- Жучок, ты охренел? Куда лапы тянешь?
- Сплетник сказал, чтобы все было естественно…
- Какое естественно? Я же кот!
- Сейчас ты Василиса.
- Но это же противоестественно!
- О! То, что сплетник заказал.
- Да я тебе сейчас хвост оторву!
- Ую-уй! Это не хвост!
- Тихо, идиоты! - зашипел на них Виталик. - Сюда идут!
Но идиоты не унимались, а потому, когда в спальню вошел Дон с факелом в руке, он сразу увидел Василису, которая старательно душила Гордона, сидя на нем верхом. Слетевшее в процессе борьбы одеяло давало возможность полюбоваться "супругами", которые предстали перед ним во всей красе.
Оторопевший Дон точно так же, как и Кощей, задал гениальный вопрос:
- А чёй-то вы тут делаете?
Стул, запущенный нежной "женской" ручкой "Василисы", унес его обратно в коридор.
- Слышь, Гордон, этот Дон совсем оборзел. Он за нами подглядывает!
Дон ворвался обратно в спальню, на ходу сдергивая маску.
- Да как ты смеешь, ведьма, на меня, законного царя Всея Руси, руку поднимать!
- Ах, вас еще и двое! - возмутилась "Василиса", схватила табуретку и начала ею по всей спальне гонять Дона с Жучком.
- Меня-то за что? - верещал Жучок.
- За то, что чуть чести не лишил деву невинную! - мяукнула "Василиса".
На устроенный ими шум в комнату ворвалась Лилия, разумеется, в образе Василисы.
- Двоих мы не выдержим, - испуганно сказал Дону Жучок.
- Ага, - кивнул Дон.
- Тикаем!
Дурной пример заразителен. Дон чуть не выпрыгнул вслед за Жучком в окно, но его вовремя перехватила Лилия.
- Третий лишний, - опомнилась "Василиса" и тоже сиганула в окно, на лету превращаясь в Ваську.
В спальню вбежал один из людей Дона.
- Детей в детской нет!
- Ушли! - взвыл Гордей.
- Зато теперь ты главный, - проворковала Лилия. - Янка в темнице сидит, остальные в бегах. Так что трон уже твой.
Бешеный гнев, охвативший при этих словах Виталика, заставил его отшвырнуть в сторону портьеру и выскочить на середину разгромленной спальни, выхватывая саблю на лету.
- Не надо! Ты с двумя не справишься, а Янка велела тебя спасти во что бы то ни стало!
Маленькая ручонка Грини вцепилась в его палец, втянула в стену, и картина перед глазами сплетника резко изменилась.
- Какого хрена! - Виталик чуть не грохнулся на пол, запнувшись о какой-то ящик, появившийся под ногами. - Черт! Темно, хоть глаз коли. Ты куда меня занес?
- В сарай, - откликнулся Гриня.
- Какой еще сарай?
- На подворье старшей дочери Тишайшего. Я только туда могу тебя переносить, где сам раньше бывал или куда вхож мой хозяин.
- Какой именно хозяин? - насторожился Виталик. - Никвас?
- Нет. Тишайший. Пока он глава рода…
- Понятно, - нетерпеливо перебил домового сплетник. - А в какие дома, кроме своего собственного, вхож твой хозяин?
- В палаты царские, в дома своих дочерей, - начал перечислять Гриня, - в бордель…
- Стоп! Это который в Лебяжьем переулке?
- Ну да. У нас в Великореченске только один бордель.
- Вот на этом пункте программы мы и остановимся. Быстро перетаскивай меня к мадам Нюре.
Домовой выполнил команду, поняв его буквально. Втащив сплетника за собой в стену сарая, он вытащил его из стены личных покоев содержательницы борделя, которая в это внеурочное время была не одна. Впрочем, почему внеурочное? Это было как раз самое рабочее время в заведении мадам Нюры, и одного из клиентов она обслуживала лично в своей комнате. Нет, пусть читатель не подумает чего плохого. Если она и занималась с клиентом тем, чем занимался Гордон с Василисой в своей спальне, когда Виталик их навестил, то это, как говорится, было до того как. В данный момент клиент сидел за столом пьяный в дым, с мрачной решимостью заряжая пистолеты, а пригорюнившаяся мадам Нюра сидела напротив, глядя на него грустными глазами.
- Может, передумаешь? Должность у тебя великая, а ты…
- Не-а, - упрямо мотнул головой Вилли Шварцкопф, заряжая очередной пистолет. - Я их усех, сволочей, сеебом нашпигую!
- Серебром?
- Сеебом. Я… ик!.. Ваньке Левше да-а-авно сеебяные пули заказал. Ик! Тут на всех хватит!
- Не подскажешь, на кого именно? - шагнул к столу Виталик.
- О! Тезка. Сдись. - Немецкий посол отложил в сторону пистолет, взялся за початую бутылку водки, разлил ее содержимое по стаканам.
- Что празднуем? - поинтересовался сплетник.
- Самоубивство.
- Чье?
- Мое.
- Тезка, ты с ума сошел?
- А разве с этой хренью идти на них, - кивнул Вилли на пистолеты, - не самоубивство?
- Да на кого ты идти-то собрался?
- На епис… ик!.. копа.
