- Эх - только струн волшебных серебро…
Белый ангел - на добро,
А чёрный, падший - тот для зла!
Да я видал его, козла!
Простая, резкая музыка неожиданно увлекла меня.
- А ну‑ка, ну‑ка! - я поставил ногу на спинку стула. - Как там? Играй!
Я поддержал мотив, слушая, как Юрка поёт дальше:
- Всё, хана, ребята - выписался,
Как из палаты для душевнобольных!
Весь запал мой с криком выплеснулся -
И стал диагноз как у всех остальных…
А я червонец разменял по рублю -
Сделал вид, что мне как будто не жаль!
Я теперь всё на шестнадцать делю -
И особенно любовь и печаль…
Он бросил на меня короткий взгляд:
- Как вспомню -
хрясь
лбом
в стол!Вокруг - грязь,
в мозгах - крен…
Ведь коли впредь
писать в стол -
Тогда и петь
на кой хрен?!
Эх - что–й‑то мне не молится!
Хочется - да колется…
Рад бы в рай, да знаю сам -
Проще вниз, чем к небесам!
Мы одновременно, не сговариваясь, переглянулись - и так же одновременно засмеялись, сам не знаю, почему. И - вновь одновременно! - подхватили припев, я запомнил его сразу:
- И только струн волшебных серебро…
Белый ангел - на добро,
А чёрный, падший - тот для зла!
Да я видал его, козла!
- А это?! - Юрка сыграл начало Child In Time из альбома группы "Дип Пёрпл" "Deep Purple In Rock", потом выдал замечательный гитарный рифф a la Роджер Гловер; я подхватил и слегка переделал его прямо по ходу звучания. Юрка вскинул брови и заморгал, но тут же встроился в мелодию. Я соскочил с подоконника, мы уткнулись друг в друга лбами и с подвывом затрясли головами. Конечно, получилось плоховато из‑за наших коротких стрижек, но всё равно. Когда мы доиграли, он сказал: - Уфф, здорово! Только погоди, - отдуваясь и держась за плечо, Юрка сел на кровать, осторожно потрогал повязку. Поморщился.
- Болит? - забеспокоился я. Он поморщился уже явно от досады:
- А, ерунда… А вот такую знаешь?
Он заиграл что‑то старинное, вроде какой‑то баллады. Я бы, если честно, такую музыку и просто так послушал - красиво…
Граф фон Глэйхен из Эрфурта войско собрал,
Чтоб неверных на землях святых побороть.
Много подвигов славных он там совершал,
Но готовил ему испытанье господь.
Наводил он ужас на врагов,
наводил он ужас на врагов,
Но попал к сарацинам в оковы
Граф фон Глэйхен, имперский граф.
Стал у знатного он сарацина рабом
И поставлен за садом господским смотреть.
Не надеялся больше увидеть свой дом
И в отчаяньи глубоком хотел умереть.
Поливал цветы, в горьком рабстве стенал,
поливал цветы, в горьком рабстве стенал,
И к спасенью пути не знал
Граф фон Глэйхен, имперский граф.
Но его господина прекрасная дочь
Тайно нежный бросала на пленника взор
И стыдилась открыться, чтоб графу помочь,
Но свершиться был должен судьбы приговор…
И стыдливость исчезла - пришла любовь,
и стыдливость исчезла - пришла любовь,
Вот оковы упали! Свободным стал вновь
Граф фон Глэйхен, имперский граф.
Изумлённый граф клятву верности дал -
И достигли они христианских стран.
Со слезами он землю родную узнал…
Но в сердце графа нет места обману.
Государя встречает счастливый народ,
государя встречает счастливый народ,
Сарацинку в свой замок ведёт
Граф фон Глэйхен, имперский граф!
Вот графиня стремится в объятья его…
Но на стройную спутницу граф указал:
"Эта дама супруга спасла твоего.
Я ей клятву верности дал."
Сарацинка, рыдая, графиню молит:
"Госпожа, пусть я буду твоею рабой!"
Но графиня с улыбкою ей говорит:
"Отныне мы сёстрами стали с тобой!"
Мой супруг твоим супругом стал,
мой супруг твоим супругом стал,
И с любовью обеих к сердцу прижал
Граф фон Глэйхен, имперский граф…
…Их хранила любовь - и блаженный покой
Графский дом на Петровой горе посетил,
Небесам был угоден союз их тройной
И сам Папа указом его утвердил.
До глубокой старости прожил он,
до глубокой старости прожил он,
И с супругами верными был погребён
Граф фон Глэйхен, имперский граф…
…Юрка закончил играть, и сидел, держа гитару на коленях. А я был, если честно, заворожён музыкой и песенными повторами. Конечно, я знал об эффекте повторяющихся строк в стихах - рефрене, это штука, древня, как мир! - но попал под его обаяние полностью.
- Здорово, - сказал я наконец.
- Ты играешь в сто раз лучше, - покачал он головой.
