Парень, как сомнамбула, послушно двинулся в указанном направлении.
- Да, глубоко проникло зло, - задумчиво пробормотала девушка, глядя вслед своему спасителю. - Ну что ж, раз мне на Русь вход заказан, то моему воину нет. Надеюсь, он отплатит кому надо за радушный прием сторицей.
Виталий ее уже не слышал. Он шел вперед к неведомой цели не разбирая дороги. Извилистая тропинка чем-то ему не понравилась, и он начал спрямлять петли, продираясь сквозь кусты и перелески. Взбирался по склонам крутых оврагов, с ходу форсировал речки, не задумываясь: а куда он, собственно, так спешит? Неведомая сила гнала его вперед, он шел без отдыха день и ночь и к полудню второго дня добрался до шумного портового города, в который его почему-то категорически отказалась впускать городская стража. Это так расстроило Виталия, что он тут же полез в драку. Перед его все еще затуманенным взором мелькали тела блюстителей порядка, которые разлетались, как кегли, отдельно от своих алебард, стоило им оказаться в зоне действия удара разбушевавшегося юноши. Доставалось иногда и случайно подвернувшимся под руку прохожим. Виталий использовал свои навыки боевого карате, но противников было слишком много, нападали они сразу со всех сторон, а потому исход битвы предугадать было нетрудно. Сокрушительный удар по затылку чем-то очень тяжелым заставил парня покачнуться. За последние двое суток это был уже третий удар. "Ну сколько можно по одному и тому же месту?" - обиженно подумал Виталий, оседая на землю. К счастью, он успел потерять сознание, прежде чем озверевшие стражники начали обрабатывать его вножную, и вот тут-то ему досталось по всем местам, куда сумели дотянуться их сапоги…
Глава 2
Сознание медленно, но верно возвращалось. Избитое, превратившееся в сплошной синяк тело нещадно болело. Виталий медленно открыл глаза, поднял свесившуюся на грудь голову, огляделся. "Чтоб я еще когда с Васей Привокзальным связался!!! Втравил в историю, гад!" Смутная надежда, что он проснется дома в своей уютной постели, не оправдалась. Бред продолжался. Он висел на цепях, прикованный к стене в подземных казематах. Это была самая натуральная средневековая пыточная, освещенная только светом факелов. В углу камеры около жаровни что-то мурлыкал себе под нос, раздувая мехи, здоровенный, голый по пояс бородатый и лысый детина в черной маске.
- Надо же! Хрестоматийный палач, - хмыкнул Виталий.
- Почему хрестоматийный? - обиделся детина, - Я наш, исконно русский. - Решив, что жаровня набрала достаточную температуру, палач бросил качать мехи и начал засовывать в малиновые угли с мерцающими над ними синими огоньками пламени пыточные инструменты. - Так, тут порядок, скоро дозреют. Давненько я по профессии не работал, давненько… - Палач смахнул с лысины пот и приступил к настройке дыбы, - Слышь, малец, ты это… праздник мне не порть. Сразу не сознавайся. Покричи сначала чё нибудь по иноземному. Сатрапы там али еще чего ругательное скажи.
- Зачем? - Виталий хоть и пришел в себя, но явно не до конца, а потому немножко тупил.
- Струмент мне иноземный прислали, - пояснил палач, - все испытать хочу.
- Какой инструмент? - продолжал тупить корреспондент.
- Забавный, - оживился палач, - ножки злодея между хитрыми досочками зажимаются, клинышки в специальные пазы забиваются. Иноземцы говорят, безотказное средство, а царь-батюшка завсегда с каленого железа али с дыбы приказывает начинать. А народец-то хлипкий пошел. Лиходеи, ежели сразу не помрут, тут же виниться начинают. До испанских сапог дело не доходит. Одна надежа на тебя.
Ты уж не подведи, милый. Зубки стисни, слюну накопи, в морду мою поганую харкни, ну а я тут как тут с сапожками…
- Фигушки! Я еще до дыбы все скажу! Так что туши свои железки, они мне без надобности.
- Ну вот, - расстроился палач, - как тут повышать эту… как ее…
- Квалификацию, - подсказал Виталий.
- Ну да. Это слово.
Юноша обратил внимание, что обнаженный торс палача был в многочисленных подпалинах и ожогах.
- Я так понимаю, инструменты сначала на себе испытывал? - деликатно осведомился он.
- Не, это я по первости лиходеев неправильно к допросу готовил. Я их каленым железом, а они ножками сучить начинали. Железки на меня отбить норовили. И ведь отбивали! Такие все шустрые оказывались… - наивно удивился палач, - Хорошо, царь-батюшка подсказал, чё делать надо. Таперича злодеям сучить нечем.
Виталий опустил глаза. К стене были прикованы не только руки, но и ноги.
- Слышь, сынок, а может, это… все-таки помолчишь, а? - жалобно попросил палач. - Ну хотя бы минут двадцать.
- А какой мне смысл молчать?
