- Слушай, Неэм, ты эти штучки брось и от масс не отрывайся? - многозначительно сказала Марина. - Тебе хотят задать вопрос. Ты обязан утолять жажду знаний. Ясно? - И другим, уже человеческим тоном: - Девушка очень просила. Она не решается подойти. Вот там, видишь?
В самом темном углу вестибюля сидела незнакомая девушка. Марина подвела меня к ней.
- Не так страшен черт, как его малюют, верно? - с улыбкой сказала Марина и отошла. Я тупо посмотрел ей вслед. Почему это она так сказала?
- Я очень прошу извинить меня… очень, - прошептала девушка. Я заметил, что волосы у нее длинные, темно-каштановые. От нее исходил приятный легкий аромат. Наверное, это волосы так пахли. Вид у нее был опрятный, целомудренный и немного испуганный. Она продолжала:
- …Но вы говорили так интересно… И я хотела вам что-то…
Меня снова тронули за рукав. Я не решался пошевелиться.
- Не угодно ли, ты что, считаешь, что тебя обязательно надо разыскивать! - спросила Фатьма. Ее неповторимый голос звучал довольно сердито. Я невольно съежился и даже не сразу заметил, что она перешла на "ты".
- Извините, - буркнул я ей.
- Идем. Мне надо тебе кое-что сказать, - продолжала разъяренная Фатьма.
- Извините, - сказал я незнакомой девушке. - Меня вызывают… за сцену. Небольшое совещание. Совсем забыл. Виноват.
Фатьма подхватила меня под руку и потащила прочь. Корел-ли рисовал уже новую модель. Толстый парень стоял поодаль и разглядывал свой портрет. Вид у него был несчастный.
- Я думала, ты все-таки мужчина, - сказала Фатьма.
- Фатьма! - воскликнул я.
- А ты, оказывается, немного чокнутый, - продолжала Фатьма уже мягче.
- Фатьма, - вздохнул я"
Фатьма на мгновение крепко прижалась к моему боку.
- Знаешь, ты рассказывал им просто мирово, - заметила она.
- Выходи за меня замуж, - сказал я. Фатьма дотронулась щекой до моего плеча.
- Посмотрим, посмотрим, - промурлыкала она.
Кто-то прошел мимо и внимательно посмотрел на меня. Всего одно мгновение видел я его лицо, но почти не сомневался - это был…
- Ты знаешь этого человека, Фатьма? - быстро спросил я.
- Какого человека?
- Того, что посмотрел на нас.
- А-а?.. В черной кожаной куртке? Ты чудак, ну откуда я могу знать какого-то провинциала.
- Ты говоришь, в кожаной куртке?..
Тут на дворе затрещал мотоцикл, Я уже собирался выбежать на улицу и схватить круглолицего типа за шиворот.
- Что с тобой?
- Да нет, ничего…
- Понятно, ты устал. Вот что, пошли потанцуем. Сассияан будет сейчас играть польки и вальсы, они у тебя неплохо получаются.
Из зала донеслись звуки аккордеона. Мы отправились танцевать. Вскоре я забыл про таинственного мотоциклиста.
2
Около часу ночи все стали усаживаться в автобус. Пришли Эне, Виктория и Хелла, пришли обе Айме и Реэт. Из-за угла появились Оскар и Куно, они наполнили холодный, пахнущий влажными окнами и металлическими поручнями салон беспечной болтовней и легким запахом коньяка.
Подошел Сассияан с аккордеоном, озабоченно заглянул в автобус, осторожно поставил инструмент на переднее сиденье, затем влез и что-то шепнул Корелли.
- Разумеется, - сказал Куно. Очень скоро и от Сассияана пошел деликатный горьковатый дух,
- Кааро пришел? - тихо спросил Сассияан у Корелли. Куно раскуривал трубку и что-то ответил ему, не шевеля губами. Сассияан фыркнул.
Пришли Марина, начальник лагеря, две девушки и двое энергичных молодых людей из районного комитета.
- Ну, двинулись? - спросил Сассияан. - Девушки все на месте? Маленькая Айме… Реэт., Кажется, здесь? Так все собрались или нет? Сходил бы кто-нибудь посмотрел, где Кааро. Да, и Пацанки тож. е нет. Ай-яй-яй! Как это я сразу не заметил! Чуяло мое сердце, что-то неладно" Не слышно ее трескотни. Ай-яй-яй - ну, ясное дело.
- Пускай пешком, идут, где их сейчас найдешь, - предложила одна из девушек.
- Что ж делать-то? - нервничал Сассияан.
- Отправляться, - буркнул Оскар. ~- Яак, заводи свою музыку.
Шофер запустил мотор и выключил свет. В автобусе стало темно. На улице, перед освещенными дверями Дома культуры, топталась молодежь. Парочки и группы сворачивали на лесную дорогу. Двери затворились, мотор взревел, чихнул, потом ровно застрекотал, и автобус тронулся с места.
- О, судьба, судьба, первое действие, вторая картина, - пропел Корелли и пожаловался: - Меня сегодня окончательно оттеснили на задний план. Пока вы музицировали, я, сидя напротив мужского туалета, нарисовал сорок четыре портрета, а между тем душа моя, душа моя томилась о своем подлинном призвании! - Он вытащил из кармана губную гармонику и прошелся по ней сверху вниз и снизу вверх.
Автобус разворачивался во дворе Дома культуры, Корелли объявил:
- Бетховен! - и даже сыграл несколько тактов из Пятой симфонии. - Каково? - тут же осведомился он, ожидая похвалы.
- Та-та-та-таа! - грозно прогудел Оскар.
- Ах-ах-ах-хаа! - пропищали девушки, кажется, Эне и первая Айме.
Корелли продолжал, плохо ли, хорошо ли - как получалось. К двум женским голосам присоединился третий, четвертый, пятый.
Автобус вывернул на дорогу, фары осветили узкий проселок с блестящими лужами, темные деревья, туннелем смыкавшиеся вверху. На губной гармонике, в сопровождении сопрано и альтов, благодушно звучала мрачная симфония судьбы. Свет окон Дома культуры уже отражался в задних стеклах автобуса.
- Ах ты гос-с-споди боже мой, ну не угодно ли! - вдруг воскликнула Фатьма. - Стойте! Яак, слышишь, затормози!
Пение и музыка стихли, все как по команде оглянулись] назад, я раздвинул висевшие на плечиках платья. Фатьма вскочила с сиденья.
- Мои туфли! - взволнованно крикнула она. - О господи, забыла мешочек с туфлями!
Я молча встал. Пригнувшись, чтобы не стукнуться о потолок, осторожно, стараясь не наступить на чьи-нибудь ноги, я пробрался к передней двери.
- Ох, Пацанка, Пацанка! - проворчал в темноте Сассияан.
- Фатьма! Так ты все время здесь была? А? Ты - о-о! Ну и ну! Фу ты черт! - Конечно, это был Корелли.
- Дьявол, а не девка, - прохрипел Оскар.
Именно в этот момент я вдруг заметил, что общего было между этими тремя людьми. Все они были без голоса.
- Ох уж эта Фатьма! Ох уж эта Пацанка! - насмешливо переговаривались подружки. - На это она мастерица!
Я выскочил под дождь. Выпрямился и побежал к Дому культуры, ощущая на своем загривке около шестнадцати пар глаз.
- Там, где мы сидели, возле скамейки! - зазвенел вдогонку неповторимый голос Фатьмы. Что ни говори, а с таким голосом не пропадешь, не потеряешься. Ох, Фатьма!
Минуты через две я вернулся, бережно держа мешочек Л туфлями. Бодро пробрался к заднему сиденью. Сел и изумился: в] уголке возле окошка Фатьмы не было.
- Положи там, - донесся откуда-то спереди ее голос.
"Так-так-так", - подумал я.
Под звуки губной гармоники Куно и мурлыканье девушек! мы подъехали к лагерю. За это время я сумел мужественно преодолеть недолгую, но острую сердечную боль.
Мы вышли из автобуса.
На поляне, вокруг яркого костра, бродили, стояли и пританцовывали юноши и девушки. Я глубоко вдохнул влажную ночную свежесть. Выводя трели, взвизгивая и хихикая, певицы разбрелись среди деревьев. Один голос перекрывал все остальные - ох, Фатьма!
- Марина, - сказал я, - я завтра поеду с ними.
- Ага, - ответила Марина. - Давай тогда свою командировку, я отошлю ее в Таллин.
Ну, этот разговор позади…
Я пошел переодеваться.
Минут через десять все собрались в большой палатке, стоявшей в стороне, среди кустов орешника и молодых рябинок. Изнутри палатка была выстлана матрацами, подушками и скрученными в жгуты одеялами; посредине возвышались два покрытых бумагой ящика из-под макарон, на них бутерброды и пустая кружка.
С треском расстегнув молнию на куртке, я оглядел помещение. Гости и хозяева сидели дружной семьей, вперемежку.
- Недурное житьишко, братцы, - сказал я и на четвереньках пробрался в дальний угол, где приметил свободное местечко, желто-зеленый свитер и карие глаза. Ох, Фатьма!
Добравшись до цели, я смущенно улыбнулся. Иногда я способен смущаться.
Корелли тут же протянул мне кружку, только что стоявшую на ящике. Она была полна. Я поднес ее к губам и слегка приложился. Потом передал Фатьме. Она посмотрела мне в глаза, давно ни одна молодая женщина не глядела на меня так. Это был пытливый, оценивающий, серьезный, милый взгляд. Не отводя глаз, Фатьма сделала два-три глотка.
- Ты почему так мало выпил? - спросила она подозрительно.
Я виновато улыбнулся.
- Не хочется, - ответил я тихо. Наверное, Фатьма поняла это по-своему, - во всяком случае, выражение ее лица изменилось. - Я обычно не пью. Разве изредка… капельку. - Немного подумав, я добавил: - Вот в студенческие времена - было дело. Иногда даже чересчур. Злоупотреблял. Да, погуляли мы в свое время. Ей-богу!
Это было мое слабое место. Частенько мне приходилось оправдываться. Я вовсе не завзятый трезвенник. Но как объяснишь в компании, что у тебя нет привычки хлопать рюмку за рюмкой и что это не какой-то там принцип, а просто я не люблю спиртного, так же как, например, кто-то не любит помидоров. Конечно, тебе тут же скажут, что это детская болтовня, что это следует рассказать своей бабушке и так далее. Поэтому я и решил намекать на зверские переборы в университете. Это звучало очень правдоподобно, и те, кто не был знаком со мной в студенческие годы, стали уважать меня как человека с характером.
На самом же деле я еще ни разу не был хоть сколько-нибудь порядочно пьян.