В воздухе
На ранней июльской заре, когда еще только зарозовел далекий край горизонта, с центрального аэродрома поднялся изящный, как стрекоза, "ВО-29". Сделав прощальный круг над аэродромом, аппарат забрал высоту и понесся к юго-востоку.
Каждый раз, когда Груздев начинал воздушное путешествие, он переживал взлет аппарата с новой радостью.
Конструктор любил чувствовать момент, когда аппарат, разбежавшись и чуть покачиваясь, мягко отрывается от земли и взмывает в просторную высь, любил это ни с чем не сравнимое ощущение внезапной легкости и гордой радости за гений человека, завоевавшего небо.
Лебедев с пилотского места глянул вниз. Огромный, еще покрытый ночной синевой город стремительно отплывал в сторону. Вдали виднелась серая полоса реки, громада Дворца Советов. Редкие огни гасли внизу.
В окно Груздев видел, как город поплыл вниз и налево. Стеклянные горбатые крыши железнодорожного депо превращались в крохотную коробочку. Река, будто широкая жестяная стружка, извивом лежала на сизом просторе земли. Аппарат набрал высоту. Полоски городских улиц заволоклись туманом.
Шума мотора почти не было слышно: аппарат был снабжен глушителем системы Лебедева. Это позволяло разговаривать в кабине во время полета.
- Сожалею, что и блокнот украден Штопаным Носом, - оторвавшись от окна, обратился Груздев к Бутягину. - Когда попадет он ко мне в руки, я сверну ему шею.
- Блокноту?! - простонал Бутягин.
- Штопаному Носу. У блокнотов не бывает шеи, - наставительно отозвался Груздев, снял кепку и тщательно вытер носовым платком свое круглое лицо. - Жара сегодня будет основательная.
Бутягин лежал в кресле, вытянув ноги и закрыв глаза. Лицо его страдальчески кривилось.
- Думайте о чем-нибудь приятном, Николай Петрович, - посоветовал Груздев, - тогда не будет тошноты.
- А ну вас! - обозлился Бутягин.
Он плохо выспался с вечера и был явно не в духе. Его раздражал Груздев. На земле этот конструктор был молчалив, тих и незаметен. А тут, в кабинке аэроплана, он преобразился. Вертелся на кресле, порывался разговаривать, пытался что-то насвистывать себе под нос, вытаскивал из карманов какие-то ягоды, карамельки, восторгался, заглядывал в окно…
- Облако! - вскрикивал он. - А мы поверх его… Город какой-то внизу… Леса похожи сверху на мох… Река замечательная!
Штурман Гуров так привык к полетам, что в кабине летящего "ВО-29" чувствовал себя спокойнее, нежели в купе экспресса. К красотам природы, видимым через окно кабины, он был несколько равнодушен. Его интересовали служебные дела и работа. Он отрапортовал по радио на аэродром, что все в порядке. Связался с районным аэродромом, где предполагалась посадка, и сейчас ел бутерброд. Лебедев сегодня рано поднял своего друга, и Гуров не успел позавтракать.
На Гурова Бутягин смотрел с ужасом. Если б не спешка, профессор лучше согласился бы итти пешком, чем лететь во чреве этого "ВО-29", который то и дело проваливался в воздушные ямы, как пробка в водопад. А этому Гурову все нипочем: даже холодную котлетку ест!
Аппарат как раз в этот момент ухнул вниз. Бутягин скорчил страдальческую гримасу:
- Ну зачем Антон делает такие пируэты?
- Явление атмосферы, товарищ профессор, - пояснил Гуров, доедая котлету. - От пилота не зависит.
- На дирижабле лететь лучше… Все как-то устойчивее… Постели, ресторан… А тут… Ух! Груздев… вы целы?
- Вполне. Когда я нахожусь в воздухе, мне хочется петь о возвышенном и прекрасном. Последние дни я думал о новой конструкции трехплечного рычага. Сейчас, на высоте двух тысяч метров, я чувствую: вот еще одно напряжение фантазии, и я дам точное решение.
Бутягин заворчал:
- Странный вы человек! Изобретательские мысли записываете где попало - на манжетах, на обрывках газет, на книжных переплетах. Вы просто какой-то вредитель библиотечных книг. Исчеркали формулами все книги, какие я вам дал из академии. Я два дня оттирал их резинкой.
Груздев подскочил так, что ударился головой о потолок:
- Стерли?
Он грузно упал в кресло.
- Я там записал расчеты энергоприемника…
Бутягин улыбнулся:
- Извольте радоваться! Записал - и забыл, куда записал.
Груздев примирительно сказал:
- Ничего, постараюсь вспомнить.
- Не раздражайте меня, - заскрежетал зубами Бутягин. - С вами это постоянно. Подумать только, что вы идею газового тормоза ухитрились записать на обоях в своей спальне, да еще где - под самым карнизом!
Даже флегматичный Гуров фыркнул от смеха.
- Это когда жена меня заставила вешать гардины, - сконфуженно заморгал Груздев.
В слуховой трубе, соединявшей пилота с кабиной, послышался лебедевский баритон:
- Василий Павлович! Как наши пассажиры?
