурно хлынул поток зерна. Мул внезапно обмяк и застыл.
Чернозуб вытер нож о шерсть на крупе и собрался подняться, как горла его коснулось лезвие.
- Вставай, - раздался голос, и Чернозуб сделал то, что собирался сделать в любом случае. Он хотел отбросить свой нож, но чья-то рука перехватила его.
"Пожиратель травы", - подумал он, но, наверное, сказал это вслух, ибо кто-то ударил его сзади, чуть не сбив с ног. В воздухе стоял запах, который могли источать только пожиратели травы. Его держало несколько рук. Чернозуб подумал, что попал к уродцам, но затем сообразил, что держат его всего два человека, а третий поднял папский стяг с земли, куда он положил его перед тем, как вынуть нож и перерезать горло мула.
Его повели тем же путем, который он только что проделал, когда возвращался к обреченному мулу. Сквозь рясу он чувствовал, как в спину ему упирается ствол. Миновав угол, у которого он повернул обратно, Чернозуб подумал: "Почему они не перехватили меня здесь? Неужто они знали, что я вернусь?"
- У меня послание к вашему главному, - сказал он. - От его святейшества Амена Второго. Я папский…
- Заткнись, - сказал один из мужчин на языке, в котором Чернозуб узнал один из диалектов Кузнечиков.
Его привели в подвальное помещение, которое напомнило ему библиотеку аббатства. Оно освещалось масляными лампами, и тут сидело несколько человек, вооруженных металлическими мечами и старыми тексаркскими ружьями кавалеристов Ханнегана. К Чернозубу обратились на церковном.
- Ты болен? - таков был первый вопрос. - От тебя идет тяжелый запах.
- Я прибыл от его святейшества папы с посланием для вашего лидера, - сказал Чернозуб. - Мы все больны. Мы все плохо пахнем. Тысячи больных, пропитанных зловонием кровожадных Кочевников обложили город, готовясь к его штурму. Я здесь, чтобы дать вам возможность…
- Заткнись, - сказал тексаркский солдат. Он кивнул другому из присутствующих, фермеру, который поднес Чернозубу чашку с водой и горсть коричневых пилюль, смахивавших на заячьи катышки. - Возьми одну, - сказал солдат.
Чернозуб понюхал пилюли и покачал головой.
- Бери! - в спину ему уперся ствол револьвера. Чернозуб взял одну пилюлю.
- Я здесь, чтобы предоставить вам возможность мирным путем сдать Святой Город, - сказал он. - С империей покончено. Папство возвращается в Новый Рим. Папа, его святейшество Амен Второй, всего лишь хочет занять принадлежащее ему по праву место в…
- Заткнись. Я знаю, кто ты такой.
- Я посланник его святейшества Амена Второго…
- Мы знаем, кто ты такой. Арихиепископ дал нам указание следить за тобой, - сказал солдат. Он развернул свиток, с которого уже была снята ленточка. - Разве ты не Чернозуб Сент-Джордж, секретарь антипапы, приговоренный к смертной казни на всем пространстве от Залива привидений до Нэди-Энн?
Чернозуб не нашелся, что ответить.
Револьвер вжался ему в спину.
- Признавайся. И что это за шапка? Военная?
- Я кардинал, - ответил Чернозуб. Внезапно его поразила смешная серьезность всего происходящего. Все это выглядело совершенно по-дурацки. Может, как и сам крестовый поход. Вот он и вернулся в зоопарк Ханнегана. - В общем-то это шутка. Я кардинал. Папа. Солдат.
От принятой пилюли у него закружилась голова. Он подумал, не стоит ли взять еще одну.
- Мы получили приказ расстрелять тебя, - сказал тексаркский офицер, плотно скатывая свиток и перехватывая его ленточкой. - Но первым делом ты должен немного отдохнуть. Пилюли помогут тебе уснуть. Отведите его в камеру смертников.
В подземном помещении было зябко. Если встать на цыпочки, через зарешеченное окно была видна улица, по которой временами бродили собаки или свиньи; на последних были ошейники, по которым, как Чернозуб предположил, можно было определить их хозяев. Одна из свиней явно испытывала дружеское расположение к узнику: она все время подходила к окну и тыкалась носом в решетки, хотя, возможно, ее привлекала прохлада металла.
Когда совсем стемнело, Чернозуб почувствовал, что жар уходит, как вода сквозь песок. В углу камеры стоял пустой ночной горшок, напоминающий очертаниями свинью. Сразу же после полуночи охранник принес ему кувшин воды, но ни крошки еды.
Чернозуб принял еще одну пилюлю. Близилось время расстрела, и Чернозуб не сомневался, что они сдержат свое обещание. Но почему-то от этих мыслей он впал в дремоту. Этой ночью ему снова снилась Эдрия. Она ждала его под водопадом, пока его старый друг, белый мул, щипал травку неподалеку. В расщелинах растительности почти не было, но мул все же что-то жевал. В горле у него была дыра, как рана; у Эдрии тоже были раны, которые она показывала Чернозубу.
- Где ты был? - спросила она на церковном. - Куда ты идешь? - поскольку Чернозуб знал, что Эдрия не говорит на церковном, в сонном забытьи он понимал, что она ему снится.
Глава 30
"Принимая бедных, убогих и странников, следует отнестись к ним с величайшей заботой и тщанием, ибо именно через них является Христос; а коль скоро речь идет о богатых, пусть опасения, которые они внушают, не мешают и к ним относиться с уважением".
Устав ордена св. Бенедикта, глава 50.
Той ночью, когда Чернозуб был полон сонных видений, небольшой отряд фермеров оседлал коней, большинству которых пришлось вставить затычки, и двинулся к лагерю крестоносцев папы. Среди них были фермеры, которым довелось пережить гибель своих семей и скота в бойне, устроенной тексаркской солдатней. И теперь их снедало чувство мести, но удовлетворить его они могли лишь по отношению к антипапе, чьи армии, по словам разведчиков, направлялись на юг, к Ханнеган-сити и Ред-Ривер. Они не сомневались, что Чернозуб лжет. Отряд налетчиков убил одного из них, а другого взял в плен. Они хотели того же, что и Дикие Собаки вкупе с Кузнечиками, - крови и мести. Стояли последние дни сентября, и луны не было видно. Как только сгустилась темнота, сорок всадников покинули город - они двигались при свете звезд, рассчитывая на свое хорошее знание пути. Они не раз ездили по этим дорогам, которые ныне вели к их брошенным и разрушенным фермам.
Тем временем папа начал терять все надежды на заключение мира. После долгих и шумных похорон шамана воины Кузнечиков истово жаждали крови. Среди них было много пьяных, и, хотя папа не видел церемонии погребения, Коричневый Пони подозревал, что многие из них попробовали печени и легких шамана.
- Ты должен понять, что мой эмиссар отправился в город, чтобы заключить с ним мир, - сказал он Элтуру Браму.
- Вы имеете в виду Нуйиндена. Нимми.
- Моего кардинала, - сказал Коричневый Пони. - Члена моей курии.
- Значит, кардинала Нимми, - сказал вождь Кузнечиков.