Подруга Басмача была профессорской дочкой. Ее отец- профессор и заведующий кафедрой истории читал лекции о прошлом великой страны. Он занятно рассказывал на своих лекциях про то, как Россия была беременна революцией, и про то, как произошел выкидыш революционной ситуации. Он поведал студентам историю Государства Российского в том свете, в котором видел ее сам. Его взгляд на историческую правду был, по меньшей мере, предвзятым, если принять на веру такую фразу, которую любил повторять: "Вы думаете, что революцию сделал народ? Бред! Революцию сделала кучка пьяной матросни!!!".
Некоторая фривольность, которую себе позволял профессор на занятиях, стяжала ему славу отца всех студентов и их лучшего друга. Заведя себе несколько друзей с каждого курса, в конце рабочей недели профессор, заперевшись в своем кабинете, распивал с ними горькую и вел панибратские беседы на предмет студенческой жизни, лошадей, вина, карт и женщин. Ему без труда удавалось быть в курсе новых течений и настроений студенчества. Интерес профессора носил меркантильный оттенок, поскольку его красавица дочь посещала его лекции. Он знал всех жеребцов, для которых женщина- лишь очередная спортивная ступень и старался уберечь свою дочку от них, знал кляузников и зубрил, на которых обращал ее внимание.
В один из тех прекрасных дней, когда заканчивается трудная учебная неделя лекцией по истории, профессор, пребывая в отличном настроении, поинтересовался у Басмача его новыми успехами на любовном фронте.
- Ты скажи мне, дорогой, - спросил он Басмача, стараясь перекричать огромную шумную аудиторию. - Не всех ли ты девиц испортил на курсе?
Вопрос неформального историка поднял бурю ухмылок и хохота в лекционном зале. Профессор счел свою шутку удачной, поскольку сам себя причислял к великим острякам текущего столетия. Увидев смущение и пунцовый окрас на щеках Басмача, он утвердился во мнении, что очень тонко поддел красавца с Кавказа. Лишь несколько лет спустя он понял, что студенты смеялись вовсе не над Басмачом. Вся комичность ситуации принадлежа ему и только ему, поскольку, к этому моменту его дочка и Басмач уже успели до тонкостей познать друг друга.
Отец достал из-под кровати толстую книжку, открыл ее, заставляя себя верить, что вот-вот начнет постигать науки, но вскоре, потеряв всякую надежду, бросил ее назад, закрыл глаза и уснул…
- Открывай, жаба… - громыхала дверь. - Открывай лежебока, жаба… Ох, нехристь нечистый. Открывай, жаба… Да ты же жаба…
- Боц, ты чего там кудахчешь? - Не открывая глаз, спросил Отец. - Набрался, веди себя пристойно.
- Открывай, жаба, слышать ничего не желаю, жаба… Открой… - Не унимался Боцман.
Отец нехотя соскользнул с кровати и повернул ключ. К нему на руки упало нетронутое трезвостью тело Боцмана.
- Отец родной, ты мне скажи, почему такая вопиющая несправедливость, ну почему, Отец? Скажи как на духу, родной…
- Боц, ты меня разбудил, а я в гневе страшен. Говори чего надо и убирайся, пока бока целы. - Отец вовсе не собирался калечить друга, однако, спросонья в голову приходят гениальные мысли, за которые позже становится стыдно.
- Ты меня испугал, - Боцман выпрямился. - Дай соль, я посолить хочу…
- Ты уже брал ее, - теперь Отцу стало понятно, что Боцман пришел за общением, которого сейчас он дать не мог.
- Что, я уже посолил? - Удивление не было убедительным и искренним, и это утвердило Отца во мнении, что его другу нечем заняться.
В конце темного коридора показался Басмач. Отец посмотрел на часы- он проспал от силы минут сорок, это означало что на этот раз его сосед с Танькой что-то рано разругались, хотя прецеденты уже были.
- Смотри, Басмач, какое тело к нашему борту прибило! - Отец кивнул на шатающееся тело.
Боцман воровато скосил глаза за спину и попытался что-то сказать.
- Сейчас я его прибью, если этот Гаврош- попрошайка в секунду не исчезнет! - Басмач был не на шутку зол.
- Ухожу, но скоро вернусь, - Боцмана качнуло по направлению к кухне.
Морской шаркающей походкой паренек удалялся по коридору, мурлыча глупую песенку:
Никто мэнэ не любэ, никто нэ уважае,
Пойду скория в лис я, наимся червечкив,
Вонэ ж такия зкусныя, вонэ ж таки соленыя…
- Что, Басмач, совсем бабы заели? - Сочувствуя горю, спросил Отец. Он прекрасно понимал, что Басмача сейчас трогать нужно край, как аккуратно.
- Не говори, - Басмач раздевался. От былого педантизма не осталось и следа, - бабы еще хуже комаров. Те, хоть, когда кровь пьют- не жужжат. - Он сделал вид что сплюнул. - Ну не куры ли, ты подумай. Голову бы отвернул.
- Так оторви, за нее больше пятнадцати суток тебе не дадут. - Отец тихонько хохотнул.
- Где еда? - Басмач выругался.
- А какого мяса ты к ней пожаловал? Знал же, что ругаться будете.
- Она ж как собака, ее не выгуливай, так она дома пакостить начнет.
- Тебе надо будет ружьишко справить, да гонять ее, как Сидорову козу, как мой дед.
