- Слушай, ты же ведь наркоманка, - Славу потихоньку развозило, - а они водку не пьют!
- Они и не пьют. Наркоманы пьют наркотики вместо чая и компотика! Твое здоровье! Это не я придумала, правда хорошо?
- А ты как же?
- Отходняк только, это такое похмелье, сильный очень будет. Ну и что? Да и вообще: не наркоманка я вовсе и водку не пью! Я - буду-ю-щая мать!
- Ты что, беременная?! - они свернули куда-то за вокзал, фонарей здесь не было, зато ярко светили близкие, по-южному объемные звезды.
- Нет еще, но обязательно буду! - сели, она положила голову к нему на колени, - Или ты имеешь что-нибудь против?
- Нельзя играть такими важными вещами! Ты совершенно не понимаешь ни что говоришь, ни что делаешь! - На Славу накатило странное чувство ясности, словно мир совершил долгожданный переход с головы на ноги, или как-то наоборот, это не важно… - Уйди от меня, не прикасайся своими грязными руками! - Мила хихикнула, и он ударил ее, не сильно, но девочка отлетела в сторону и, должно быть, больно стукнулась обо что-то. А он все продолжал говорить о главном, уже для себя, уходя куда-то в даль непонятного шаткого забора. Она была не нужна ему; раз это стало для него ясно, необходимо было бросить ее здесь и сейчас, здесь и сейчас, здесь и сечас… А, собственно, где это - здесь? И который час? Слава повернулся и побежал обратно. Ноги двигались туго, зато каждый шаг переносил Славу не только вперед, но и вверх, к желтым нимбам. Святые ждали, геометрично склонив безликие передние части вытянутых мордочек, святые требовали подвига, святые были все одинаковые - каждый из них мог оказаться Главным. И вот, когда до гладкой мордочки Главного осталось полтора взмаха ног, между Ним и Славой возникла жирная, мерзкая, ночная бабочка. В мохнатых лапках бабочка держала банку кабачковой икры!.. Слава испугался, сник. С трудом отыскав место своего неудачного старта, он обнаружил только сумку с продуктами и одеялом - взвалил ее на плечо, решил вернуться обратно к вокзалу… Но по дороге наткнулся на белый жигуль и остановился в задумчивости, не зная с какой стороны его лучше обойти. У одной дверцы нескладный мужчина спорил с высокой стройной женщиной, у другой двое парней пытались удержать какую-то брыкающуюся тень:
- Жора, эта блядь кусаеться, Невольно Слава отступил назад.
- За свисток дерни… Или под ребра сунь пальцем - перестанет! Таки-мне тебя шлифовать, что ли? - донеслось рассерженное шипение.
- Оставьте ее в покое! - это был тот самый знакомый женский голос, - Я вам что сказала!
- А ты тут не командуй! Это мои люди! - наседал на нее Жора, - Ты, шкирла, только стучать можешь.
- Фильтруй базарчики… Жоха!
- Так, Жор, куда ее? В машину что ли? - видно, бандиты уже устали от "борьбы с тенью".
- Цеппелин вас спишет. Шпана. Когда я… - и тут тяжелая бутылка шампанского, которую Жора держал в руке, опустилась ей на голову. Брызги шампанского… Брызги стекла, кровь, череп, волосы и мозги, еще какие-то непонятные кусочки - все это рассыпалось с хрустом. Женщина рухнула. Жора стоял, нелепо разводя руками, пытался все объяснить уже не существующей Марго.
- Не трогай… пошли, - из машины вылез Бек, усадил Жору вперед, бандитам с притихшей Милой велел быть сзади. Слава только успел рассмотреть знакомое белое пятно. "Черт, она опять в моей рубашке!"
- Скажем, что Николас…
- Не поверит.
- И не надо… - донеслись до него последние слова.
"Вот и хорошо, вот и все закончилось," - успокаивал он себя, но совесть не отставала: ему постоянно, с повторами и стоп-кадрами, мерещилось, как Милу привязывают к столбу, отрывают по кусочкам ее худенькие черненькие ручки-ножки.
"Я просто пьян. Это ее жизнь, пускай так и живет. Меня это вовсе не должно касаться" Тут он как в детстве придумал себе двойника и завел с ним дискуссию:
- Я не попечительский совет и не детская комната миллиции…
- Но она искала защиты именно у тебя…
- Подумаешь! Ночью заползет таракан в ухо - его тоже защищать?
- Мужчина должен защищать своих женщин…
- Это? Моя женщина?!
- … И детей.
- Пошел в жопу!!!
- Не ори сыночек, вот, картошечки купи, - вдруг запричитал двойник старушачьим голосом. Слава не понял, как оказался на перроне; вагоны тянулись в обе стороны чуть не до горизонта и пахли… вагонами - тут и сравнить не с чем, и спутать невозможно. Мимо бродили всякие люди, кто-то с чемоданами, кто-то с картошкой. Шарахнувшись от бабки с ведром не пойми чего, Слава поскользнулся, ударился лбом о ступеньку поезда - пошла кровь, на глазах стало мокро.
- Куда тебе? - спросила какая-то сердобольная тетка на ступеньках. Поезд дернуло, он собирался тронуться.
- В Джанкой.
- Ладно, залазь. - она подала ему руку, - хоть морду отмоешь. Червонец гони, русскими.
Вваливаясь в медленно убегающий поезд, Слава посмотрел, на чем он поскользнулся: "Что за свинья умудрилась насрать прямо посередине перрона?!" - тут вспомнил про икру и рассмеялся.
- Ну, ты чо?! - проводница ткнула его локем, закрывая дверь. Он протянул ей деньги, которые лежали в переднем кармане, сам себе удивился, но тут вспомнил, что пред уходом из дома, точнее еще накануне вечером сунул туда все сбережения, а потом забыл.
- Вон, в третье купе ступай, к дембелям. В Джанкое я тебя высажу. Это скоро.
Ополоснув лицо тепловатой водой, Слава слегка протрезвел, рана была не глубокая, он попросил у проводницы пластырь и вошел в купе. За столиком сидели двое молодых парней, тупо глядя друг на друга; между ними стояло уже три пустых бутылки с зелеными этикетками и одна только-только открытая с этикеткой неопределенного сероватого цвета - "Напиток виноградно-ячменный крепкий Курский Соловей". Один парень вдруг зажмурился, потом снова открыл глаза - но муть из них так и не пропала. Тогда он поставил на стол третий стакан, предваврительно дунув в него, чтобы вытрясти чаинки, и налил до краев:
- Борис, - представился он, протягивая стакан Славе.
- Не могу я ребята, да вы что? Мне выходить скоро.
- Пей. - Второй налил себе и Борису, - Закусить нет, извини. Кончилось.
С облегчением Слава скинул дурацкую сумку и достал из нее консервы:
- Во, ребята, держите, у меня тут как раз… Открывалки только нет.
Второй дембель достал узкий складной нож и легко вспорол банку, потом еще одну.
- Михаил, - представился он, подняв стакан. Слава понял, что отказываться неудобно, и Михаил это сразу подтвердил: - Пей, не кокетничай…
Совершенно неожиданно полстакана "напитка крепкого" прошли лекго и даже приятно, Слава закусил, размазав рыжее содержимое по куску булки. Борис кивнул Михаилу:
- Вишь, а ты говорил - нельзя… Жив парнишка, значит - можно.
И они тоже выпили.
- Домой мы едем, - зачем-то обьяснил Борис. - А ты кто?
Слава с минуту подумал и вдруг понял, что забыл.
- Зовут-то тебя как?
- Не помню…
- Надо еще, - Михаил опять разлил по стаканам.
- Мих, видал? - Борис нехорошо усмехнулся, пьяная улыбка блуждала по щекам, скользкая, как мыло. - Он не хочет сказать, как его зовут!!
- Ну и что? - Михаил пытался попасть килькой на хлеб, но все время промахивался, - Что ж нам теперь с ним делать?
- Выписать… Или нет? Ты сам-то как думаешь? - спросил он у Славы.
- Не знаю, вам виднее…Ребята, какие вы замечательные…
- А давай проверим, может, у него бабки есть? - сквозь сон уловил Слава далекий голос Бориса. Борис порылся в черной сумке, потом достал из заднего славиного кармана пустой хлипкий бумажник. - Нету, сто рублей есть.
- На, дай ему червонец, - протянул бумажку Михаил, - вот, на опохмел как раз. Возьми еще консервов и хлеба… - он опять разлил по стаканам.
- Эй, раненый, - застучала в дверь проводница, - Джанкой твой скоро, не угори там.
Дембеля открыли дверь.
- Ребята, ребята, толкайте его, а то мимо проедет, - она покачала головой, поезд стал медленно тормозить, - опаздываем, одну минуту стоим только…
Спросонья, ничего не понимая, Слава стал упираться, но дембеля ткнули ему в спину, заломали руки, вытащили в тамбур, спустили вниз, повесив на шею сумку.
- Шагом-а-арш-ой!.. - В командирском крике Бориса что-то предательски булькнуло и сразу было заглушено грохотом сцепок. Слава пошел вперед, поезд ехал мимо, как громадное кошмарное чудовище - захотелось с ним сразиться, но вовремя расхотелось. Вот лавочка удобная, поле боя с настоящим чудовищем, с грозным Курским Соловьем.
- Как меня зовут?.. Колись, сука, я тебе в глаза гляну, я тебе - третью степень…
Два пальца сухо и бестолково шевелились в горле - Соловей крепко держался за новое гнездышко. Ладно. Кому не удалась жизнь, тому удастся смерть - это Левка Шуйский кого-то процитировал перед самой сессией. Интересно, что такое сессия? Слава заснул, свернувшись калачиком на лавочке, и снов ему никаких не снилось, потому что он не знал, кто он такой есть и какие должен видеть сны.
- Хлопчик, вставай. Та вставай же, ты умер, чи ни? - неимоверно огромная толстая баба высилась над ним горой, закрывая звезды. - Переночевать надо, да? Пошли, у меня коечка, а тут нельзя… - Слава сел. - Смотри, поездов больше не будет. - она громыхнула ведром, - все разойдутся, цыгане обворуют…
- Ой, спасибо, мне идти надо… - тело было дряблым и никчемным, Соловей выпил изнутри все силы, оставив только чуть-чуть на поверхности, для смеха.
- Ну, надо, так иди… - она неторопливо развернулась и присоединилась к другой женщине, тоже с ведром.