Анатолий почувствовал, как слегка прижимаясь к нему, Джолианна в какой-то момент вздрогнула, потом обняла его тесно за шею и прижалась щекой к его лицу.
"И ОДИНОКИМ ВЕЧЕРОМ, ВДРУГ СПУСТИТСЯ НА ПЛЕЧИ НАМ
ПЕЧАЛЬ ДУШИ, КОГДА ТЫ ДАЛЕКО", – трогательно и печально звучал рефрен.
Анатолий вдруг ощутил, как судорога желания снизу вверх прошла по его телу, ему захотелось вот прямо сейчас слиться воедино с существом, которое он прижимал к себе, которого жаждал каждой частицей тела и в этот миг вдруг понял, что этого же очень хочет столь дорогой и желанный ему сейчас человек. Он подхватил женщину на руки. Джоли обняла его за шею еще крепче, пряча при этом лицо.
Он отнес ее в спальню, где постель была уже разобрана. Поистине, его персонал был лучшей обслугой на свете!
Потом они раздевали друг друга, медленно расстегивая пуговицы и развязывая завязки. Анатолий, увидев прекраснейшей формы груди с маленькими розовыми сосками, наклонился и легкими касаниями губ приласкал их.
Соски затвердели, но он поднял голову, посмотрел в затуманенные красивейшие в мире глаза, и неожиданно даже для себя коснулся губами в легком поцелуе сначала лба, потом обоих темных глаз, и лишь затем – мягких губ.
Такая необычная прелюдия станет с тех пор их своеобразным ритуалом, приглашением к близости.
Они обладали друг другом не торопясь, нежно. Анатолий сдерживал себя – у него давно не было женщины. Да и опыта особого тоже не было. Но откуда только что бралось!
Он входил в нее ласково, стараясь достичь глубины, но не причинить и капли боли и не допустить неловкости. Джоли отвечала ему тем же, она все более возбуждалась, и начала постанывать, и эти ее страстные стоны были для Монасюка словно бы неземной музыкой…
Они не просто обладали друг другом, они блаженствовали каждый миг, каждую секунду, и с каждой протекающей мимо них минутой это блаженство становилось все большим и большим.
В конце движения их слегка убыстрились, но лишь слегка, поэтому наивысшей точки наслаждения они смогли достичь одновременно, настолько тонко чувствовали друг друга. Теперь они уже сильно сжимая друг друга в объятиях, испытывая в этот момент одновременно и физическое животное наслаждение, и высшую духовную близость.
Они были сейчас единым целым, и не хотели разделяться, поэтому еще долго лежали, не шевелясь и по-прежнему испытывая удовольствие от близости друг с другом.
– Спасибо, родная, – чуть слышно сказал Анатолий, губами трогая ее ухо.
Джолианна промолчала. Она лишь повернула голову и нежно поцеловала его.
Потом они долго плескались в огромной ванне. Излишне говорить, что ванна заранее оказалась наполненной теплой водой и готовой к использованию.
После купания Анатолий вытирал прекрасное тело Джоли огромным полотенцем, и это вызвало такое возбуждение у обоих, что они буквально через несколько секунда оказались в постели и вновь любили друг друга, на этот раз истово, страстно и долго.
– Ты сможешь остаться до утра? – спросил Анатолий Джолианну, уже во второй раз вытирая ее полотенцем после нового купания.
– Да, милый, – ответила она. – На всякий случай я пригласила к дочери няню на всю ночь…
Они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись. И смеялись долго, даже после того, как легли в свежую постель, и обнялись перед тем, как уснуть.
Утром их разбудил деликатный негромкий стук в дверь спальни.
– Господин, – раздался за дверью голос Александра. – Вы не предупредили, когда вас будить. Но уже восемь часов, время завтракать.
Монасюк встал, набросил халат. Джолианна приоткрыла глаза, улыбнулась и, повернувшись на бок, вознамерилась продолжать сон.
– Что там с завтраком? – спросил Анатолий, открывая дверь.
Его секретарь-дворецкий был уже одет полностью, и, чувствуется, готов к рабочему дню был уже давно.
– Если мадам нужно на работу, то Николай уже вывел из гаража авто, и готов отвезти.
Где вам накрыть завтрак? Или подать в постель?
Анатолий обернулся. Джолианна уже проснулась и теперь выглядывала из-под покрывала, поглядывая смущенно одним глазом.
Монасюку вдруг пришла в голову неожиданная мысль.
– А в нижней столовой уже позавтракали? – спросил он.
– Нет, господин. Мы завтракаем в восемь утра.
– Вот и поставьте два лишних прибора, для меня и моей гостьи.
– Но, господин, Марта готовит для вас отдельно!
– Ну, а сегодня мы поедим все вместе. Джоли, я в душ, а ты не забудь, что у нас тут все строго по расписанию!
Он вышел. Анатолий понимал смущение женщины, и верно решил, что ее лучше сейчас оставить одну – чтобы она могла привести себя в порядок.
Он включил краны с водой в ванной, сам быстро принял душ, побрился.
С Джоли в красивом женском халате (откуда он взялся в шкафу его спальни?) он столкнулся в дверях ванной.
