– Занятно! – изумился доктор. – Растение явно тропическое.
Тимофей Леонидович взял листья, внимательно осмотрел их, понюхал даже и сказал, ни к кому не обращаясь:
– Неплохое название для реестра открытий – феномен Лаврова, а? Придётся съездить в твой фантастический лес.
Он обернулся к Максиму, но тот уже забылся в тяжёлой дремоте.
ПОДАРКИ
– Возмутительно! – бушевал обычно флегматичный доктор. – Как вы можете так – сидеть в вездеходе и философски глядеть в эту белую муть за стеклом?! Орите, пойте, палите из пушек. Вы хоть понимаете что мы видели?
– Куда уж нам, – засмеялся Егор Иванович. – Мой сорванец раскопал эту штуковину, пускай и объясняет, что к чему.
– Он ещё шутит! – раскрасневшийся от возбуждения доктор ошеломлённо завертел головой, заёрзал на сиденье.
– Не шуми, Карлсон, – приказал Тимофей Леонидович. – Слишком всё серьёзно, чтобы начинать с эмоций. Ох да ах! Кстати, отвечаю на твой вопрос. Лично я пока не знаю, что мы видели.
– Как?!
– А так. У тебя на языке всё "пришельцы" вертятся. Может, это они и есть. Не отрицаю. Но обниматься с нами твои пришельцы что-то не торопятся. Да и вообще – есть ли они в Куполе? Может, это их автоматический маяк, или база, или склад? А может, зал ожидания, наподобие тех, что мы строим на остановках рейсовых электробусов? Могу предложить ещё полсотни версий...
До станции оставалось ехать минут двадцать. Тимофей Леонидович протянул руку к микрофону служебной связи, но тут же передумал. "Пусть поспят люди, – решил он. – Сейчас и так всё вверх дном пойдёт, такая кутерьма заварится. Не до сна теперь будет, не до сна. Впрочем, а чего я хочу? Разве можно придумать для учёного большее счастье, чем встреча с инопланетным разумом? Первая встреча!"
Начальник полярной станции даже зажмурился – значимость случившегося открылась ему вдруг во всей своей глубине.
"Да, – подумал он. – Пришла большая неизвестность. Для всех людей пора восторгов и ожиданий. Для нас, учёных, – пора сомнений, поисков общего языка и бесконечной работы. Главное – не пороть горячку. Степень нашей мудрости и предусмотрительности должна превышать степень неизвестности. Вот какое уравненьице получается..."
На связь Тимофей Леонидович вышел, уже завидев редкие огни станции.
– Алексей Константинович, – обратился он к дежурному и сделал паузу, чтобы тот уловил интонацию его слов и поспешно прогнал дремоту. Немедленно разбудите всех, кроме Лаврова-младшего. По тревоге. Сбор в кают-компании. А теперь запишите моё сообщение и передайте его в совет Мира. Копию – Академии наук...
Они вошли в кают-компанию стремительно, все трое, и тёплое свечение вокруг дверного проёма трижды мигнуло, мгновенно высушив одежду полярников.
– Извините, что прервал отдых, – сухо сказал начальник станции. – Мы, наконец, получили возможность связать воедино цепочку странных событий вчерашнего дня и объяснить их. Итак, давайте вспомним их последовательность. Магнитная буря, вернее даже, магнитный удар, взрыв. Нарушена связь. А у Максима, который ближе всех был к эпицентру возмущения, сразу разрядились обе "вечные" батареи. Затем эта внезапная пурга. Не пурга, а настоящий снежный тайфун. И, наконец, непонятная находка Лаврова-младшего. Всё это вам известно. Но вы не знаете самого главного. Мы с Егором Ивановичем и доктором съездили – да, в квадрат 14-Е. И нашли. Там действительно есть нечто непонятное. Купол, сфера – не знаю даже, как назвать. Нет, не материальный. Какое-то силовое поле. Ни вездеход, ни нас внутрь не впустили. Тем не менее Максим был там, сорвал в неземном лесу несколько листков.
– Как в неземном? – недоверчиво прогудел гляциолог Чеботарёв.
– Я не оговорился. Люди, по-моему, не умеют ещё создавать такие силовые поля. Да и листья странные: совсем другая механика фотосинтеза. Так что можно предполагать всякое.
В кают-компании зашумели. Все разом захотели тотчас же ехать в квадрат 14-Е. А бородатый метеоролог Прокудин всё допрашивал Тимофея Леонидовича: "Вы их видели? Вы видели пришельцев?" – и вовсе не слушал ответов.
– Тише, товарищи! – начальник станции повысил голос. – Вы как дети. Обрадовались, зашумели, собрались куда-то бежать. Прежде всего я требую дисциплины. Каждый шаг наш, каждое действие по отношению к чужому разуму должны быть тщательно взвешены и продуманы. Помните – неизвестное, как правило, двулико. Есть в нём, наверное, добро, но может быть и зло. Поэтому я ещё требую и осторожности. Максима, Егор Иванович, после выздоровления немедленно отправить домой.
– Значит, запрёмся здесь и будем ждать пригласительных билетов? возмутился Храмцов. – Мол, приходите, пожалуйста, для контакта.
