- Откуда я знаю, что ты спас ей жизнь? Это с твоих красивых и длинных слов выходит, что медведь разорвал бы ее на кусочки, а я знаю Иру уже больше трех лет - таких зверюг она душила голыми руками!
Перебор, конечно, но мне все равно приятно. Я не спорю с Толей, предоставив эту прерогативу Эзуку, который, как мне кажется, в сотни раз сильнее меня в полемике.
- Я видел, что медведь убьет ее.
- Это тоже было написано у нее в душе?
- Нет, это было написано на ее судьбе.
Толя ненадолго умолкает, не в силах возразить что-то против такого аргумента. Против человека, который утверждает, что может читать не только души, но и судьбы!
- Ты, значит, и судьбы читать умеешь? Как черным по белому? А переписать страничку в книге судеб ты бы мог?
- Мог, Толя. - неохотно соглашается Эзук, впервые за время всего разговора проявивший какие-либо эмоции, кроме спокойного и уверенного добродушия. - Мог бы переписать хоть ее всю, но не стану этого делать. Ибо корректировать судьбу мира можно лишь с позволения Божьего, и сказано в Библии: "Не искушай Господа своего".
- Я не прошу переписать судьбу мира. - с издевкой спрашивает Толя, - Я прошу переписать судьбу конкретного человека, то есть, меня.
- Судьба каждого человека - есть кусочек судьбы мира. Они слишком тесно взаимосвязаны, чтобы изменить одну из них, не задев другую. Ты определяешь мир, мир определяет тебя…. Ты не знал, Анатолий?
- Иди ты к черту, хренов теолог. - бурчит себе под нос окончательно сбитый с толку Толя. - Скажи, хоть, чего тебе надо?
- Помочь вам. - просто отвечает Эзук.
- Ты помог. - вмешиваюсь в разговор мужчин я, - Что дальше?
- Помочь вам еще раз.
- И каким же образом?
- Еще раз спасти от смерти вас обоих.
Мы с Толей ошалело переглядываемся, и во взгляде каждого из нас можно прочесть: "Ну и замашки!" Спасти бегуна от смерти?… Это даже покруче, чем мечта любого мародера, "Убить бегуна".
- И где же нас ждет Костлявая? - спрашиваю я.
- В пятом бункере. - скорбно сложив руки на груди отвечает он. - Бункера больше нет, он захвачен людьми Мадьяра.
- Кто такой Мадьяр?
- Павел Мадьяров. Бывший лейтенант вооруженных сил России. Бывший - не потому, что был отправлен в отставку, а потому, что вооруженных сил не стало в принципе. Вовремя боевых действий на северном Кавказе при применении снарядов из обеденного урана, что, естественно, было санкционировано свыше, но нигде и никогда не упоминалось, Мадьяр впервые обнаружил, что подержав в руках такой снаряд может настроить свой слух так, чтобы слышать ультразвук. Начал экспериментировать со своим новым талантом, и понял, что натеревшись порошком из обеденного урана, может обогнать идущий на полном ходу танк. Доложил об этом своему начальству, после чего получил повышение и был переведен в особое отделение, состоящее из нескольких десятков подобных ему.
- Бегунов? - выдохнул Толя.
- Да, вы называете их именно так. Надо сказать, меткое название - в других городах то же самое явление называли суперменами, летучими мышами, инфралюдьми и ночными кошками. Название "Ночные кошки", надо сказать, пошло именно из армии - именно так назывался этот экспериментальный отряд.
- Откуда ты все это знаешь? - задаю я, наконец, тот вопрос, который следовало бы задать сразу же после его слов о падении "пятерки".
- Вы же бегуны, - улыбается он, - Вот и используйте свои способности по назначению. Обо всем этом говорит Черное Безмолвие. Воздух пропитан вестями, и нужно лишь уметь их слышать. Кому, как не вам, слышащим ультразвук и видящим инфракрасный свет, говорить с Безмолвием?
Мы молчим и, должно быть, выглядим пристыженными - мол он, называющий себя человеком, слышит то, что недоступно нам. Но в наших головах вертятся сейчас совершенно иные мысли. Как? Откуда? Почему он знает о нас и о падении "пятерки"? Ведь все эти разговоры о голосе Безмолвия - полная чушь, и в самом деле, кому, как не нам, знать это. Но… Эзук знает кто мы, знает о Мадьяре, если его и в самом деле зовут именно так, знает о захвате "пятерки"… Как?
- И что планирует Мадьяр в дальнейшем? - спрашиваю я, думая о том, что этот вопрос нужно было задать сразу же, не гадая о том, кто такой Эзук, и откуда он знает о последних событиях.
- Ему нужны бегуны для нападения на Штаты и, естественно, ядерный арсенал завода. Вооружившись в пятом бункере он двинет к заводу всех своих людей. Да, собственно, уже и двинул. Максимум, через час, они будут у северных ворот, и обрушатся на завод всем скопом.
- Сколько их? - спрашивает Толя. Нет, все-таки, не снабженец он. Солдат…
- Три с лишним сотни.
- Помимо Мадьяра среди них есть бегуны?
- Еще двое. Не менее сильные и тренированные, чем он. Его сослуживцы из "Ночных кошек".
