Навстречу им шла женщина, державшая за руку малышку трех-четырех лет. Малышка смешно ковыляла на уродливо искривленных тоненьких ножках. Когда они поравнялись с коммандос, малышка вдруг закричала:
– Дядя солдат! Дядя солдат!
– Что тебе, девочка? – спросил Хаген, наклоняясь к ней.
– Поля! – сказала вдруг женщина молодым звонким голосом, и Рольф с изумлением понял, что это совсем юная девушка, вряд ли старше шестнадцати лет – вот только лицо и осанка у нее были старушечьи. – Поля, не приставай к дяде! Сколько раз я тебе говорила!
– Дядя солдат, – затараторила малышка, – ты, пожалуйста, убей там побольше немцев, чтобы война поскорее закончилась! А то у нас тут совсем уже нечего кушать, дядя солдат…
На малоподвижном лице Хагена не отразилось никаких эмоций.
– Хорошо, девочка, – сказал он, – я так и сделаю.
Он потрепал ребенка по русой головке и выпрямился. Женщина – теперь Рольф был уверен, что это не мать девочки, а ее старшая сестра – уже тащила Полю прочь.
– Вы извините ее, товарищ офицер, – сказала она, стараясь не смотреть Хагену в глаза. – У нас отец весной на фронте погиб, вот она и пристает ко всем, кто в форме…
– Ничего, – сказал Хаген.
Когда они отошли метров на двадцать, он проговорил задумчиво:
– Шеф ошибался, когда говорил, что все дело в НКВД.
– Почему? – спросил Бруно. – Разве мало особистов на улицах?
– Эта девочка никогда не слыхала про НКВД, – сказал Хаген. – Но она тоже не хочет капитулировать.
До нужного им дома на углу Фонтанки и Дзержинского коммандос добрались уже под вечер. Вопреки ожиданиям Рольфа, на патрули они больше не натыкались – по-видимому, основная их часть была сконцентрирована на подступах к городу и у стратегически важных объектов. Набережная была почти пуста, только высокий и прямой, как жердь, старик, стоял у моста, опершись вытянутыми руками на парапет и глядя на воду.
Подойдя ближе, Рольф заметил, что бледные и тонкие губы старика беззвучно шевелятся. "Молится", – подумал он. И тут же понял, что он ошибся – старик не молился, он читал стихи.
– Наше прошлое, наше дерзанье
Все, что свято нам навсегда, -
На разгром и на поруганье
Мы не смеем врагу отдать.Если это придется взять им,
Опозорить свистом плетей,
Пусть ложится на нас проклятье
Наших внуков и их детей!Даже клятвы сегодня мало.
Мы во всем земле поклялись.
Время смертных боев настало –
Будь неистов. Будь молчалив.Всем, что есть у тебя живого,
Чем страшна и прекрасна жизнь
Кровью, пламенем, сталью,
Словом –
Задержи врага! Задержи!
"Он сошел с ума, – подумал Рольф. – Человек не может читать стихи в городе, где нечего есть".
Вслух он сказал:
– Добрый вечер, товарищ. Мы ищем Федора Николаевича Свешникова. Вы, случайно, не знаете такого?
Старик вздрогнул и повернул голову. У него было худое, строгое лицо византийского святого.
– Я знаю Федора Николаевича, – сказал он медленно. – А по какому делу вы его разыскиваете?
– Его сестра, Варвара Николаевна, просила ему передать письмо и посылочку, – широко улыбнулся Рольф. – А нас тут как раз в Ленинград перебросили, грех не исполнить просьбу. Я лейтенант Гусев из береговой радиоразведки.
Старик ничего не выражающим взглядом смотрел куда-то сквозь Рольфа.
– Я покажу вам, где он живет, – сказал он, наконец. – Но Федор Николаевич едва ли откроет дверь незнакомым людям.
Он оторвал руки от парапета, и, механически переставляя ноги, двинулся к парадному. Трое коммандос последовали за ним.
Они поднялись на третий этаж – по каменной лестнице с выщербленными ступенями. Старику явно было тяжело идти, он то и дело останавливался передохнуть, и у Рольфа всякий раз возникало желание вскинуть его на плечо и потащить наверх, как мешок с мукой. Наконец они остановились у двери квартиры под номером восемь. Одной рукой старик оперся о дверной косяк, а другой – зашарил в кармане пиджака. Вытащил оттуда ключ и вставил его в замочную скважину.
– У вас есть ключ от квартиры Федора Николаевича? – удивился Рольф.
Некоторое время старик молчал. Потом с усилием повернул ключ в замке и потянул дверь на себя.
– Квартира большая, – сказал он ровным голосом. – Федор Николаевич живет в последней комнате по коридору направо.
"Это же общая квартира! – запоздало догадался Рольф. – Как русские их называют – коммуналка? Додуматься же надо – поселить несколько семей вместе!"
– Большое вам спасибо, – поблагодарил он старика. – Извините, что побеспокоили.
