Леонид Панасенко
Небесная лыжница
Он попробовал подняться и захлебнулся болью. Тело конвульсивно дернулось - Роберт, упираясь коленями, прополз немного вниз по склону и упал без сил. Боль гнездилась во всем теле, источив его, будто жук-короед дерево. Особенно трудно было дышать. Казалось, в груди засел клубок колючей проволоки: при каждом вдохе колючки вонзались там в нечто нежное и растерзанное.
Во что бы то ни стало надо было спуститься к Западне.
Там погибель, а значит - спасение. От всех страданий и мук, от безысходности его нелепой жизни.
Он хотел сплюнуть, но слюна слабо запузырилась на губах, и он уткнулся лицом в жесткую траву. Только теперь какой-то клеточкой мозга Роберт осознал, что он не стонет, а мычит: громко, при каждом выдохе.
"Когда-то с тобой уже так было..." - шепнула все та же клеточка.
Роберт с тоской смотрел, как неуклюже ворочается среди пылающих деревьев аспидно-черный Змей. Плазменный червь все еще околачивался возле шахты подземной электростанции. Он заметно ослаб, пробиваясь на волю сквозь толщу бетона, и был страшно голоден. На фоне сожженной травы Змей сиял первозданной тьмой, которую уже постепенно поглощало облако инея. Змей насыщался, заглатывая все подряд - солнечную энергию, тепло, радиоволны, перед тем как вновь взорваться выбросом, истратить себя. Надо во что бы то ни стало подползти к нему поближе. А может, смилостивится сам. Змей: повернет в его сторону, приблизится к нему, своему хозяину? О, тогда все будет просто. Вспыхнут сухая трава и обломки планера, уйдет боль. А главное, сгинет память, покинет это полумертвое тело. Превратится в ясный огонь.
"Когда-то с тобой уже так было. Похоже... - настойчиво повторила клеточка. - Помнишь, ты от нечего делать поехал с альпинистами в Кордильеры... Это было лет десять назад. На зимнее восхождение. Помнишь? Ты случайно сорвался на снежном склоне, уже на спуске, на подходе к низкорослым сосенкам. Да, тогда тебя тоже хорошенько шмякнуло. Вот почему тебе знакома эта боль... Правда, ты тогда не искал смерти... Это твоя четвертая боль, Роберт. Две драки в колледже, случай в горах и вот сейчас. Хотя, похоже, тебе скоро станет легче..."
"Нет! - мысленно воскликнул он. - Только не сейчас. Еще немножко. Я должен дождаться... Дождаться, пока Змей не сожрет все, что ему полагается... И почему все время Роберт и Роберт? Меня зовут иначе. Это кличка, глупый псевдоним - не более. Меня зовут..."
Он так и не смог вспомнить свое настоящее имя.
С некоторым удовлетворением Роберт подумал, что провалы в памяти, наверное, условный сигнал для мозга. Пора, мол... А еще он подумал:
"Хорошо как. В небе все началось, в небе и кончилось. А умирают все одинаково - на земле. И Бланка, и я..."
Он как будто вновь увидел ее. Улыбнулся, потянулся к девушке. Ведь настоящая жизнь для него началась только после встречи с Бланкой, несколько недель назад. Началась и уместилась вся без остатка в эти несколько недель. А раз так, то и вспоминать было почти нечего. Уж больно короткой получилась жизнь.
Роберт полулежал в кресле и тупо смотрел в иллюминатор. Его подташнивало, и он время от времени прикладывался к термосу с ледяным кофе. Кофе помогал слабо.
"И надо же было вчера так надраться", - Роберт поморщился. В нем бродило беспричинное раздражение. Бродило и не находило выхода. В этом дурацком загримированном под пассажирский самолете не было даже с кем поругаться.
Самолет-лаборатория шел ровно. В пустом салоне тускло светились приборные щитки да изредка позвякивал коньячный прибор посреди овального стола для экстренных совещаний, "мозговых атак" и всякой прочей ерунды, которой нормальные люди занимаются исключительно на земле.
"Хоть бы Хьюза черт в компанию послал, - подумал Роберт и сам себя похвалил за шутку. - Ну кто еще может послать Хьюза в компанию?"
Представив почтительно-наглую физиономию полковника, он невольно покосился в сторону стопки гигиенических пакетов. "Да, Хьюз - не мятный леденец. Зато парочка словесных дуэлей с ним - и ты уже в рабочей форме. Желчь кипит, а разъяренный мозг, как кошка, взлетает на любой забор из формул. Даже самых колючих..."
Полуторачасовое воздушное путешествие близилось к концу. В разрыве туч мелькнула кромка океана, буро-зеленая масса Опухоли (так называли место испытания генной бомбы), рябая, если смотреть сверху, солончаковая степь. Теперь еще двадцать минут полета - и встречай, Западня, своего шефа по научным вопросам.
Луч солнца защекотал ему щеку, Роберт повернулся к иллюминатору. Впереди и везде сияло небо. Особой прозрачности и голубизны, чуть выцветшее от обилия света. А под крылом расстилалась бескрайняя равнина облаков.
