- Разумеется! - расхохотался Лэн, которому уже наскучило парить под потолком. Теперь он отрастил десяток глаз на длинных тонких стебельках и рассматривал комнату со всех сторон одновременно. - Иначе замуж за князя придется выходить мне!
- Дурья башка, - проворчал Обэ, переворачиваясь на живот. - Кольцо, которое ты повезешь не простое. Это святыня Уммы - кольцо Речного Бога, Суббахи. Бог разгневается, если принадлежащий ему предмет будет носить чужеземец, ни разу не омывший тела в водах Желтой Реки.
Внезапно Лэн почувствовал себя очень умным и хитрым - настолько хитрым, что господину Обэ не стоило даже и пытаться обвести его вокруг пальца. Он втянул в себя глаза-стебельки, простер вперед гибкую, как змея, руку и помахал ею перед носом Начальника Писцов:
- Ты меня не проведешь, плутишка! Если бы это кольцо действительно значило для вас так много, Замурру не выставил бы меня из города верхом на осле!
- Кто говорит про осла? Для тебя приготовили двух великолепных скакунов, каждый из которых стоит больше золота, чем ты видел за всю твою жизнь. Задницей Энки клянусь, я за таких коней родную мать бы продал… А то, что некоторые маги не понимают княжеских шуток, так это не моя печаль, приятель.
- Ну ладно, - великодушно согласился Бар-Аммон, - пусть будет святыня. А где она? Где это ваше кольцо Суббахи? Или мне о нем тоже на конюшне спросить?
Начальник Писцов сел на кровати и с сопением принялся рыться в складках своей одежды. Наконец он извлек на свет небольшую деревянную коробочку, запечатанную коричневой восковой нашлепкой, и протянул ее Лэну:
- Кольцо здесь. На коробке оттиск княжеской печати, так что лучше не открывай. И уж если ненароком откроешь, смотри не забудь, что его нельзя носить чужеземцу!
Маг осторожно принял коробочку из рук покровителя, поднес ее к уху и тихонько потряс. Внутри что-то тяжело брякнуло.
- Я тебе доверяю, - сказал он напыщенно. - Отвезу так. А оно… очень дорогое?
- Не расплатишься, - фыркнул Начальник Писцов. - Но исчезать вместе с ним не советую - никто у тебя его не купит. Гнев Суббахи настигнет святотатца, где бы он ни был.
- Неужели ты подозреваешь меня в столь низких мыслях? - возмутился Бар-Аммон. - Я всего лишь интересуюсь, не может ли столь редкая вещь привлечь внимание разбойников, которых, как я слышал, в предгорьях немало.
- Разбойников привлекут твои кони, - перебил его Обэ. - И это произойдет наверняка, так что подготовь парочку боевых заклинаний помощнее. Что же касается кольца… я уже говорил тебе - лучше спрячь его до поры хорощенько. А когда придет время надеть его на пальчик принцессы, постарайся сделать это без свидетелей. В Снежной Твердыне, видишь ли, полно тех, кто считает Суббахи… как бы это помягче… чем-то вроде омерзительного демона.
Лэн тяжело вздохнул. Профессия сделала его агностиком, и он не верил в богов, хотя признавал, что в мире достаточно всевозможных сверхъестественных сил. И все же, сталкиваясь с очередным проявлением религиозного фанатизма, он неизменно чувствовал себя участником парада дураков.
- А кому поклоняются в Снежной Твердыне? - из вежливости спросил маг, пряча коробочку с кольцом в потайной карман своего хитона.
На грубом лице господина Обэ мелькнула гримаса отвращения.
- Карсую Карлису, - он словно выплюнул застрявшую в горле рыбью косточку.
Лэн поднял брови:
- А кто он такой?
- Господин Льда.
4
Лэн пересек долину за неделю. Начальник Писцов не обманул - кони действительно оказались великолепные. Путешествовать по безопасным дорогам княжества было сущим удовольствием - постоялые дворы располагались в пределах половины дневного перехода один от другого, и на каждом подорожная грамота Замурру открывала перед магом двери лучшего гостевого покоя. Увесистый мешочек с золотом, полученный от господина Обэ, позволял заказывать в харчевнях лучшие блюда и не разбавленное водой вино. Настроение Лэну портили только горы, неумолимо выраставшие на горизонте по мере того, как он продвигался все дальше на восток. Желто-коричневая плодородная равнина, по которой протекала река, постепенно переходила в каменистые возвышенности, на которых не росло ничего, кроме чахлого кустарника и жесткой травы, похожей на пучки обломанных стрел. Землю здесь уже никто не обрабатывал; кое-где взгляд натыкался на поднимающиеся к серому небу ниточки дыма далеких костров - то были поселения рудокопов, добывавших в этих негостеприимных местах медь и серебро. На душе у Бар-Аммона становилось все тревожнее. На восьмой день он не обнаружил на дороге постоялого двора и был вынужден заночевать под открытым небом. Кони беспокойно всхрапывали, заставляя Лэна каждый раз вскакивать и до боли в глазах всматриваться в окружающий мрак. Ему казалось, что он различает мерцающие во тьме рубиновые огоньки, слышит чье-то приглушенное рычание и шорох земли, осыпающейся под тяжелыми мягкими лапами… но все это, по-видимому, объяснялось простой игрой воображения, К концу следующего дня горы превратились в гигантскую крепостную стену, перечеркнутую длинными закатными тенями; выдававшиеся вперед скалы-контрфорсы нависали над дорогой угловатыми темными громадами, проходить под которыми было страшновато. Лэна не оставляло ощущение, что за ним наблюдают чьи-то недобрые глаза; один раз он заметил, как шевелится кустарник на гребне далекого утеса, хотя в воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка. Чем сильнее сгущались сумерки, тем враждебнее казался магу окружающий пейзаж. Наконец, когда в равнодушном фиолетовом небе зажглись первые колючие звезды, Бар-Аммон увидел сбоку от дороги помаргивающий сквозь наплывы вечернего тумана огонек. Разумеется, это могла быть ловушка - на предгорья власть Замурру почти не распространялась, и лихие люди стекались сюда со всего княжества, - но Лэн предпочитал провести ночь в разбойничьем логове, лишь бы не оставаться наедине с черной, населенной призраками тьмой. Впрочем, подъезжая к спрятавшейся за туманом хижине, он не забыл извлечь из заплечной сумы все свои многочисленные амулеты и талисманы. На не искушенных в магии людей эти побрякушки, как правило, действовали лучше всяких охранных грамот.
