В ответ на риторический вопрос краб Эрцех начал мигать всеми цветами радуги, как каракатица во время брачного сезона, пробегая от бархатно-черного оттенка до пронзительно-фиолетового. Это был настоящий язык красок, который я прекрасно понимал. Через минуту мне стало известно, кто я на самом деле и зачем меня ищут по Вселенной, от которой осталось уже всего ничего.
Глава 49
Я снял шлем и посмотрел на брата. К горлу подкатил комок.
– П-п-п… – начал я неуверенно.
– П-петя, – помог брат. – Я – Петя. А ты – П-павлик. В последний момент мы передумали и снова поменялись курточками. Совесть не позволила обмануть отца. Просто ты забыл. Идиосинкразия одолела.
– Как ты можешь так шутить? – у меня дрогнул голос. – Я тебя искал всюду. А ты отсиживаешься неизвестно где.
– Я не отсиживаюсь, – заморгал Петр. – У меня тоже все было не просто, – брат, отвернувшись, подозрительно зашмыгал носом. Я сдерживался из последних сил.
– Это просто шок, – профессор взял меня за руку и незаметно пощупал пульс. – Все будет в порядке. – Он достал из кармана плоскую фляжку и поболтал в воздухе. – Выпейте глоточек, вам станет легче.
Крепкая жидкость, напоминающая рижский бальзам, приятно обожгла рот и потекла по пищеводу. Голова прояснилась. Я сразу вспомнил Мамаева. Зная его характер, я легко представил, как заслуженный геолог давно кроет меня многоэтажным, как здание СЭВ, сленгом. Но к закуске не притрагивается.
– Гарун, вам налить?
– Мне нельзя, – отказался Гарри, укладывая Эрцеха обратно в саквояж. – Я за рулем.
– А я выпью, – Лемех сделал глоток из фляжки и завинтил крышечку. – Вот и славно. Коллеги, нам пора. Белов! Вы, Павел Евгеньевич, собирайтесь. Нас ждут великие дела.
– Погодите, – заколебался я. – Я не могу так сразу. Я на службе. Мне с письмами надо закончить.
– Не беспокойтесь, – сказал профессор. – Работу продолжат без вас.
– Вам легко говорить, – отбивался я. – Вы еще не знаете нашего главного редактора. Кстати, мне еще одну рукопись дочитать надо.
– За это не волнуйся, – уверенно сказал Гарун. – Ее уже дочитали.
– Кто? – вскинулся я.
– Кому надо, тот и прочитал, – подмигнул Петр. – Пойдем, сам увидишь.
Мы вышли в коридор и остановились возле моего кабинета. Брат достал из кармана белую пластинку размером с открытку и приложил к стене. Поманив меня к себе, он показал знаками, что нужно щелкнуть по пластинке. Я щелкнул ногтем по упругому пластику. Пластинка засветилась, на ней появились цветные полосы, как при настройке телевизора. Я "кликнул" еще раз. В прямоугольной рамке появилось изображение грузного мужчины с бутылкой пива в руке. Это был Мамаев. Он сидел на столе и беседовал с кем-то, кто не попадал в кадр этого прибора, который показывал через капитальные кирпичные стены.
Я ткнул пальцем в левый нижний угол и сместил пластинку вниз. На экране сначала мелькнули ножки стола, затем прибор выхватил лицо человека, сидевшего в кресле. Затаив дыхание, я смотрел, как я (или он?) беседую с моим (или его?) приятелем, потягивая пиво под бутерброд с лососиной (вот жалость, так и не удалось попробовать), посмеиваюсь (нет уж, дудки: смеется он, накладывая себе еще лососины) над грубоватыми шутками Мамаева.
Петр тронул меня за плечо, показав, что пора уходить. Мы прошли в конец коридора и начали спускаться по лестнице.
– Извините, что торопим вас, – сказал профессор. – Законы природы неумолимы. Давление вакуума повышается. Еще три минуты нашего пребывания здесь, и со стен начнет сыпаться штукатурка.
– Позвольте, – остановился я. – Вы хотите сказать, что я и мой двойник уже находимся на разных мировых линиях?
– С того самого момента, – подтвердил профессор, – как вы очнулись на подоконнике в туалетной, извините, комнате.
– Он, мой двойник… – смешался я, – что-нибудь знает обо мне?
– О вас – ничего. Помнит только то, что командировочные из Москвы курили и разговаривали о птичках.
Мы вышли в вестибюль и направились к проходной.
– Значит, нас уже разделяет не пространство, а интервал? – меня снова бросило в жар. – И его можно вычислять?
– Да, в координатах Минковского, – подтвердил профессор. – С учетом угла между линиями.
– Разве этот угол не постоянен? – я показал вахтеру удостоверение и прошел через турникет. Мои спутники подали в окно свои разовые пропуска. Вохровец тщательно проверил листки бумаги. Только убедившись в наличии всех требуемых подписей и печатей, он отключил блокиратор турникета и разрешил выход гостям.
