Трехкилометровая игла космолета вонзилась в небесные пространства, погашая энергетическим лучом разноцветный узор созвездий. Через две-три минуты разгона Земля съежилась до величины голубовато-изумрудной горошины. Неживой голос киборга монотонно твердил: "Внимание! На траверсе Нептуна выйти из плоскости эклиптики, увеличить скорость до пяти сотых световой".
Слейтон исполнил команду. Экран показал знакомую картину ближнего Внеземелья. В бездонной пропасти неба чуть светилось Солнце - медный негреющий диск величиной с копейку. На дисплее бежали координаты движения. Слейтон вчитался в них, оповестил Ганса и Патриса, замкнувшихся в кабинах:
- По гиперболе уходим из Солнечной системы. Аминь!.. Мы стали псевдо-кометой, - он криво улыбнулся Байраму.
"Храбрится! А все равно не может скрыть нервозности", - подумал Байрам сочувственно: - Впрочем, не только он нервничает".
- Ты что загрустил? - спросил пилот.
- Показалось тебе, - неохотно ответил Байрам.
- Разве?! - деланно удивился Слейтон: - А я подозреваю, что и тебя угнетает черный демон беспокойства.
- Нет, что ты... - вяло сказал Байрам. Слейтон недоверчиво хихикнул:
- Не надо темнить, дорогой командир! Все мы - человеки. Когда первый раз входишь в режим субсветовой скорости, нервы испытывают огромную нагрузку. Шутка ли! Минуту назад любовались Землей, а теперь вокруг - черная бесконечность с точками холодных огней на краю света. Вместо Солнца - медная копейка! Когда-то вновь ощутим ласковый жар его излучения?.. - И Слейтон, не стыдясь, пригорюнился.
Тогда Ганс Планк, "железный человек" науки, несколько разрядил атмосферу, внезапно явившись на экран дисплея:
- Даю вам урок теории относительности всех вещей на свете, - назидательно сказал космолог: - Тысячи лет хомо сапиенс возвеличивал желтую звезду-карлик по имени "Солнце". Старательно раздул букашку в океане Вселенной до размеров Гулливера...
- Вот подтверждение моих слов, Байрам, - тыкая пальцем в изображение Ганса на экране, сказал Слейтон: - У него явный вывих мозговых шариков! Почему-то принял нас за первоклашек и преподает азы школьной астрономии. Ну, не смех ли?
И еще одно - самое дорогое - воспоминание.
Будто только вчера было это! Они бродили с Унарой по холмам предгорий, увитых плющем. Тропинка вывела на гребень, откуда на многие километры открылся вид на хлебные поля, рисовые чеки, овощные плантации. Там и сям стояли вышки артезианских скважин, поивших влагой из глубин прежние мертвые пески. На юго-западе виднелась цепь Копетдага, облитая светом закатного солнца. "Неужели завтра ничего этого не будет для меня? - с грустью подумал Байрам: - Ни гор, ни цветущих Каракумов, ни синих вод Арала, возрожденного навеки?.. И тебя, Унара, я вижу в последний раз, любуясь тонким профилем и замечательными косами, по которым течет золотой свет вечерней зари".
Никто из них не хотел первым нарушить безмолвие. Унара смотрела на темнеющий небосвод, где ярко горела планета Венера.
- Небесные миры завораживают людей, но там нет ничего, - вдруг сказала она с ожесточением: - Где еще есть такая красота, как на Земле?!. Там, - она запрокинула голову: - Там все иное: черная бесконечность, ужасный холод, пустыня... Кому нужны такие миры? Байрам!.. - она резко повернулась: - Оставайся со мной.
Он долго молчал, преодолевая себя.
- Не могу... Нет хода назад. Прости... - выдавил он с горечью: - С болью расстаюсь с тобой!
Космолет превратился в еле заметную мерцающую точку. Мысль Байрама все время догоняла фотонный луч, и чудилось, будто он никуда не улетел, все еще было впереди. Космолет ждал его на далекой орбите, а рядом была Унара. Он вжался в поляроид щитка, опустил веки, сдерживая слезы. И очень ясно увидел большие глаза Унары, ее нежное лицо, золотые косы, облитые светом Солнца.