Дверь в комнату Свешникова была, как и следовало ожидать, заперта. Бруно несколько раз постучал по ней костяшками пальцев.
За дверью молчали. Бруно постучал еще несколько раз.
– Может, он спит? – предположил Рольф. – Мы же не знаем, сколько ему лет.
– Тише, – сказал Хаген. – Там кто-то движется.
За дверью действительно слышались какие-то звуки – словно некто, маленький и легкий осторожно крался по паркету. Потом раздалось слабое покашливание, и тихий старческий голос спросил:
– Кто там?
– Федор Николаевич, я лейтенант Гусев. У меня есть для вас письмо и посылка от вашей сестры из Казани.
Может быть, Свешников действительно редко открывал дверь незнакомым людям, но услышав о сестре из Казани, медлить он не стал. Замок щелкнул и дверь открылась.
– Входите, пожалуйста, товарищи, – проговорил стоявший на пороге старик дрожащим голосом. – Располагайтесь, прошу вас.
Рольф потянул носом – в комнате Свешникова пахло грязным тряпьем, давно немытым телом и почему-то порошком от клопов. Обстановка была чрезвычайно бедной – стул, узкий топчан, лежавший прямо на полу, крохотная закопченная буржуйка и сваленные в углу ватники. "Располагаться" здесь было решительно негде, да и не очень-то хотелось.
– Ваша посылка, – сказал Рольф, протягивая Свешникову перевязанный веревкой пакет. Старик развернул его дрожащими пальцами. Пакет был плотно набит серыми кубиками бульонного концентрата.
– О, господи, – пробормотал Свешников. Руки его тряслись. Он несколько раз шмыгнул носом и посмотрел на Рольфа блестящими от слез глазами, как старая и верная собака.
– Вы не представляете… товарищи, вы даже не представляете, что это такое… это же спасение… спасение!
– У вас хорошая сестра, – сверкнул белозубой улыбкой Рольф.
– Да, Варечка прекрасная женщина… прекрасная… Это же суп! Много, много замечательного, вкусного супа! Каждый кубик можно разделить на четыре части… а если добавить в кастрюлю лебеды или щавеля, то получится великолепный овощной суп на мясном бульоне! Товарищи…
Он подошел к Рольфу и обнял его. Старик едва доставал диверсанту до плеча, и потому уткнулся лицом в обтянутую новеньким зеленым сукном грудь Рольфа. И заплакал.
Рольф терпеливо ожидал, пока Свешников успокоится.
– Есть еще письмо, Федор Николаевич, – сказал он.
Письмо было в узком солдатском конверте. Старик бережно положил пакет с кубиками на топчан и трясущимися пальцами разорвал конверт.
Содержание письма, изготовленного все теми же специалистами Шелленберга, Рольф знал наизусть. Сестра Варвара сообщала, что у них в Казани все хорошо, продуктов хватает и даже с избытком, поэтому она совершенно не стесняет себя, посылая брату несколько кубиков бульонного концентрата. Все свято верят в скорую победу над фашистской гадиной и своим ударным трудом стремятся приблизить день, когда Красная Армия освободит Ленинград и пойдет дальше, на Берлин.
"Дорогой Федор, – писала она в конце. – У меня есть к тебе одна частная, но очень важная просьба. Здесь у нас в эвакуации есть одна пожилая женщина из Ленинграда. У нее в городе остался сын, Лёва. Она не может с ним связаться – письма с их старого адреса возвращаются с пометкой "адресат выбыл". А она, как мать, конечно же, очень переживает. Не мог бы ты помочь ей в поисках сына? Его полное имя Лев Николаевич Гумилев, он родился 1 октября 1912 года, жили они на Литейном. Если бы ты мог оказать советской матери помощь, это было бы благородное и достойное советского человека дело".
Рольф подождал, пока Свешников дочитает письмо до конца.
– Товарищи, – сказал старик, оборачиваясь на пакет с бульонными кубиками. – А вы… э-э… надолго в Ленинград?
– Как командование решит, – пожал плечами Рольф. – Но неделю наверняка здесь пробудем.
– Это… э-э-э… было бы очень удачно. Моя сестра просит отыскать одного человека… для своей, э-э-э, знакомой. Впрочем, она, возможно, вам говорила?..
– Что-то такое упоминала, – улыбнулся Рольф. – Кажется, какой-то Лев Гумилев, да?
– Именно. Так вот, я думаю, что если бы я нашел его, то передать через вас весточку было бы вернее… письма на Большую Землю часто не доходят, вы же знаете, какая обстановка вокруг города…
– А вы уверены, что сможете его найти? – прищурился Хаген. – И сколько времени вам на это потребуется?
Свешников еще раз посмотрел на пакет.
– Времени это может занять… э-э, много. Но если кто и способен найти потерявшегося человека в блокадном Ленинграде, то это я, товарищи. Не знаю, говорила вам Варвара или нет, но я служу… то есть служил… старшим статистиком справочной службы по городу Ленинграду.