Хижина, к которой он подъехал, выглядела такой маленькой, что вместила бы в лучшем случае троих разбойников, причем одному из них пришлось бы служить другим в качестве скамьи. Она была сложена из необработанных камней, кое-как скрепленных черным варом, и крыта соломой. За те два месяца, что Лэн провел в княжестве, он впервые увидел строение, построенное без помощи глины.
Бар-Аммон спешился на достаточном расстоянии от дверей, и, ведя коней в поводу, осторожно подобрался к хижине и заглянул в окошко. Оно представляло собой простую дыру в каменной стене, и Лэн сразу же ощутил сильную вонь прогорклого жира, перемешанную с ароматами кислого пива и давно не мытого тела. За кривым скособоченным столом сидел мощного сложения мужчина, строгавший широким ножом толстую, матово поблескивавшую рыбу. Вторая рыбина, наполовину засунутая в кувшин с узким горлом, служила мужчине лампой - изо рта у нее торчал зажженный фитиль, и света она давала вполне достаточно. В углу комнаты к стене прислонился устрашающих размеров меч, тяжелый и не слишком удобный с виду двуручник, которым при необходимости можно было без особого труда поделить человека пополам. У другой стены в сложенном из крупных булыжников очаге пылал огонь.
Один из коней - Кусака - громко всхрапнул прямо над ухом Лэна. Мужчина вскинул голову и, развернувшись к окну, выставил нож перед собой.
- Эй, добрый человек, - позвал Лэн, предусмотрительно держась сбоку от проема, - не пустишь ли погреться?
Рыбоед поднялся, отбросив в сторону грубо сколоченную скамью. На стене комнаты заплясала чудовищная горбатая тень.
- Может, и пущу, - прозвучало это не слишком гостеприимно. - Да только скажи сначала, кто ты таков и откуда здесь взялся?
- Зовут меня Тир ар-Валлад, - солгал Бар-Аммон. - Я странствующий повелитель духов и направляюсь прямиком в Снежную Твердыню.
Имя, названное им, принадлежало одному покойному магу из Эпидафнии, но Лэн без зазрения совести пользовался им в своих странствиях, поскольку резонно предполагал, что старику уже все равно, а ему как-то спокойнее.
- Ты один? - подозрительно осведомился хозяин хижины.
- Со мной мои кони. Я бы напоил их, с твоего позволения…
- Колодец за домом, - буркнул мужчина. - Там же и коновязь.
- Благодарю тебя, добрый человек!
Лэн привязал коней хитрым узлом, которому научили его моряки Тидона, - такой узел ни за что не развязать тому, кто не знает секрета, а вот посвященному на это потребуется лишь одно мгновение, - взвалил на спину мешки с подарками для горской принцессы и вернулся к хижине.
- Заходи уж, раз пришел. - Тепла в голосе человека с ножом не прибавилось. - Торбы свои на пол ставь, не бойся, красть здесь некому… Маг, говоришь?
- Повелитель духов, - с достоинством поправил Бар-Аммон, расправляя плечи. - Странствующий.
- Это я вижу. - Мужчина многозначительно посмотрел на нож в своей руке, положил его на столешницу и подхватил из миски отрезанный кусок рыбы. - Есть хочешь?
- Не откажусь. - Лэн огляделся вокруг, пытаясь понять, есть ли в комнате что-нибудь похожее на стул или ему придется сидеть на полу. - А ты не назовешь себя, прежде чем мы преломим хлеб?
Незнакомец диковато взглянул на него и вдруг расхохотался.
- Ты за кого меня принимаешь? За идиота?
- Твоя вера запрещает тебе называть свое имя первому встречному? - предположил Бар-Аммон. Это вызвало новый приступ смеха.
- Ты хочешь сказать, что не знаешь, куда попал? - икая, спросил мужчина. - Не понимаешь, кого просишь о ночлеге?
В желудке Лэна зашевелился омерзительный холодный червячок.