Сбежав по ступеням, Гарри свернул за угол, где находилась стоянка автомобилей. Мы втроем остались ждать возле служебного выхода.
– Значит, угол может меняться? – продолжил я.
– Еще как может! – заверил профессор. – Это следует из новой теории гравитации. Она предсказала стоячие волны. На основе открытия мы разработали технологию перехода, которая не требует энергии. Ведь волны стоячие! Как говорил Бор, нет ничего практичнее хорошей теории. Как вам машина времени, упрятанная в шляпе? Она работает от карманной батарейки.
– Ничего, – кисло сказал я. – Только укачивает немного.
– Что вы хотите, – развел руками профессор. – Это опытный образец. Возможно, надо поставить нейтринный фильтр. Жаль, мало данных по наработке, коэффициент использования больно невелик. Ведь машина работает всего несколько секунд в сутки.
– А вы оставляйте ее в ждущем режиме, – предложил я. – Тогда машина времени будет работать как шляпа-невидимка. Расход энергии почти тот же, а коэффициент использования получится как у цветного телевизора в новогоднюю ночь.
– Неужели? – задумался Лемех. – Вот видите. Нам не хватало вашего опыта экспериментатора. А вот и Гарри едет в представительском авто.
К крыльцу мягко подкатил блестящий черный лимузин длиной почти в две наших "Волги". Затемненные стекла скрывали внутренности салона. Я невольно обернулся. На втором этаже я заметил человека, задумчиво смотревшего в окно.
– Садитесь скорее! – Гарун показал на задний диван. – Мы не можем задерживаться.
Петр открыл переднюю дверцу и сел рядом с водителем.
– Что, давление вакуума растет? – пошутил я, опускаясь на мягкий диван. Профессор уселся рядом и захлопнул дверцу.
– Нет, – ответил Гарун, толчком посылая вперед рычаг переключения передач. – Здесь стоянка запрещена. Не хочется лишний раз объясняться с вашей охраной.
Желание иронизировать пропало. Я отвернулся к окну. Автомобиль проехал перекресток и повернул на юг. Через несколько минут замелькали новостройки Юго-Запада. Мы проехали под мостом объездной автодороги. Высотные дома остались позади.
Гарун включил радиоприемник, настроенный на местную станцию. Радиоведущий объявил, что концерт авторской песни начинает бард Сергей Санич. В динамиках прозвучал гитарный аккорд, и молодой тенор запел с хрипотцой:
В огороде – васильки,
Синие глазенки.
Я повешусь от тоски
У твоей избенки.
Скажут мне: "Зачем висишь
Меж двумя домами?".
Ну, а ты? Ты все молчишь
Синими глазами.
– Профессор, извините, – начал я. – Кто такой Рекн? Почему он стал таким?
– Норвежец? – нахмурился Лемех. – Они вместе с Эглем начинали проект. Эгль строил станции выхода, Рекн тренировал диверов. Потом выяснилось, что при копировании Рекна Би-эм не вычистил оперативную память. Это были первые опыты, Баг Мэк еще только учился. Получилось наложение двух личностей. Прототипом Рекна был викинг из Норвегии, настоящий пират. Его качества передались Рекну. Норвежец был одним из тех, что имели допуск к "шлему Водана". Так называлась персональная капсула, которую использовали при монтаже платформы. Норвежцы недолюбливали исландцев. Случилось так, что личность викинга победила. Используя шлем в личных интересах, Рекн начал нырять в разные века, устраивая базы для своей команды. Он стремился к богатству и власти. Темные века – вот где было ему раздолье! Здесь он захватывал замки и земли, основывал графства, не останавливаясь перед убийством даже соплеменников.
Когда об этом узнал Совет, Эгль потребовал отстранить Рекна. Тот бежал, похитив шлем Водана. Гунр установил наблюдение через колодец времени. Он выяснил, что записи о Рекне, пирате и путешественнике, встречаются в хрониках двух веков. Сначала Рекн объявился в Биармии девятого века. Эль поручил Кари поймать пирата. Кари собрал отряд и устроил засаду. Викинги был разбиты, но Рекну удалось бежать. Он вернулся на базу в Норвегии, но вскоре покинул землю фьордов. Здесь его следы потерялись. Некоторые сведения указывают на то, что он уплыл в Гренландию. В хронике десятого века снова появляется имя пирата. Сначала Рекн основывает во Франции два графства, которые оставляет своим сыновьям. Затем он вторгается в Англию. В хронике сделана запись, что Рекн убит в стычке случайной стрелой. Если верить, в этот год ему исполнилось сто пятьдесят лет.
Лемех замолчал. В динамиках вновь зазвучал голос барда:
Разрисую самолет
Синими цветами
И уйду в ночной полет,
Не прощаясь с вами.
Буду молча я парить
Между облаками,
Будут звезды мне светить
Синими глазами.
Эй, лей, не жалей,
Мне стакан полней налей.
Лучше выпить и забыть,
Лучше мне совсем не жить.