Басмач улыбнулся. Он вспомнил, как Отец рассказывал ему про своего деда, который чуть не застрелил свою бабку за то, что она съела его помидоры, которые он определил, как семенные.
- Да… дед у тебя грамотный. Я с удовольствием Таньку тоже бы погонял, до паралича сфинктеров, чтобы, как корова, бежала и за собой дорогу делала. - Басмач мечтал.
- Она и так у тебя как корова, ума и красоты столько же. - Отец подыгрывал Басмачу. Сейчас ему нужна поддержка.
- Ладно, полегче…
- Что, Басмач, теперь тебе нужно будет свой кальций сберегать, он скоро пригодится.
- Это ей нужно мел с рыбьим жиром пить, чтоб рога гуще росли. - Басмач оскалился, представив какие будут у Таньки рога.
- Ну и тебе и ей. - Поддакнул Отец.
- Пошел ты… А этот лоботряс где? - Басмач кивнул на кровать Гурика.
- У Бочи, где ж еще?
- Его Юлька тоже ему рожки делает, так что мел втроем поедать будем. Вот Валет, слепой- слепой, а рога делает, как зрячий. Пока Гурик со змием зеленым борется, подружка его озорничает. - Басмач злорадствовал.
- На передок все бабы слабы. Это точно. - Кивнул Отец.
- Ты-то что ухмыляешься? Мы и с тобой мелом поделимся, думаешь ты один, такой герой?
- Не, Басма, тебе мел нужнее, оставь его, вот мне он ни к чему. - Парировал Отец.
- Еще посмотрим, на чей хвост муха сядет. Боцману, вот кому точно кальция в организме хватает. Рога ему не грозят.
Оба друга засмеялись.
- Отец, пошли к Боче. Что-то в моем животе пусто, как в голове у Боцмана. У Таньки не получилось поесть…
- Поздно, там уже Гурик. Уже все съедено давно. - Отец хмыкнул.
- Пошли, хоть выпьем.
- А мне-то что пить? Я свою зазнобу уже как три дни не видел, так что нервы мне кроме тебя с Гуриком никто не мотает, я счастлив и доволен, как дохлый лев.
- Ладно, пойду я, схожу к ним. - Сказал Басмач.
- Не ходи, на смех с твоей Танькой поднимут, не оберешься.
- Да я только съем кого-нибудь и назад.
- Как знаешь. - Басмач ушел, Отец снова остался один. На этот раз совсем ненадолго.
В коридоре послышался звук шаркающих шагов, затем стук в дверь. Через секунду за стеной прозвучало едва слышное слово, которое, скорее всего, заканчивалось на мягкий знак. Гулкий смех- это Басмач вошел в комнату Бочкарева, и затем уже нам знакомое:
- Открывай, жаба, ленивец гималайский, ты же жаба… - Боцман выпрашивал разрешение войти.
- Боцик, как ты меня достал уже, иди над Басмой посмейся, - открыл дверь Отец.
- Пошли вместе, один не пойду.
В комнате Бочкарева дым висел коромыслом. В сизом сумраке виднелся огромный живот хозяина комнаты. Косматые и неровно остриженные волосы его торчали в разные стороны. Такая же старая, времен Очаковских и покорения Крыма, желтая майка облегала далеко не тщедушное тело. Он курил. Сигарету Бочкарев держал в одной руке, другой обнимал какую то растрепанную захмелевшую девицу и что-то шептал ей на ухо. Девчонка очень нескромно громко похмыкивала. Чуть в стороне сидел Гурик, что-то доедая в своей тарелке прямо руками. Перед ним стояла рюмка, как живое свидетельство невоздержания оного. Подле Гурика сидела вторая, и не более трезвая девица, которую в общаге звали Белкой. Боцман был к ней неравнодушен. С края сидел Басмач. Он уже успел закурить, и накладывал что-то из кастрюли, которая стояла тут же на столе. В дыму и сизом сумраке было не видно, чем питаются в этой берлоге.
- Здорово, Отец, заходи, гостем будешь, а ты где этого зверя поймал? Мы же его попастись выпустили. - Бочкарев оторвался от своей подруги и кивнул на Боцмана.
- Здорово, да в коридоре приблудился, плакал, домой просился. - Ответил Отец. - Слушай, Боча, ты мне скажи, почему это у тебя такой огромный живот, никак от пива?
- Не от пива, а для пива, заходи, садись, что делать дальше- знаешь.
- А-а, Ромео, и ты тут уже, выпиваешь? - Отец похлопал по плечу Басмача. - Дездемона твоя осерчает, как узнает, что к Бочкареву приходил. Только ты не кручинься, пошли ее ко всем чертям.
- Отстань, леший.
- Не ласков, собака. Мужики, посмеяться хотите? Басмач сегодня три часа наглаживался, нализывался для Таньки, а та ему чертей за две минуты дала и выгнала. Она даже и не заметила, что Басмач в костюме был. - В комнате раздался смех.
- Это чтобы ты не расслаблялся, Басмач, тебя бьют, а ты крепчаешь. - Хмыкнул Бочкарев.
- Иди, я тебя приласкаю. - Протянула к нему руки Белка.
- Цыц, баба… Когда говорят мужчины, даже горы молчат. - Сверкнул глазами Басмач. - А ты, Отец, еще пожалеешь об этом.
- Гурик, он меня обижает. - Пожаловался Отец.
- Я ем. - Промычал Гурик.