"Какие там облака, - улыбнулся про себя Роберт, прищуривая глаза от белого блеска. - Просто поле. Заснеженное поле. Вон и сугробы, и ветер поземку метет - космы развесил. А вот и наша тень. Тень самолета на снежной целине. Там, где тень, там и твердь. О, это уже смахивает не на поземку, а на настоящую вьюгу..."
И в этот миг он увидел... лыжницу!
Девушка в черном свитере и старых джинсах внезапно выскочила из-за холма облака и, увидев перед собой стальную птицу, испуганно метнулась в сторону.
- О господи! - воскликнул Роберт. Он схватил бинокль, бросился к другому иллюминатору. Наваждение не исчезло. Теперь он успел разглядеть даже смуглое лицо беглянки, дрожащие от растерянности губы, смоляные волосы, туго стянутые на затылке. Заметил он и ее "лыжи" - какие-то примитивные конструкции из двух согнутых палочек или трубок, обтянутые то ли пленкой, то ли тонкой тканью. Скорее всего это были вовсе не лыжи, а ласты, потому что девушка не скользила на них, а резко и сильно отталкивалась, будто ныряльщик, стремящийся поскорее уйти в глубину.
И она ушла. Нырнула в белое кипение облаков - и исчезла.
Роберт потряс похмельной головой, зажмурил и вновь открыл глаза. Что это? Что это было? Новый вид спорта? Ведьма? А может, белая горячка?
Первой, кого он встретил в административном корпусе, была Эвелина.
- Шеф. - Она легко остановила Роберта, заслонив своим крупным телом чуть ли не половину коридора. - Вашу ручку, шеф. Не забудьте - послезавтра плановый осмотр.
Пульс Эвелина считала смешно и непосредственно: рот полуоткрыт, а губы чуть вздрагивают - как бы в такт ритму чужого сердца.
- Ты увлекаешься, крошка, - сказал Роберт. Ему вновь почему-то стало муторно. - Ночью надо все же время от времени спать. Тем более, что на прошлой неделе у тебя была великолепная возможность изучить мой организм. Р-р-разносторонне. Неужто ночи не хватило?
- Вы несносны, Роберт, - Эвелина засмеялась. - Я серьезно. Не забывайте, что ваше здоровье - одна из статей моего скромного дохода. Причем главная. Так что вам еще нужно пожить хотя бы в порядке одолжения. За все мои... заботы.
- Уговорила, крошка. Я теперь даже виски начну разбавлять. Жить так жить.
"У нашего доктора оригинальная религия, - подумал Роберт, тщательно запирая за собой дверь. - Зачем, мол, самому тащить на Голгофу крест, если все грехи человеческие можно искупить в постели?"
Он бегло просмотрел почту и смахнул ее со стола в ящик секретера: Ральф разберется. Потом нашел свой любимый фужер с отбитой ножкой, плеснул туда виски и залпом выпил. Прислушался к себе. Плеснул еще. "Этот старый дикобраз Хыоз ехидничает, что мой фужер - верный способ надраться без особых зазрений совести... М-да, его, действительно, не очень-то отставишь в сторону".
Спускаться в лабораторию не хотелось.
Роберт закурил, походил немного по комнате и включил голограф. В детстве он еще застал плоский экран, и хотя это было тысячу лет назад, до сих пор объемное изображение то ли удивляло Роберта, то ли настораживало. Удивительный эффект присутствия. Вот и сейчас. Разве скажешь, что Оливера нет здесь, в его комнате, что он жует свой дурацкий бутерброд глубоко под землей, за толщами бетона и стали. Кстати, до чего противная привычка - все время жевать. Уж он-то, ведущий биохимик Центра, никак не может похвастаться голодным детством. Впрочем, пусть жрет. После Опухоли, после такой неудачи хороший аппетит - роскошь. Другого бы сразу вышвырнули вон, но у Оливера, кроме челюстей, как ни странно, есть еще и мозги. Пусть жрет...
Он выключил голограф, закурил. И только теперь вспомнил о Змее. За те дни, что он отсутствовал, Змей должен был накопить "жизненный" импульс, то есть проснуться. С ним, наверное, уже можно общаться. Конечно, в пределах тех скупых понятий, которые он, Роберт, самолично ввел в память чудовища.
Роберт на минуту задумался.
Со Змеем все получалось весьма удачно. Замысел создать эдакий самоуправляемый, мобильный накопитель электроэнергии появился у него сравнительно недавно - прошлым летом. Вернее, не накопитель, а пожиратель энергии. В итоге получился кокон из электромагнитных нолей, в котором разместилось устройство для поглощения энергии - контактер, а также блок управления и связи. Эдакое черное "нечто", превращающееся во время сброса в огромное подобие шаровой молнии. В огнедышащего дракона, который собрался было взорваться, но передумал... Стратегическая задача: обесточивать энергокоммуникации и энергоемкости противника, начиная с электростанций и линий высоковольтных передач и заканчивая автомобильными аккумуляторами. Плюс ко всему гуманный фактор. Непосредственно для человека Змей опасен только в момент сброса.
Роберт набрал код Змея на браслете связи. Монстр тотчас же отозвался: