***
Так я и затормозил, обомлев. А она удивилась…
Открываю дверцу и говорю - садись, мол, красавица!
А она улыбается и бесстрашно впархивает в машину, угнёздывается поудобнее и смотрит на меня сияющими глазами. Я даже с места не тронулся, просто смотрю на неё и рот до ушей.
- Надеюсь, вы не маньяк! - весело говорит она мне. - А то у меня сегодня выпускной вечер и я поругалась с одним противным одноклассником. И вдобавок у меня с собой денег нет - он мою куртку утащил.
И смело смотрит мне в лицо.
- Как утащил? - говорю я.
- А так, - беспечно машет она рукой. - Там и было-то двести рублей и телефон. Вот телефон жалко, а двести рублей - нет. Если вы захотите меня из машины выкинуть - то подождите минутку, я хоть немного согреюсь, ладно?
И, ведь, сияет вся! Просто светится! Помню, Наташка так же светилась, когда мы с ней в восьмидесятом в её родной Карпинск приехали и она меня с подружками знакомила… Знаешь, когда протянута между людьми струнка - чувствуют вместе; одному и тому же улыбаются, каждое движение друг друга чувствуют?
А здесь - девчоночка, которую я всего-то три минуты вижу!..
- Ладно, - говорю, и понимаю, что у меня у самого улыбка с лица не сходит, - если ты не против, то попробуем твоего парнишку отыскать, хорошо? И если не побрезгуешь, то на заднем сиденье моя куртка лежит, накинь.
- Спасибо, таинственный добрый мужчина! - весело говорит она мне и тянется за курткой.
Знаешь ведь: у девчонок в семнадцать лет всё при всём и всё на месте. Одним движением перегнулась она через сиденье… и меня аж в жар кинуло! Даже кошки не бывают такими… такими… грациозными, говоришь? Пожалуй, да… но всё-таки этого слова мало… понимаешь? Она вся была, какой может быть только девушка её лет - ураган и роза в одном флаконе!
Ну, решили мы её парня не искать, потому что он "сам придёт завтра и всё принесёт, как миленький". Такое, понимаешь, девчачье тщеславие…
- Тогда, - говорю, - будем зарабатывать на жизнь. Не против? Поездим, авось пассажиров найдём. А что заработаем - пополам!
Она только смеётся и сияет глазами поверх воротника моей кожаной куртки - закуталась с носом и греется.
Какие там заработки! С ней ехать по ночному городу, с ней разговаривать, с ней смеяться, её слушать, на неё в зеркало поглядывать - вот чего я только и хотел…
(откидывается на подушку, закрывает глаза и долго молчит. Я на цыпочках подхожу к окну и закуриваю, выпуская дым в форточку, вглядываюсь в темень прибольничной сосновой рощицы. Я знаю то, о чём сейчас расскажет мне этот измождённый, изглоданный болезнью, но по-прежнему любимый мною человек, - когда-то весёлый и шумный… приглашавший меня "на посиделки" вместе с Наташей… перерывший всю мою библиотеку… и всё прочитанное оценивающий и понимавший по-своему - крепко и правильно… Он скажет мне: "Так и началась эта сумасшедшая любовь!")
***
Каждый вечер он брился и принимал душ. Одевал купленную Наташей замшевую куртку и долго крутился перед зеркалом. Купил французскую туалетную воду и не брал с собой сигарет.
А потом…
Потом были короткие летние ночи, когда они колесили по городу, ловя пассажиров. В основном они подбирали редкие влюблённые парочки, шушукавшие на заднем сиденье, и иногда замиравшие в томительном поцелуе… и он поглядывал в зеркало на сияющие ласковые глаза закутанной в его куртку девчонки и удивлялся тому, как ровно и мощно бьётся его сердце.
Он уже всё знал о ней: и то, что она живёт с молодой бабушкой; и то, что её мама давно затерялась где-то в Норильске; и то, что она мечтает на будущий год поступать в театральный институт здесь же в городе, "а пока не готова, да и заработать надо хоть немного"; и то, что "Копыч, хоть и красивый, но - дурак-дураком" и подкатывается к ней с 9-го класса.
Каждый вечер она влетала к нему в машину, как счастливая, томительно красивая бабочка, всё в том же выпускном платье, - "ох и дорого же оно нам с бабушкой обошлось!" - всегда на одном и том же перекрёстке. Вот только волосы она скалывала на затылке - причёска выпускная, - увы! - "приказала долго жить"… но это ей шло не меньше…
Никогда он не видел её дома, - знал лишь, что это одна из хрущёвок, где-то там, в глубине микрорайона, трогавшего своей скромной бедностью. И каждое утро высаживал Светлячка именно на этом месте - она не хотела, чтобы он въезжал в путаницу дворов - и улыбалась, когда он пугался за её безопасность.
- Все уже давно спят! - говорила она, посылала воздушный поцелуй и, смеясь, исчезала за углом старенького магазина.
***
… нет никого. Час простоял, два…
Думаю - ну, мало ли что! Я ведь, ни телефона её не знал, ни адреса. Поехал, было, пассажиров ловить, но что-то не могу. Тяжесть давит на плечи. Кажется, что сквозь густой сироп двигаюсь - через силу. Я уж и так, и этак… снова на перекрёсток тот приехал - никого. И всё мне кажется, что вот-вот, и она снова в лучах моих фар на обочине возникнет…
Веришь ли, до школы доехал, где её в первый раз встретил… Никого! Только окна слепые в потёмках отблескивают…
В общем, еле-еле до двора доехал, машину оставил и приплёлся домой.
А дома достал из холодильника водку, - с Наташиных поминок осталась ещё, - выпил стакан, не чувствуя вкуса, и рухнул на диван.
И весь следующий день дома просидел. Всё из рук валится. Не могу себя заставить выйти и в машину сесть. Всё только о вечере думаю. Как приеду на перекрёсток, как она ко мне в машину запрыгнет. И как она спросит: "А дальше что было?" - и я начну ей рассказывать, как в 1984-м мы прилаживали ТЛД-дозиметры к манекенам, изображавшим людей, попавших в радиационный поток, и какие смешные штуки при этом приключались…
Да только вечером, сам не заметил, как заснул мёртвым сном. Переволновался…
Знаешь, в романах пишут, что, мол, "в первый момент главный герой подумал, что всё это сон". А я, вот, как от толчка проснулся - и сразу же понял, что это она сидит в углу на кресле и в мою куртку кутается. Темень - только с улицы от фонаря слабый свет…
- Привет! - говорит… и слышу, что смеётся
- Привет, - отвечаю, не вставая, а только облокотившись рукой. Улыбаюсь и вглядываюсь в темноту. - А я тебя хотел на перекрёстке встретить.
И не вижу её толком! Коленка смутно видна… локоть… щека левая…
- Я не смогла, - говорит она. И я в первый раз услышал в её голосе печаль. - Бабушка тоже расстроилась… если можно так выразиться. Я ведь ей всё про тебя рассказала.
- Порадовала бабулю, - говорю. - Почти её ровесник к её внучке неровно дышит. Здорово, да? Романтично!
- Ну и что! - засмеялась она. - Зато ты хороший. Спи, давай… завтра забегу к тебе и поговорим, хорошо?
Знаешь, я не знаю, как это словами сказать…
Я просто потянулся к ней… всем телом. Как ребёнок к матери - так хотелось её за руку взять… в первый раз…
А проснулся уже, когда солнце в окно светило. Затёк, спину разогнуть не могу. Только в кресле моя куртка аккуратно сложенная лежит… хотя я сам её в машине оставил - вдруг моему Светлячку снова холодно станет…
И три дня вот так и прошли. Наверное, самых счастливых дня… ночи… в моей жизни. Днём сплю, вечером квартиру прибираю и драю, чтобы перед ней стыдно не было. Потом ложусь и засыпаю…
Понимаешь? В общем, весь день я только и делаю, что жду её. И даже вопросов себе никаких не задаю - просто жду и всё. Вроде, как в тумане… или под гипнозом.
А ночью она приходит и мы с ней болтаем о том, о сём… она смеётся…
Всё, как прежде, только не в машине…
И единственное, что меня мучает - не вижу я её! Раньше в зеркале глаза сияли… улыбка. А сейчас - густая темень. Нет-нет, рука в слабом пятне света мелькнёт - она волосы поправляет - или, вдруг, слабый отсвет от серёжки в ухе…
И куртка… слабо-слабо… пахнет какими-то её девчачьими духами…
(закрывает глаза и замолкает; я собираюсь закурить, но он внезапно кладёт горячую ладонь на магнитофон)
… не выключил? Подожди… ещё немного… скоро уже…
… она кутается в куртку. Я хочу подойти к ней, а она вжимается в спинку кресла и испуганно говорит, мол, не надо… зачем? Всё было так хорошо!
И вот тут-то разница в возрасте и сказывается, понимаешь? Я, старый дурак, помню, КАК это бывает… встаю на колени перед креслом и за руку её беру…
(плачет; я пытаюсь что-то сказать… позвать дежурную медсестру, что ли?)
… холодная у неё рука. Холодная! Я эту руку поцеловать пытаюсь… а она холодная и скользкая…
И словно просыпаюсь я - впервые за последние дни!
Умерла моя девочка! Умер мой Светлячок - награда моя и счастье на старости лет!
… и я реву, и она плачет….
- Не страшно мне, - говорю, - Светлячок ты мой! Почему ты думаешь, что я испугаюсь? - и в колени холодные лицом горячим зарылся…
А она гладит меня по голове:
- Уходить мне надо, слышишь?
- Не пущу! - зубами скриплю я, а самого дрожь бьёт. - Не отдам тебя, малыш, пусть и меня забирают!
И я, впервые за эти ночи, вижу её лицо…
Ох, милый, что же с нами смерть делает! Ударило мою девочку проклятое железо… правую половину скулы напрочь стесало.
Видать, в закрытом гробу хоронили, потому что не дай Бог родным и бабушке такое видеть!
- Ну, теперь видишь? - говорит она, а по левой щеке слёзы так и катятся!
И я реву…