- Э, а ты не перебираешь? - заволновался юноша. - Насчет самоубийства не знаю, но, может, оставим теологические споры монахам? Пусть они сами между собой разбираются. Вот вернется патриарх с владыкой Сергием из моих земель…
- Не успеет… ик!
- В смысле?
- Его… ик! Кто-то вспоминает, зар-р-раза! Его… ик!.. епископ надолго в твои земли уехал… ик!.. шобы он под ногами не путался.
- Та-а-ак… - нахмурился сплетник. - А что еще епископ задумал? Ты, я смотрю, в курсе многого. Колись.
- А чё там колоться? Ик! Епископ сам… ик!.. раскололся. - Вилли вытащил из кармана смятый лист бумаги и кинул его на стол. - Вот… три часа назад раздали…
- Да тут не по-нашему писано, - смутился сплетник, увидев незнакомые буквы.
- Темнота… ик! - Вилли потряс головой, расправил бумагу и начал читать: - "Всем… ик!.. после… ик!"
- Да выпей ты воды! - не выдержал Виталик.
- А вот это пра… ик!.. вильно. Не чокаясь! - Посол залпом опорожнил свой стакан, похлопал мутными глазками на Виталика и продолжил чтение. Как ни странно, но очередная доза, вместо того чтобы окончательно увести в астрал, наоборот, слегка прояснила его сознание. - "Всем последователям веры истинной, - начал переводить Вилли, - повелеваю быть на публичной казни сожительницы государственного преступника Виталия Алексеевича Войко, именующего себя также царским сплетником, которая завтра в полдень силами святой инквизиции будет предана огню на центральной площади Великореченска. После сего деяния богоугодного приказываю всем пройти в костел посольской слободы, где произойдет торжественный молебен в честь Государя Всея Руси царя-батюшки Гордона, изъявившего желание принять веру католическую".
Мадам Нюра ухнула.
- Янку на костер? - зарычал Виталик.
- Ага, - отбросил в сторону инструкцию Вилли и кивнул на пистолеты. - Видишь, как я к их празднику готовлюсь?
- Вижу. Три часа назад, говоришь, инструкции раздали?
- Ага. А два часа назад ее и твоих людей на подворье Никваса повязали. Говорят, девчонка какая-то туда с Доном пришла, махнула рукой, они все и попадали.
- Ясно. Значит, к самоубийству готовишься?
- Ага. - Вилли налил себе еще один стакан. - Их же много, а я один.
Посол влил в себя очередную дозу и плюхнулся физиономией в тарелку с квашеной капустой, окончательно уйдя в астрал.
- И что мне с ним теперь делать? - глядя жалостливыми глазами на посла, спросила мадам Нюра.
- Постараться, чтоб к утру в себя пришел, - буркнул Виталик, накатил стакан и задумался…
33
Этот день выдался ненастным. Дождя еще не было, но небо хмурилось. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь серые облака, а на горизонте чернели тучи, предвещавшие грозу. Собравшийся на центральной площади Великореченска народ недовольно гудел, поглядывая на небо и суетящихся неподалеку от помоста с плахой монахов. Подручные Варфоломея Виссарионовича сооружали костер, обильно поливая маслом хворост, над которым возвышался деревянный крест. Им активно помогала группа молодчиков, одетых в иноземную одежду. (Они были без масок, и теперь в них трудно было опознать людей Дона Гордого.) За их действиями с нескрываемым удовольствием наблюдал Гордон. Для державного и его царственной супруги плотники в срочном порядке соорудили возвышение, где он в данный момент и восседал рядом с Василисой. В отличие от царя-батюшки, который буквально раздувался от гордости, любовно поглаживая подлокотники трона, Василиса сидела с каменным лицом, крепко поджав губы. Неподалеку клубилась боярская дума в полном составе, готовая грянуть дружное "одобрямс" любым действиям царя-батюшки. Около помоста с плахой стояла закованная в цепи команда Виталика, покорно ожидая своей участи. Вдоль шеренги арестантов прогуливался счастливый Малюта, нежно поглаживая рукоять топора.
- Ишь, присмирели, соколики.
- То-то и странно.
- Ой, чё-то тут не то, люди добрые! Они ить по пьяни малым числом Великореченск с ходу брали, а тут как опоенные стоят.
Сдерживаемая цепью стрельцов толпа откровенно недоумевала. Гомон толпы достиг ушей державного, и он понял, что пора начинать шоу. Царь поднялся. Над площадью сразу воцарилась тишина.
- Дети мои, - хорошо поставленным голосом начал вещать Гордон, - большая беда пришла на Русь Святую. Посланник сатаны проник в самое сердце ее, в царский дворец, и чарами черными околдовал разум вашего любимого царя-батюшки и царицы-матушки. Я думаю, вы уже поняли, о ком идет речь. Об антихристе, нарекшем себя царским сплетником. Этот злодей не только смутил мой разум, но и склонил ко греху прелюбодеяния одну из моих дальних родственниц Янку Вдовицу. Он околдовал ее злыми чарами, заставил заниматься чернокнижием и черным колдовством. Его беспредел не знает предела! - распаляясь все больше и больше, вопил Гордон.
- Ты хоть сам-то понял, что сказал, придурок?