– Не отчаивайтесь, доктор, – начальник станции впервые улыбнулся. Работы хватит всем. Возле феномена Лаврова устроим наблюдательный пост. Вы, Райков, – он обернулся к высокому метеорологу, – берите двух помощников и прямо сейчас отправляйтесь на пост. Прудников составит график дежурств. Алексей Константинович, вам тоже срочное задание. Передайте "Пингвинам" новую программу: оцепить Купол и вести постоянную съёмку. Остальные – разворачивают и оборудуют помещение дубль-станции. Мы ожидаем к утру гостей – представителей совета Мира и Академии. Людей надо сразу же разместить.
"Та-та-та, – призывно и властно запела вдалеке труба. – Дружным шагом за победой отправляйся. Битве быть, битве быть, та-та-та".
Ряды маленьких воинов в блестящих касках дрогнули, пришли в движение. Они шли мерно и тяжело, сотня за сотней, тысяча за тысячей. И все на одно лицо. Они шли в туман и зыбкий полумрак, туда, где поднималось что-то красное, судорожно шевелящееся, опасное. Сотня за сотней... Карлсон, кажется, говорил, что их пятьсот тысяч единиц в одной ампуле... Жарко. И трудно дышать. Да и как можно дышать, когда за тебя там гибнет полмиллиона человечков в блестящих касках. Кто блестит, что блестит? Пятьсот тысяч... Ох, как жарко! Пить! Эй, войско, дайте же наконец кто-нибудь попить!..
Максим очнулся. В комнате тихо, темно. Только в углу слабо мерцают огоньки на панели диагноста. От него к кровати тянется целый пучок проводов.
"Ого, – подумал Максим. – Здорово же меня скрутило, если Карлсон, приставил электронного стража".
Хотелось пить, кружилась голова. Мальчик собрался как-нибудь встать, но его внимание вдруг привлёк слабый и неожиданный запах. Так и есть. На пластиковой тумбочке возле кровати желтел какой-то плод, похожий на апельсин. Максим лениво очистил его и съел. "Апельсин" почему-то чуть горчил.
Максим вспомнил свою неудачную прогулку с фоторужьём (да и что за охота во время полярной ночи), странный лес и невидимый купол, толкающий в грудь: "Привиделось, наверное, всё это, бредил я. Вот и сейчас – битва антибиотиков приснилась..."
Второй раз его разбудил диагност. Он прозвенел трижды – требовательно, громко – и Максим хотел было возмутиться такой нахальной побудкой, но на табло электронного врача светилась надпись "практически здоров", и мальчику ничего не оставалось, как недоуменно пожать плечами. Чувствовал он себя превосходно и прямо сгорал от желания посмеяться над Карлсоном. Напутал что-то доктор. Какое может быть воспаление лёгких, когда диагност гонит тебя из медизолятора, а тело так и просится подурачиться в спортзале.
По привычке Максим набрал код информатора – что нового, на станции, где отец, куда сегодня отправились гляциологи? Автомат прежде всего повторил распоряжение Гарибальди об "аврале", и мальчик насторожился. Дальше шла запись совещания. Максим замер, боясь пропустить даже полслова. Затем вскочил, заметался по комнате, но последние слова начальника станции ошеломили его, и мальчик бессильно опустился на кровать. Как же так? Так нечестно, несправедливо. Ведь это он, он открыл купол, и купол впустил его. Впустил... А отец! Тоже хорош – хотя бы слово сказал в его защиту. Опасность, долг, дисциплина?.. Хоть бы скорее вырасти!
Максим быстро умылся, тщательно причесался и только после этого вызвал Гарибальди.
Тимофей Леонидович ответил сразу. Увидев на экране лицо Максима, приветливо улыбнулся:
– Поправляешься, герой нашего времени?
Мальчик на шутку не ответил.
– Спасибо за гостинец. А что это было? Апельсин? – сказал он только из вежливости. – Лучше всех лекарств мне помог.
– Постой шуметь, – нахмурился Гарибальди. – Какой ещё апельсин?
– Обыкновенный. Вкусный. Вот корочки.
– На станции нет никаких апельсинов, – недоуменно проворчал Тимофей Леонидович. Он что-то соображал, но Максим догадался раньше и чуть не подпрыгнул от радости.
– Я знаю, что нет, – лукаво улыбнулся мальчик. – Но кто-то же положил его возле моей постели. Кстати, этот "апельсин" чуть горчил и пах лекарствами. И не напрасно. Посмотрите, пожалуйста, на диагноз электронного врача.
– Практически здоров, – прочёл Гарибальди и присвистнул от удивления.
Максим ликовал.
– А Карлсон говорил: пять дней. Может, теперь мне разрешат в тот лес?
– Ты, я вижу, знаешь о моём распоряжении, – улыбнулся Гарибальди. Учти, я свои распоряжения не отменяю.
– Вы поспешили, – как можно убедительней заверил Максим начальника станции. – Ведь в Купол впустили пока только меня. И только ко мне явились ночью пришельцы, чтобы оставить целебный "апельсин". А это уже настоящий контакт, а не ваши посты и "Пингвины". Если вы не разрешите мне остаться на станции, клянусь, я расскажу об "апельсине" членам совета Мира, и меня всё равно оставят...
– Вот нахаленок! – Тимофей Леонидович улыбнулся, но сразу же посерьёзнел. – Ты извини, конечно, но тобой сейчас руководит не разум, а детский энтузиазм. Может статься, что всем нам отсюда...