Оно и понятно, Богам правда ведома, а с ней и покой живет - оттого ни сердцу, ни душе маята не знакома, и сон, что пух, легок, и жизнь - что сон, и смерть - что жизнь. А что еще надобно?
Филин ухнул три раза. `Странная птица, арифметике обученная', - сквозь сон подумала Халена и мгновенно проснулась от осознания, что не зря птица ровно три раза ухает. Знак это и не иначе Светозаровичей.
Девушка дала себе минуту, чтоб прийти в себя, стряхнуть остатки дремотной вялости - напрягла каждую мышцу, к себе прислушалась и зорко вокруг поглядывать принялась, ожидая гостей непрошенных. А темно-то как - своих бы в такой мрак не посечь.
И словно по заказу тучи на небе разошлись, звезды открылись и большой диск ночного светила, залил лес своим приглушенным светом. А следом неясный шорох раздался, словно зверек какой в кустах шебуршит. Пара минут напряженного ожидания и Халена увидела того `зверька'.
На поляну, округ которой стояла рать мирян, въехал каурый рысак, неся низкорослого крепыша.
Филин перед Халеной ухнул - Борун ответный знак Светозаровичам подал: видим ворога, примем. И руку, в кулак сжатую, вверх вскинул - приготовиться. Но хоть бы вздох по рядам прошел, хоть бы ветерком кто шевельнулся - тихо, словно не видели знака, не ведали о вороге, что уже крадется сквозь ночную мглу леса.
Халена усмехнулась, поглядывая на степняка, осторожно, еле слышно пробирающегося через траву - первый - разведка, не иначе. Правильно, рано за рукояти мечей хвататься. Один неосторожный вздох и вспугнется гость незваный и остальных всполошит. Не получится засады.
Девушка замерла, напряженно всматриваясь в очертания растительности на той стороне поляны - наверняка и другие там ждут. И точно, как первый прошел поляну, еще трое выглянули, словно тени от стволов отделились. И еще, и еще. Поплыли тихо, медленно - смотришь, и вовсе не люди - оборотни или призраки. И планы подстать!
Рука сама вскинулась за мечом и зависла в воздухе - ох, рано.
А цепь степняков все гуще и ближе. Вот уже один, второй мимо прошли, не заметив поджидающих их мирян. И потекли, как вода меж пальцев, меж рядами воинов. Видны были лица широкоскулые, смуглые и волосы, в хвосты на затылке скрученные, шапки с хвостами лохматыми, и оружие, что за спинами рукоятями торчало - сабли кривые, в чеканных ножнах и кожаных, кинжалы на поясах, джиды, полные стрел.
Степняки текли мимо мирян, не замечая их, что немало удивляло Халену. Она все ждала - когда? Боялась гулким стуком своего сердца выдать остальных. И вдруг за спиной раздался характерный звук разрубающей воздух стали, хлюп и хруст - чье-то тело упало в кусты, ломая ветки. И началось. Меч Боруна сверкнул, рассекая полумрак ночи, следом пошли клинки из ножен мирян. Халена выхватила свой и полоснула без раздумий проходящего мимо нее степняка. Тот был молод и толком не понял, что случилось, а уже падал на траву. Еще взмах, еще, и слева раздался приглушенный вскрик, за спиной - стон. В ушах забилась музыка боя, жадные ноты жаждущей стали, встречающей вражье тело, и жаркое жужжанье стрел, и жалкое ржание испуганных лошадей, и крики, что сами рвутся из горла в моменты стремления то ли к смерти, то ли к вечной жизни после нее.
Степняки, надо отдать им должное, встречали смерть с честью, пощады не просили, бились молча и решительно, и все же внезапное нападение мирян, изрядно подорвало их силы и уверенность. Более сотни положили гридни в легкую, фактически не получив никакого сопротивления. И это лишь на фланге Полесских.
Однако живые степняки были неплохими воинами - бились остервенело, жестко, с хитростью - обманывая, норовя со спины зайти, от прямого удара мастерски уходя. Чуяли правду - не выпустят их и сдавали свои жизни подороже, стараясь по рукоять обмыть свои голодные сабли.
Халена рубилась сначала одной рукой, а потом, перехватив саблю падающего с коня степняка, принялась бить ворогов с двух рук, и что вокруг делается, старалась не упустить, посматривала - как остальные, дюжат ли? Слева Усаня в самой гуще шагловитых и добро их вразумляет, обманки чуя, не подступишься. А и то - муж он крепкий и огромный, сил в нем, что в трех буйволах - сдюжит. А вот Трувояра зажали.
Халена в его сторону принялась прорываться, глаз с парня не спуская: держись, держись - шептали губы, а руки прорезали дорогу клинком. Она и не замечала куда бьет, взмах, толчок, еще взмах, другой, уход в сторону, толчок, взмах - все на автомате. Сталь пела и словно живая, разумная субстанция жила, казалось, отдельно от Халены и все ж с ней, за нее и за тех, кто рядом плечом к плечу - Бочаня, Мерко, Миролюб, Святолюб, Гневомир….
А лес гудел, растревоженный святотатством, и требовал дань кровью и жизнями. И получал виру, и пил мхом да травой кровь, принимал тела, рычал в лица ветром.
К-ха-а! - мимо лица сверкнула сталь. Только успела отпрянуть и автоматически выпад сделать. Пара бегов до Трувояра да не дотянуться - здесь, посреди поляны, самый бой, самое месиво. Кони по телам ступают, ноги бьют, вздыбливают от страха. И жарко, и в ухо какофония звуков бьет - крики, стоны, свист, хлюп.
Халену зажимали - слева, справа по трое. Она уворачивалась как могла, бездумно, на интуиции работая мечом, саблей. Но с левой руки оружие вскоре выбили обманным движением - и ведь чуяла подвох, да поддалась. Гневомир вовремя подоспел, а иначе легла бы мертвяком меж других тел, уже устилавших поляну.
- Куды ж ты в гущу? Порубят! - просипел побратим, откидывая степняков от Халены. А та и поблагодарить не успела - после как-нибудь - к Трувояру на помощь ринулась. И успела вовремя, как и Гневомир - встретила своим клинком летящую в спину парня саблю и отбросила в сторону, а кинжалом в левой руке под дых подлеца - отдыхай! Лошадь вздыбилась, роняя степняка. Мелькнуло искривленное болью лицо, растерянный, еще не понимающий, что остывает, взгляд черных глаз. А Халена уже следующего на землю отправила и пригнулась, пропуская летящую ей в шею, справа, сталь. Мимо. К-ха-а! - пропел ответно ее `Гром' и встретился с ребрами врага.
Разве думаешь о чем, когда рубишься? Разве чувствуешь усталость, когда и слева, и справа враги, и, кажется, конца им нет и края, а отступать - себя не уважать, тех, кто за спинами на них надежу имает, на поруганье отдать. И нет в такие моменты ничего хуже трусости и лучше смерти в чести. И счастье одно на всех - выстоять и победить. Не за себя радея, за тех, кто с мечом не сдюжит, и супротив ворога, что былинка против ветра. Не видать степнякам мирян, не видать просторов поляничей. Каждому своя воля и место, каждому свое дело. И в том оно свято, что по силам и уменью меряно.
Халена не знала и даже не думала, отчего так ловко от смерти уходит, отчего рука меч как себя чует, опасность заведомо предупреждая, предотвращая любой выпад. И усталости словно нет вообще и не было. Одно она понимала - ее место здесь, в сече по праву, наравне с мужами - воинами. Обошла ее судьба женскими делами управляться, зато мужними наградила в довольстве - не стыдно перед побратимами.
Ряды степняков значительно редели. Светлело и враги таяли, что ночные тени. Но и малость их еще злобилась, огрызалась и в рукопашную, и саблями. Халену в лошади ринули. Чудом чужих копыт избежала и огляделась - затихает бой: Светолюб, на рукоять меча опираясь, стоит, на Дружко смотрит, а тот с мальчишкой степняком бавится, дразнит, злит.
- Не убивай, - предупредила Халена, - пленные пригодятся.
Тот улыбнулся с пониманием и отправил степняка в нокаут. Светолюб на Халену уставился, оглядел оценивающе и хохотнул:
- Потрепали тя, воительница.
- Да и ты, смотрю, сполна получил, - не сдержала ответной ухмылки девушка. Светолюб заржал, что жеребец стоялый, меч оттер о тряпицу. - Знатно попотчивали ворогов!
- Авось поперед не сунутся! - заметил Гневомир, подходя к девушке. - Личико испачкала, Солнцеяровна.
Халена лишь плечами пожала: ерунда. Сейчас соберутся все и в Вехи: умываться, есть, пить, спать.
- Устала, - призналась и, воткнув меч в землю, оперлась на крестовину рукояти.
Гневомир хмыкнул:
- Знамо умаялась. Знатно рубилась… Эх, сейчас бы каравая краюху да жбан молока и в поволушу, - протянул мечтательно, оттирая меч от крови.
- Да я бы и здесь поспала - не обиделась. Вот как Лютабор, - кивнула на рыжебородого мужа, что дремал, прислонившись спиной к сосне. Но тут в паре шагов от него засвистел Ковылек и грянул приказ:
- Коней сбирай!!
- Ну, чё орешь, оглашенный?! Давно, поди, в табун согнали! Язвить твою, молодь полоумную! - гаркнул разбуженный мужчина. Тяжело поднялся и потопал к товарищам. - Сбираемся али Светозаровичей пождем?
Светолюб степенно меч в ножны сунул, оглядел поляну в раздумьях:
- Купалы не видно.
- Посекли его, - хмуро бросил Миролюб, подводя в гурту двух коней. Одни поводья Халене сунул. Девушка побледнела:
- Как посекли?
- По голове крестовиной тюкнули. Очухивается. Лежит на опушке, почем свет степняков кроет, в небо глядючи.
- Уф! - успокоено выдохнула Халена: жив! А что контужен да не в меру зол - не страшно. Не впервой его ворчание окружающей среде слушать. - Много раненых? Убитые есть?
И даже дыхание затаила - отведи Солнцеворот вести плохие.
- Десятка два посекли. Двоих наших зарубили, у Светозаровичей потерь поболе, - молвил, отворачиваясь от Халены.
- Кто? - спросили разом она, Гневомир да Светолюб. Лютабор засопел:
- Полянича зарубили. Зрил я, а пробиться не смог.
- Трувояра?! - нахмурилась девушка. А глаза, что всполохи на небе: и черны, и зелены, и желты.
- Не-е, Черныш лег, - качнул головой Миролюб. - И Вел-рыжий.