- Так ежели ты сразу все скажешь, тебя раз-два - и на плаху, а так поживешь еще… минут двадцать. На дыбе повисишь, испанские сапожки примеришь. А уж я расстараюсь. Щипчики самые лучшие возьму. Ноготочки рвать буду - не почувствуешь! А как до плахи дело дойдет, топорик самый лучший подберу. Острый как бритва. Чик, и отмучился. Ну что? Договорились? - Нет, не договорились! - решительно мотнул головой Виталий, - Все будет очень просто. Без дыбы, без железа. Ты спрашиваешь, я отвечаю.
- Да если б я спрашивал… - мечтательно протянул палач.
Топот множества ног и приглушенные голоса за стеной камеры прервали их беседу.
- Ваше величество. Я ест заявлят протест!
- Я тебе заявлю! Ща вот как скипетром-то…
- Царь-батюшка, - запричитал кто-то, - это же не парадный прием, там обычный разбойник. Зачем вам скипетр и держава?
- Для солидности. Чтоб заранее трепетал. Пусть знает, собака, на чьих людей руку поднял!
Дверь с треском распахнулась, и в пыточную стремительным шагом вошел плотно сбитый, крепкий мужичок с державой под мышкой, на ходу размахивая скипетром, словно дубиной. За его спиной развевалась горностаевая мантия, на голове сидела лихо сбитая набекрень корона. Следом за царем в камеру просочился писарь с письменными принадлежностями в руках, высокий господин с лошадиным лицом в сером, явно иноземном кафтане и несколько стрельцов. Виталий с удовольствием освидетельствовал фингалы под глазами стражников, сообразив, чья это работа.
- Я буду жаловатца! - возмущался господин с лошадиным лицом. - Это ест произвол нат иноземный купец! Я как немецкий посол и глава купеческий гильтий…
- Слышь, Вилли Шварцович… - сморщился царь.
- Я ест Вилли Шварцкопф!
- Да мне до лампады, кого ты там ешь! Достал ты меня! Сказал же, все будет по закону! Сначала дыба, потом плаха. Чего тебе еще надо?
- Справетливый суд! Дыба - это ест произвол!
- Произвол - это то, что он на стражников моих напал.
- Это нато разобратца, кто ест на кого напал!
- Вот сейчас и разберемся. Малюта, дыбу готовь.
- А может, сначала сапожки, царь-батюшка? - с надеждой спросил палач.
- Дыба надежней.
Царь подошел вплотную к Виталию и начал рассматривать узника. Судя по недоуменному взгляду, державный увидел совсем не то, что ожидал.
- Федот!
К царю подбежал один из стражников. Красная шапка воина была оторочена дорогим собольим мехом, что говорило о том, что это был как минимум стрелецкий голова или сотник.
- Чего изволите, царь-батюшка?
- Это вот этот вот на вас напал? - ткнул скипетром в Виталий державный.
- Он самый, вражина! Не извольте сумлеваться! Лично ему рученьки-ноженьки вязал.
- Вот этот вот задохленький десяток моих лучших стрельцов… - Царь еще раз окинул взглядом юношу. По сравнению с мощными, массивными стрельцами Виталий и впрямь выглядел не очень представительно. - Да я вас всех… - Сбитая скипетром шапка стрельца полетела на пол, - Тоже мне сотник! Разжалую! Державу подержи, мешается.
Федот покорно принял из царских рук большой шар с крестом и бережно держал в руках, пока царь-батюшка скипетром охаживал его самого, как говорится, в хвост и в гриву.
- Царь-батюшка, - взмолился писарь, - вы бы скипетр пожалели. Он ить золотой. А вдруг погнется?
- Твое дело маленькое, - пропыхтел царь, - писарское. Садись и пиши. Сейчас допрос снимать будем. Ишь, учить меня вздумал.
Спустив пары, царь отнял у сотника свою державу, отвесил ему напоследок хорошего пинка и повернулся к Виталию. Писарь тем временем поспешил сесть за столик, разложил перед собой бумаги, поставил чернильницу-непроливайку, макнул в нее гусиное перо и застыл в ожидании начала допроса.
- Ну сам все расскажешь али сразу на дыбу? - грозно спросил царь.
Не успел юноша открыть рот, как палач за него тут же ответил:
- Ничё не скажет, царь-батюшка. Я тут с ним уже потолковал. Ни в какую! Пусть меня режут, говорит, пусть бьют, пусть на дыбе подвешивают, ничё не скажу! А вот ежели испанские сапоги на меня примерить…
- Да задолбал ты меня своими сапогами, Малюта! Я тебя спрашивал? - возмутился царь.
- Так я ж в интересах дела, - стушевался палач, - чтоб, значится, время ваше драгоценное зазря не тратить.
- Правду мой палач говорит? - уставился на Виталий царь.
- Врет, - лаконично ответил юноша. - Наоборот, это он меня уговаривал молчать, пока меня пытать будут. Вы бы его проверили. Может, засланный какой?
- Что? - ахнул палач, - Это я засланный? Да я верой - правдой… Царь-батюшка, - рухнул на колени Малюта, - не верь супостату! Я свой! Исконно русский! Вот истинный крест…
Царь внезапно рассмеялся.
- А ты ловок, шельма, - погрозил он пальцем Виталию. - В первый раз вижу, чтоб палач перед узником на коленях стоял.
- Я не перед ним, я перед тобой, царь-батюшка, на коленях стою, а этого изверга я сейчас лично на дыбу аль куда прикажете…