- Прекрасно, товарищ начальник.
Гуров вытер руки бумажной салфеточкой и посмотрел на часы:
- Через восемнадцать минут - на посадку!
Бутягин страдальчески вымолвил:
- Неужели еще восемнадцать?
У Василия Павловича Гурова глаза выразили полное сочувствие профессору. Он авторитетно насупил брови и сказал тоном, не допускающим ни малейшего возражения:
- Николай Петрович, да вы же прирождённый авиатор. Смотрите бодро вперед. Смелее!
Он привычной рукой взял ключ Морзе и начал выстукивать позывные районной радиостанции.
Бутягин огляделся и будто увидал все по-новому. Гуров в наушниках, склонившийся над аппаратурой, чуть призакрывший глаза, сосредоточенно слушающий сигналы в эфире. Улыбающееся круглое лицо Груздева. Уютная кабина с зеркальными стеклами.
Почему бы в самом деле и Бутягину не смотреть бодро? Надо только сделать крохотное усилие воли. Ведь вот за этой стенкой впереди кабины сидит Антоша Лебедев, да, да, тот самый, друг детства, и смело ведет воздушный корабль. Бутягин вспомнил события последних месяцев, встречу на аэродроме с Антоном, нападение Штопаного Носа. Ничего… Надо быть смелее…
- В порядке! - громко выговорил Бутягин.
Груздев удивленно посмотрел на него и качнул головой:
- Да, уже снижаемся. Взгляните, как интересно.
Мотор заревел неудержимо. Потом с глухим урчанием затих. Бутягин увидал, как Груздев усиленно показывал указательным пальцем вниз. Выглянул в окно. Самолет стремительно снижался. Снизу набегали и ширились какие-то зеленые квадратики. Бутягину вспомнилось, как, еще мальчиком, он нырял в речке с открытыми глазами и как тогда необычно ширились причудливые очертания подводных трав и разноцветных камней. Так и сейчас… Но нет, это не камешки, а домики… Вот большой корпус… Поля… Вот луг… Неужели аэродром? И уже остановка?
Бутягину даже стало жаль, что путешествие кончилось. Он не ощущал прежнего неприятного чувства высоты. Подумал: "А вдруг штурман прав? Наши летчики, честное слово, народ ой-ой какой проницательный. Ничего от них не скроется".
Гуров предупредительно открыл дверцу кабины:
- Прошу вас, профессор.
Два ассистента
За оградой районного аэродрома виднелись жилые постройки, невдалеке возвышалось стройное здание элеватора. Лебедев дружески здоровался с начальником аэродрома:
- Прошлым летом мы с Гуровым к вам инспектировать прилетали, а теперь в гости.
- Площадку расширили, Антон Григорьевич. Подсобные помещения выстроили. С весны аэровокзал мечтаем соорудить. Посмотрели бы, Антон Григорьевич, - попросил начальник. - А о машине не беспокойтесь. Заправим, будьте покойны.
В это время Бутягин знакомил Груздева с директором опытного отделения.
- Мой друг - инженер-конструктор Владимир Федорович Груздев, соавтор проекта, так сказать.
- Очень приятно, - здоровался директор, пожимая руки прибывшим. - Давно мы вас ждали. Подготовительные работы проделаны полностью.
Тонколицый человек быстро шагнул к Бутягину:
- Профессор…
- Здравствуйте, Башметов. Как дела с "альбиной"?
Тот в восторге развел руками:
- Масса изумительного!
К самолету сбегался народ. Толпа густела. Ребята, которые посмелее, уже дотрагивались до хвоста самолета. Высокая кудрявая девочка подбежала к Груздеву:
- Папа!..
- Лика!
Груздев поцеловал дочь:
- Как ты загорела… И выросла… Ну, как твое здоровье и успехи?.. Вот тебе письмо от мамы.
Шли все гурьбой к ожидавшим гостей автомобилям. Лика рассказывала:
- Знаешь, папа, а наш опыт со стимулированием удался…
В этот момент директор окликнул Груздева:
- Владимир Федорович! Я хочу вас познакомить с одним нашим новым сотрудником… Он работал здесь вместе с Башметовым.
Перед инженером остановился плотный, сухощавый и крепкий молодой человек в скромной куртке и кепке, назвал себя:
- Голованов.
Инженер приостановился:
- Позвольте, это не вашу статью я читал относительно посадочных машин?
- Мою.
- Тогда давайте знакомиться. Груздев.
Инженер махнул рукой Бутягину:
- Вы поезжайте… Полтора километра? Мы с товарищем Головановым пешком дойдем. У нас разговор…
Лика шла рядом и слушала, как ее отец разговаривал с молодым человеком:
- Чертеж вашей модели я помню, как будто вижу перед собой во всех деталях… Ваше имя-отчество?..
Голованов потупил глаза:
- Иван Васильевич… Но это неважно.
- Все важно на этом свете, мой друг. Скажите, пожалуйста, у вас в статье, насколько я помню, проектировалось предварительное разрыхление почвы…
- Не обязательно.
Лицо инженера сделалось сосредоточенным: