Мой кузен сидел на старом столе, глядел на меня, тяжело дышал, кривя губы - и зажимал ладонью правое плечо. Ладонь была красной, а между судорожно втиснутых в камуфляжную ткань пальцев торчал какой‑то прут.
Торчал в плече у Юрки.
5. НИЧЕГО НЕ СПРОСИШЬ
- Помоги, - сказал он отрывисто, быстро, словно меня и ждал, да при этом ещё и хорошо знал - и уперся одной ногой в пол. Он был одет в просторный камуфляж и сапоги - офицерские, хромовые, кажется, называются. Я в первый раз в жизни видел на своём ровеснике такие сапоги и почему‑то этому удивился больше всего. Поверх камуфляжа - охотничий жилет со множеством отделений. На широком - тоже офицерском - ремне висели большая фляжка, пустые большие ножны и пятнистый поясной рюкзак, помеченный зелёным значком:
и чёрной лентой с белой надписью:
Русский Орден Освоения
Всё это я увидел сразу, с ходу, одним взглядом - и не осознал, потому что вздрогнул, когда он сказал снова:
- Помоги.
И только тут до меня дошло наконец, что Юрка меня не узнаёт. Да нет - просто не знает и, естественно, не узнаёт. Почему‑то это показалось мне оскорбительным, хотя ничего более идиотского, чем оскорбляться в такой ситуации, и придумать было нельзя. Я даже открыл рот, чтобы сказать по этому поводу пару ласковых, но именно в этот момент понял, что ему очень больно. И что это всё по–настоящему.
Я молча подскочил, ещё не зная, что делать. К счастью, Юрка это сообразил и без меня, потому что сказал, убирая руку:
- Режь жилет, куртку… всё режь, давай.
Нож я всё ещё держал в руке. Но прикасаться к плечу было страшновато. Я стиснул зубы и с треском прорезал плотную ткань жилета, куртку, потом - пятнистую майку. Спустил обрезки с окровавленного плеча и не удержал выдоха:
- Охххх…
Кровь на коже уже подсыхала. Но вокруг торчащего толстого - в палец - чёрного прута тело было синим и вздувшимся бугром. Видеть это оказалось неприятно. Мягко сказано, что неприятно. Отвратительно это было.
- Что… это? - спросил я, не сводя глаз с плеча.
- Болт, - ответил Юрка, как‑то по–собачьи дыша где‑то над моей склонённой головой.
- Что? - переспросил я. Он терпеливо ответил:
- Арбалетный болт… Посмотри с той стороны.
Это было не ахти как вразумительно, но я понял и посмотрел на спину. Там, изнутри, что‑то тупо и противно выпирало под кожей. Теперь меня замутило - при виде крови и раны ещё ничего, а при виде этой шишки стало, если честно, физически тошноватенько.
- Почти насквозь, - сказал я чужим голосом, выпрямляясь.
Юрка нехорошо, как‑то нелюдски, оскалился и левой рукой полез в сумку. Достал аптечку - весёленько–оранжевый прямоугольный ящичек, помеченный полустёршимся красным крестом в почти уже неразличимом белом круге. Посмотрел на меня нерешительно:
- Слушай… я тебя не знаю… Ты не убежишь? А то если мы начнём, и ты ноги сделаешь со страху, мне может настать реально хана.
- Надо в больницу, - сказал я. Он дёрнул здоровым плечом:
- Нельзя… Да там ничего такого, ни кость, ни артерии не задеты… Не убежишь?
- Не убегу, - сказал я.
Он молча кивнул, достал из аптечки цилиндрик шприца. Зубами снял колпачок, плюнул его на пол и буднично воткнул иглу в плечо. Я передёрнулся, сморщившись, а Юрка, сделав укол и отшвырнув пустой шприц, прикрыл глаза и сказал:
- Погоди, сейчас задурею… Надо болт протолкнуть, понял?
- Как… протолкнуть? - у меня пересох не то что рот - всё, до самых кишок. Не открывая глаз, мой кузен пояснил:
- У него шипы скошенные, тянуть нельзя… надо толкать… - эти слова он произнёс бессвязно и добавил: - Блин, вот это дало… - слова наплывали одно на другое и смешивались. - Я… ты давай… скорее… - он оперся на локоть и улёгся на стол. - Это проходит… быстро… срежешь наконечник… вытянешь древко… аптечка… бинт…
И, кажется, отрубился полностью.
Ну и? Можете представить себе такое положение? Начало второго десятилетия ХХI века. Вставшая с колен Россия. Заброшенный завод. На пару километров вокруг - никого. В замусоренной комнате лежит на столе "под кайфом" мальчишка со стрелой в плече. Рядом стоит второй мальчишка и чуть не плачет, потому что больше всего на свете ему хочется сбежать. Это мой кузен угадал. Сбежать хочется. Сильно. Наддать со всех ног и больше про это не вспоминать.
Я стоял и жевал себе нервы где‑то полминуты. Потом вздрогнул, поглубже вдохнул и взялся за древко. Юрка даже не ворохнулся, и это меня немного успокоило и отрезвило. В конце концов, я за свою жизнь в турпоходах не раз обрабатывал травмы и даже мелкие раны, куда без них. При этой мысли я неожиданно собрался окончательно и понял, что, в принципе, как ни крути, а я могу или сбежать - или помочь этому парню. И что я могу помочь, а значит тут и рассуждать не о чем.
Я надавил - сразу, сильно, резко, стараясь, чтобы стрела не отклонялась в стороны. А то ещё рвану чего не того, и как потом быть? При этом я сам так стиснул зубы, что они захрустели - и ощутил рукой другой хруст, мерзкий и мокрый: стрела медленно проходила, пролезала через живое тело. Юрка протяжно, болезненно замычал и пошевелился - я рефлекторно придавил его свободной рукой, испугался - но в этот момент…
Болт пошёл свободнее. И я увидел, что с другой стороны плеча торчит окровавленная металлическая шишка - блин, мне она показалась чуть ли не с сосновую размером, вся (у меня от омерзения волоски на коже встали дыбом) в мелких, хищных крючках. Оружие садиста, такое ещё не сразу сделаешь, это нужно очень сильно людей… э… любить. Специфически. Я бы таким не стал убивать даже бешеную собаку.
Я сглотнул. Открыл пилку на "соболе" и стал спиливать древко пониже наконечника. Я старался прочно держать древко, но оно моталось в теле - и я почти ощущал боль от этого, как будто болт торчал во мне. "Будет хороший день," - вспомнилось мне, и я плюнул на пол, не прекращая жутковатой работы.
Отличный день.
Наконечник отвалился с глухим стуком, как будто ждал этого плевка.
Я, как мог, подстругал древко - и рванул его обратно из тела. Так, что отлетел в сторону и едва удержался на ногах: оно вышло очень легко.
Юрка застонал и перекатился на спину. Я поднял к глазам кулак с окровавленной деревяшкой - и увидел на ней заляпанный алым, но различимый чёрный знак - чёрного паука… У кого‑то из здешних ролевиков явно была извращённая фантазия. Да и что это вообще за игра такая - из арбалетов по живому человеку?! Бушкова переели, что ли?!
Ох йо!!!
Отшвырнув обломок, я схватился за аптечку. Из обеих ран вяло, но безостановочно текла тёмная кровь. Некогда было думать, чистая дырка, или нет. Я схватился за "рюкзак", раздёрнул пошире подушечки и стал затыкать раны. Туго затянул стяжку, на всякий случай найденным тут же обычным бинтом притянул ладонь Юрки к плечу - "иммобилизовал конечность", как нам талдычили. Он застонал снова, напрягся, стараясь выбраться из наркотического дурмана. Что‑то пробормотал. Замер, как будто расплылся по столешнице.
Что я мог сделать? Я присел рядом на стол и стал ждать. Теперь мне не было ни страшно, ни как‑то особо противно. Растерянность прошла полностью. Временами я посматривал на Юркино плечо, но кровь не шла, даже не сочилась. Но ею очень сильно пахло в комнате. Тяжёлый тёмный запах… От него рот сам собой высыхал, появлялся на языке противный вкус.
Честно сказать, я хотел заглянуть в рюкзак на поясе кузена, но удержался. Чтобы занять руки, снял с того же пояса фляжку - в ней была вода, половина, не меньше полулитра. А я‑то водой не запасся - и отпил. Тёплая, но лучше такая, чем никакая; я только теперь ощутил, как хочу пить - и напился уже как следует, всё же оставив примерно половину Юрке. Очнётся - точно будет хотеть пить тоже. После кровопотери всегда хочется пить…
…Что же с ним случилось? Дружки - этот Роман с девчонкой - думали явно, что он дома. Тётя Лина определённо говорила, что в походе. А он оказался тут, да ещё с арбалетной стрелой в плече. Случайное ранение, играли и заигрались? Такое бывает, я знал похожие случаи. Шарахнут, не думая, а потом дружно разбегаются вместо того, чтобы помочь… Одного моего знакомого так чуть не угрохали из пружинного ружья для подводной охоты. Но вроде как уже не в этом возрасте… Или реально хотели убить?! А кто? Зачем? И почему так странно‑то?!