Толя зло бьет себя кулаком правой руки по раскрытой ладони правой. Я понимаю его чувства - трое хорошо обученных бегунов-диверсантов, атакующих завод вместе с оравой обычных людей… Приятного мало.
- А теперь - последний вопрос… - Толя делает шаг к Эзуку, а затем молниеносным движением выхватывает нож и приставляет к его горлу. - Кто ты, и зачем ты все это рассказываешь нам? Только не надо больше говорить про голос Безмолвия и про твое желание бескорыстно спасти нам жизнь. Понял?
Эзук кивает. В его глазах не видно и тени испуга - он все так же спокоен и рассудителен.
- Ты все сказал сам, Анатолий. Мне нечего добавить к твоим словам. Ты же запретил мне говорить правду.
Издав протяжный стон, Толя отпускает Эзука и прячет нож в ножны.
- О Боже мой! - бормочет он, - Да что ты за урод-то такой, а? Откуда ты на мою голову?!
Меня осеняет догадка, и я говорю, обращаясь к Эзуку:
- А что с Сергеем?
- С Сергеем? - непонимающе переспрашивает он.
- Еще одним бегуном из нашей команды. Он отправился в "пятерку", когда связь оборвалась. Так, для профилактики - проверить, что к чему. Попутно должен был восстановить связь. Он не вернулся… Мы предполагаем, что его накрыло взрывом… В общем, могло что-то случиться и… - я теряюсь окончательно. Мне не хочется даже думать о том, что Серега мог погибнуть, а уж высказывать эту мысль вслух - Боже упаси.
- Понятно… - задумчиво произносит Эзук, и его лице читается удивление и непонимание. - Нет, о нем я ничего не знаю.
- Что, Безмолвие молчит? - с издевкой спрашивает Толя.
- Оно никогда не молчит. - отвечает он, - Но далеко не всегда отвечает на мои вопросы. Я попробую что-нибудь выяснить.
Сидящий у его ног волк дает о себе знать низким гортанным рычанием. Шерсть зверя встает дыбом, и он, затравленно озираясь, прижимается к ногам Эзука.
- Что? - спрашивает Толя не то у волка, не то у человека.
- Белки. - отвечает Эзук. - Где-то рядом промчалась стая белок.
- Где-то рядом? - уточняю я, - Или эти отродья идут за нами?
Эзук прислушивается, склонив голову на бок. Волк, кажется, готов зарыться в снег по самую макушку. Мы с Толей тоже чувствуем себя не очень уютно, так как уже не раз сталкивались с мутировавшими белками Безмолвия. По одной эти твари не опасны, но в том-то и дело, что они редко охотятся в одиночку. Стая из 30–40 особей способна обратить в бегство и стаю волков, и даже медведя, имевшего наглость оказаться на их пути. Немногое сейчас помнят о том, что до войны не белки охотились за нами, а мы за ними… Тогда они были очаровательными пушистыми созданиями, и каждый ребенок мечтал покормить их орешками с руки. Теперь же, когда зелени и орехов в лесах практически не осталось - лишь подснежные мхи, которыми питаются немногочисленные олени, лоси и мелкие грызуны, белки переключились на мясную пищу. Ну а поняв, что в одиночку им не завалить даже крысу, сплотились в стаи, организованные по принципу волчьих. Теперь эти хищные голодные существа, увидев протянутую им ладонь с орешками, без раздумий откусят человеку несколько пальцев, не притронувшись к угощению.
- Они идут сюда. - говорит, наконец, Эзук. - Идут на запах крови…
- Тогда нам здесь больше нечего делать. - с сожалением покосившись на тушу медведя, констатирует Толя, - Понеслись.
Я киваю ему и поворачиваюсь к Эзуку, успокаивающего волка, глядя его по загривку.
- Эзук, ты пойдешь с нами?
- Извини, Ира, но нет. У меня есть другие дела. В частности - найти твоего Сергея.
- А белки? Беги! Даже если ты - человек, а не бегун, у тебя еще есть шанс спастись.
- Они не тронут меня, Ира… Беги. Сейчас нам с тобой не по пути, но мы еще увидимся. Обязательно…
Я улыбаюсь ему, в душе думая о том, что спасибо еще, что он не добавил "Увидимся в "восьмерке". Ну не идут у меня из головы эти слова Мадьяра, и все тут. Да, логично предположить, что это лишь провокация, призванная заставить меня уговорить Сырецкого оттянуть наших бойцов прочь от завода, но… Материнское сердце - это не литературный оборот, это диагноз.
- Ира! - окликает меня Толя. - Бежим!
- Бежим.
Мы срываемся с места, наслаждаясь бурлящей в наших жилах силой. Ноги несут нас сами, автоматически выбирая дорогу. Деревья, кажется, сами уходят с нашего пути, раньше, чем мы успеваем даже подумать о том, как обогнуть их. Белки остаются далеко позади, как и Эзук, рискнувший остаться наедине с этими дьявольскими отродьями. Как-то уж больно легко мы оставили на верную смерть человека, помогшего нам и, быть может, спасшего нам жизни. Хотя нет, на душе спокойно, как будто так и должно быть. Ну не может он быть человеком - бегун он, или кто-то еще - не знаю, но человек не смог бы выжить без костюма в Черном Безмолвии, да еще и сразу после ядерной атаки Денвера.