- Не было ли среди них некоего Викентия Павловича Ремишевского?
- Ты чего, Артемушка? - жеманно улыбнулась она. - Я ведь их не по именам помню…
- Он здесь, неподалеку, в двух кварталах от ресторана работает. Замдиректора банка "Абсолют". Вполне может в "Chicago" обедать.
Улыбка у Верунчика стала еще шире.
- Их профессиями тем более не интересуюсь, - уточнила она. - Разве фотку покажешь, может, узнаю.
Я вынул ручку и на салфетке секунд за десять набросал портрет Ремишевского.
- Ух ты! Как живой… - восхитилась Верунчик. - Да ты художник, Артем! А меня сможешь?
"Как живой…" - рефреном отдалось в сознаний. Определенно видела.
Я быстренько набросал и ее портрет, естественно, приукрасив. Нарисовал улыбающуюся, с чуть большими, чем на самом деле, глазами, искрящимися весельем.
- Вот это да! А красками на холсте сможешь? - загорелась Верунчик. - Я в комнате у себя повешу…
- Портрет маслом дорого стоит. Твоего годового заработка не хватит.
- Опять лапшу на уши вешаешь? - Она подозрительно уставилась на меня. - Видела я картины местных мазил - они в сквере Пушкина каждый день торгуют. Самая дорогая сотню деревянных тянет.
- Извини, соврал. - Я сделал вид, что сконфузился. И соврал второй раз: - Не умею я красками рисовать.
- Жаль… - расстроилась она, продолжая рассматривать свой портрет. - А здорово было бы… Я уже портрет в своей комнате на стене представила… Люсяка от зависти лопнула бы…
- Так видела ты этого человека или нет? - мягко повторил я, возвращая ее из мечтаний на грешную землю.
Она оторвала взгляд от своего портрета, посмотрела на меня и неожиданно возмутилась:
- Да что ты все допытываешься, кто он да что он? Ты не из ФСБ?
- А что, похож?
Верунчик в очередной раз окинула меня взглядом.
- Не-е… - то ли разочарованно, то ли с облегчением протянула она. - Те коньяк жрут, что лошади, и задарма в постель тащат.
- Тогда колись, - рассмеялся я.
- Ну, видела, - пожала она плечами. - Только ведь информация денег стоит.
- Приехали, - фыркнул я. - Я тебя обедом угощаю, а ты мне помочь не хочешь.
- Выходит, обед не бескорыстен, как ты божился? - поймала меня на слове Верунчик. И это была уже не женская логика. Обычная, нормальная. Более того - железная, против которой, как против лома, аргументов
- Держи. - Я протянул Верунчику десять долларов. - Только Афанасию не показывай, отберет.
- Ага… - как-то неуверенно сказала она, пряча купюру в кармашек курточки, и я понял, что Афанасию не придется деньги отбирать - сама отдаст. Странные все-таки создания эти женщины. Сутенер проституцией заниматься заставляет, бьет, если мало заработает, а ей только одного и надо - лишь бы он рядом был, защитничек хренов.
- Рассказывай, - вздохнул я.
- Так рассказывать-то нечего! - рассмеялась Верунчик. - Не числится этот лысый среди моих клиентов. Заходит сюда изредка, обедает. Пару раз, как ты, обедом угощал, но на этом и все. Уж я так и эдак, а он ни в какую, лишь посмеивается. А когда Афоня за мой "простой" попытался с него деньги востребовать, то он с ним гораздо мягче, чем ты, поступил. Достал из кармана целковый, согнул между пальцами, а затем между ладонями прокатал. Не так чтобы до конца, а до половины. Посмотрел на свою работу, сказал огорченно, что, мал, постарел, раньше в трубочку скатывал, а сейчас только так может. Сунул Афоне в карман и пошел себе. Я тогда, как морду растерянную Афони увидела, дико захохотала, а он, гад, мне за это фингал поставил…
Да уж, я с Афоней поступил жестче. Молниеносно, так что вокруг никто ничего не понял, ткнул под шейную мышцу прямой ладонью, й сутенер минут на пять выключился. После такого удара, спазмирующего сонную артерию и обрекающего мозг на кислородное голодание, человек себя чувствует похуже, чем после нокдауна. Главное, не переусердствовать. Ударишь сильнее, и перед тобой труп. Но чувство удара у меня, кажется, заложено на генетическом уровне. Рука сама знает, с какой силой бить заморыша, а с какой - культуриста. Впрочем, на генетическом уровне у меня и не то еще записано - ежели бы сведущие люди знали, в кунсткамеру поместили.
- А о чем вы за столом с ним говорили?
- Да ни о чем, - передернула плечиками Верун-чик. - Так, треп пустопорожний… Как с тобой вот. - Она посмотрела на меня, и вдруг зрачки ее расширились. - Слушай, я все поняла! Вы оба - "голубые"! Ты его ревнуешь, да?
В этот раз я подавился салатом, что называется, по-настоящему. Даже слезы выступили, пока откашливался, а Верунчик стучала обоими кулачками по моей спине.
- Все, достала ты меня… - прохрипел я. - Весь аппетит отбила… Тебя послушать, так вокруг - сплошная педерастцветная мгла. Заруби себе на носу - никак я не отношусь к "голубым"! Во всех смыслах.
И опять я соврал, однако откровенничать на эту тему с Верунчиком больше не хотел. "Голубых" я недолюбливал. Но не за их сексуальную ориентацию, а за то, как вызывающе они выставляют ее напоказ, почти что рекламируя. Секс, независимо от ориентации, - личное дело каждого, и незачем о своих сексуальных пристрастиях бахвалиться на весь белый свет. Все-таки это еще и интимное дело.
В этот момент у столика появился официант Валера с моей порцией шурпы.
- Спасибо, Валера, - кивнул я и расплатился. - Достаточно?
Он глянул на деньги, кивнул.
- Заходите к нам еще.
- Всенепременно.
Официант скрылся за дверью в зал ресторана, и я поднялся из-за стола.
- Ты куда? А шурпа? - несказанно удивилась Верунчик.
Тогда я наклонился и сказал, глядя в глаза, полные недоумения:
- Верунчик, сегодняшним обедом и общением с тобой я сыт по самое некуда.
И провел большим пальцем по горлу.
Глава 3
Сев в "Жигули", я выехал со стоянки. И черт меня дернул принять участие в телевизионной викторине! Словно ее название "Кому повезет?" подтолкнуло лишний раз убедиться, что я действительно Везунчик! Если бы деньги представляли для меня особый интерес, давно махнул бы в Лас-Вегас, сорвал куш миллионов в двадцать на каком-нибудь электронном игровом автомате, чтобы никто подкопаться не смог к моему везению, и жил бы себе без бед, припеваючи… Но чувство самосохранения подсказывало, что так делать нельзя. Будто имелся в сознании предохранитель, запрещающий выделяться из общей массы, и над всем превалировало предчувствие - стоит проявить себя, как мной тут же заинтересуются. Нет, не пресловутые компетентные органы, а некто похуже, неопределенный, как ужас из детских снов, а потому неотвратимый. Поэтому я использовал свое везение по чуть-чуть: играл во всевозможные тотализаторы, стараясь в каждой букмекерской конторе появляться не чаще, чем раз в полгода; в казино, чтобы не засветиться в глазах персонала, срывал: банк исключительно на игровых автоматах, чаще "одноруких бандитах"; покупал билеты различных лотерей, опять же с невысоким призовым фондом… В общем, как я уже говорил, у меня имелся тысяча и один способ легкого и безопасного получения нетрудовых доходов средствами, не противоречащими, за редким исключением, Уголовному кодексу. Главное - не жадничать и не "светиться". Хотя мог позволить себе и квартиру с евроремонтом, и иномарку, а не "Жигули"… Да многое себе мог позволить, однако даже в ресторанах не шиковал, лишь изредка заказывая к обеду что-нибудь из деликатесов. Как красную икру с Верунчиком.
И все же долго так продолжаться не могло. Выигрывая время от времени в столь небольшом городке, как Холмовск, я рано или поздно обратил бы на себя внимание. Поэтому и решился поучаствовать в телевизионной викторине с относительно небольшим призовым фондом. Двадцать тысяч долларов должны были на год-два обеспечить меня безбедным существованием, а дальше можно и возобновить свою деятельность. С максимальной осторожностью.
В случае с викториной предчувствие опасности не сработало, и после разговора с Верунчиком я понял, почему. Слишком много общего между мной и Ремишевским если не по крови, то по духу. Тревожное предположение, с детства угнездившееся в сознании, что не я один такой в нашем грешном мире, обратилось в твердую уверенность. Я никогда не предпринимал попыток искать встречи с себе подобными - на подкорковом уровне сознания был уверен, что ни к чему хорошему это не приведет. Личность бунтовала и не хотела становиться одной из многих; хотелось быть в единственном числе и не менять уклад жизни. К сожалению, не только от меня это зависело… И напрасно я клял себя за то, что рискнул участвовать в телевизионной викторине. Из-за одного случая с выигрышем двадцати тысяч долларов на меня никто бы не обратил внимания. Каждую неделю таких счастливчиков с десяток по стране наберется, к тому же с выигрышами покрупнее. Так что наверняка заинтересовались мною давно…
Нехорошо засосало под ложечной. Что-то я упустил, недооценил. В том числе и ситуацию. Похоже, с предположением, что в Холмовске я смогу пробыть еще две-три недели, придется расстаться. Не пришлось бы, как в шпионских детективах, "рвать когти" немедленно.
Припарковав машину возле универмага, я вошел в магазин и купил адидасовские кроссовки. Если уж предстоит удариться в бега, то обувь должна быть добротной. Хотел купить еще неброские джинсы и пару футболок, но передумал. Если меня "пасут", то цель покупок станет очевидной. Никакое преддверие лета не оправдает их в глазах наблюдателя.
Бросив коробку с обувью на переднее сиденье, я отъехал от тротуара и только тогда почувствовал, что в салоне машины я не один. Поздно почувствовал - подвела в этот раз интуиция.