– Ванная готова. – Он взял в ладони ее лицо, которое вдруг от смущения порозовело, и ласково поцеловал теплые нежные губы. – Я подожду тебя в зале, хорошо?
Он вошел в зал, включил телевизор и DVD-аппаратуру, поставил вчерашний диск.
Включил звук. На экране появилась Вика Цыганова и раздались слова "Калины красной":
"ПАЛ ТУМАН НА ЧИСТО ПОЛЕ, ЗНАЧИТ, БУДУТ ХОЛОДА…"
Они опоздали в столовую на десять минут, но их ждали. При появлении хозяина все встали, все сказали друг другу "Доброе утро", и приступили к завтраку.
Джолианна разрезала свежий круассан, принялась намазывать его маслом. Монасюк налил ей в стакан сок, в чашку – кофе, и принялся отрезать себе кусок ростбифа.
– Анатоль Васильич, – шурша газетной страницей, сказал, как всегда, с набитым ртом, Николай. Он любил покушать, и делал это при первой же предоставляющейся возможности. – А вот сегодня вечером концерт струнных инструментов. Мадемуазель Джоли наверняка понравится…
Монасюк посмотрел на Джолианну, та также стрельнула взглядом в его сторону.
– Сводник… – пробормотал Монасюк. И вновь посмотрел на Джоли, которая кивнула головой, в смысле: "Точно, сводник!", и откусила кусок булки.
Анатолий Васильевич вновь летел в знакомом самолете. Справа и чуть впереди дремал в кресле Дони. При встрече на трапе самолета он шепнул Монасюку: "Слышал, вы обзавелись обалденной подружкой!", а когда Анатолий раздосадованно повернулся к нему, Фостер, подняв обе руки вверх, речитативом добавил: "Сдась и приношу извинения! Но об этом гудит женская половина Бейтс Индастриз! Вы ведь – фигура таинственная, а значит – вызываете особое внимание!"
Монасюк сплюнул от досады и вошел в салон самолета. А уже через полчаса они с Дони мирно беседовали, поочередно тыкая пальцами в иллюминаторы, под которыми, далеко внизу, сначала виднелись равнины Франции, потом величественно катил волны Атлантический океан, и потягивали выдержанный коньяк из больших бокалов.
Анатолий летел к Бейтсам. Гилмори захотел познакомить Анатолия со своими родственниками.
В свою очередь, настала пора "почистить" биополе Гила.
Процедура очистки биополя Бейтса не отличалась от предыдущей, при работе с Сото, Анатолий лишь порадовался про себя, что пока что в окружающем Бейтса Прапространстве ничего не менялось, Проматерия оставалась прежней, черные нити и пятна порчи уничтожались легко.
Теплота отношений внутри семьи Бейтсов поразила его. Монасюку понравился брат Гилмори, они славно поболтали вечером, пока Гилмори с племянником ездили по каким-то делам в город.
Что касается Саймона, то Анатолий с удовольствием принял его предложение отправиться поутру на рыбалку.
Честно говоря, когда еще затемно он, Саймон и Гилмори (Бейтс-младший не был любителем рыбной ловли) пришли на берег и перед Анатолием предстал береговой ландшафт, он даже не стал расчехлять удочку.
Он сел на береговой откос и стал ждать рассвет.
Когда-то, иного лет назад, он ездил каждое лето к своему родственнику-дяде в Казахстан. И почти каждое утро отправлялся на речку удить рыбу.
Он так же, как и сегодня, приходил затемно. Под пение комаров он расчехлял удочку, забрасывал ее. Поплавок еще не был виден. Анатолий садился на берег и наслаждался приближающимся рассветом.
Сначала начинало слегка алеть на востоке. Потом на фоне голубеющего неба начинали проступать вершины деревьев, и раздавались сначала один, потом второй, а потом третий голоса еще робко чирикающих птичек.
Комариный писк становился просто-напросто яростным – понимало комарье, что вот-вот наступит жара, а с нею придет и необходимость прятаться в тень.
Но до жары было далеко. Зато над горизонтом появлялись первые солнечные лучи, как-то сразу проявлялись поплавки на воде, и буквально через несколько минут, как только свет достигал неглубокого дна реки, начинался клев.
И время любования природой уступало место времени охоты – человек добывал себе в реке пищу…
– Дядя Анатоль! – перебил его воспоминания неслышно подошедший Саймон. – Вы не любите ловить рыбу?
– Люблю, Саймон, люблю, – Монасюк поднялся с земли, отряхнул одной рукой брюки на ягодицах, а другой потрепал парнишку по голове. – Просто я вспомнил множество таких вот рыбалок, и знаешь – мне стало стыдно. Я столько лет не видел своего дядю, а он ведь до последнего дня помогал мне.
– Так позвоните ему!
– Конечно, позвоню. Но просто я как-то забыл, что у каждого из нас есть обязанности перед близкими. И всегда нужно об этом помнить.
– Это да, – протянул в ответ Саймон, и Монасюк не понял на этот раз, что имел в виду мальчик.
Поймет он это потом, позже.