Я пожал плечами, хотя мне приятно было это слышать. И, чтобы не показывать виду, кивнул на грамоты и кубки:
- У вас в школе хорошие спортсекции?
- Неплохие, - Юрка положил гитару на подушку. - Только мало кто занимается.
- А вообще - как?
- Да как везде, наверное… - сказал он, поглядывая в окно. - Бардак… Кто бухает, кто травку курит, кому просто ни до чего… Или, - он перевёл взгляд на меня, - ты‑то, наверное, учился - там было всё чики–чики? Сплошь учились будущее нации и надежда бизнеса?
- Было чики–чики, - не стал отрицать я. - В этом отношении. Но теперь я там не учусь.
- Да, - он смерил меня долгим взглядом, - теперь ты учишься здесь.
- Ты пишешь книгу? - решился я задать этот вопрос. - Ты прости, я ночью прочитал пару листов…
- А? - он посмотрел на стол. - Да, пишу, только не получается.
- По–моему, неплохо получается, - возразил я. Юрка секунду смотрел удивлённо, потом улыбнулся:
- Да нет, я не про это. Написано, может, и неплохо. Просто времени не хватает. Кусков разных много настрочил, а вместе их собрать - руки не доходят.
- Походы мешают? - уточнил я, надеясь вызвать его на разговор о странностях, которым наблюдал вчера. Юрка сделал неопределённое движение бровями:
- И это тоже… Слушай, ты в самом деле здорово играешь… я… - он замялся, откинулся к стене. - Я… в общем, я хотел тебе кое‑что предложить…
Я вздохнул.
Мне вдруг стало ужасно скучно и даже как‑то обидно. Сейчас будет звать меня в какую‑нибудь самопальную группу, которая играет в гараже или подвале, прельщая карьерой хрестоматийных "Биттлз" или тех же "Дип Пёрпл". И горячо рассказывать, что на региональном конкурсе "отморозок…" ммм, "Самородок 20…" они "уже" заняли почётное пятое место из десяти участников, а будущее их ожидает ещё более светлое… Скучно, честное слово.
Но Юрка снова меня удивил. Похоже, это у него входило в привычку - ролевик–не ролевик, музыкант–не музыкант…
- Ладно, ближе к вечеру поговорим, - нелогично закончил он. - В пристройку зайдёшь и поговорим… А сейчас надо идти позавтракать, да на огород…
- Я с тобой пойду, - вызвался я. - Что там делать‑то?
- Много чего, - туманно сказал Юрка.
- Ну вот, а у тебя плечо.
Он опять сделал то же движение бровями и слез с кровати:
- Пошли… Ты потом жалобы писать не будешь, что тебя работать заставляют? А то смотри, у нас в школе омбудсманьячка к таким жалобам очень сочувственно относится, сразу к ней в любимчики попадёшь.
Я гордо не стал отвечать.
На кухне я сунулся было делать яичницу, но Юрка притащил из кладовки, помогая себе подбородком, окорок на металлическом блюде. Это был первый настоящий, классический окорок, который я увидел в жизни - почти как в кино, коричневый, с чёрными подпалинами от копчения, на срезе розоватый, с торчащей солидной костью. Короче, я сразу бросился резать хлеб, а Юрка проурчал:
- Попррррробууууеемммм… - и напал с ножом на мясо.
- Откуда такой? - я оглянулся через плечо.
- Дары природы, - неопределённо ответил Юрка. - Крррасотища…
Он налил себе молока, и я решил не отставать. Прожевав первую - удивительно вкусную! - порцию, я вспомнил про книгу:
- Слушай, а ты её никуда послать не пробовал? Ну, рукопись?
Юрка потёр плечо, потом сердито и откровенно обиженно ответил:
- Пробовал. В "Полярное сияние", знаешь такой журнал? - я кивнул, я знал. По–моему, этот журнал выписывали все школьные библиотеки. - А, у вас тоже выписывают? - догадался Юрка.
- Выписывали, - поправил я. Он ответил кивком, откусил ещё кусок:
- Посылал. Полгода назад, когда начал писать эту штуку. Ну чего… даже ответили - мол, всё это очень мило, но сначала следует получить образование, желательно на литературном или журналистском факультете… Слушай, эти факультеты в год выпускают по стране, наверное, тысяч сто человек. Не слышал, чтобы кто‑то из них писателем стал. По–моему, вообще никто из нормальных писателей никаких таких факультетов не заканчивал. Смотри: ДП - врач…
- А, тоже любишь? - спросил я. Юрка вздохнул:
- Грешен, даже "Дозоры" нравятся…
- Фублин!
- Ну вот нравятся…
- Он, кстати, журналистом работал.
- Работал, но журфак не кончал… - Юрка поморщился. - В общем, я обиделся тогда сильно. Потом ещё пару раз думал кому‑нибудь из писателей послать напрямую. Ну и вот.
- Что "вот"?
- Не послал, - признался Юрка.
- Зря, по–моему, - искренне сказал я.